Алексей Верт - Создатель балагана
Легкий ветерок дельфийских ночей показался ему ледяным. Тело ломило, и в нем словно не осталось ни капли жидкости – вся вышла с потом.
Корпс окинул взглядом комнату и заприметил то, что должен был увидеть еще вчера. Одеяло на кровати имело завязки. Наверняка, чтобы спящий ночью его с себя не сбрасывал. Или чтобы не выпускать теплый воздух, который шел от матраса – неприметный тумблер на боковине кровати был заботливо выкручен в сторону красного, полыхающего огнем человечка. А завязки затянули так, что оставалось гадать, как это мошенник ночью ничего не заметил.
Налицо была попытка убийства, замаскированного под несчастный случай.
В этот момент раздался одновременный рев-визг, и Юлиус Корпс бросился в коридор, пронесся до дверей кухни и замер, оценивая обстановку. Протянутые над полом нити, каждая из которых таила в себе что-нибудь острое и смертоносное, а может быть даже ядовитое. Ловушка простая, но всегда действенная.
Флавия демонстрировала редкую силу духа. Вместо того, чтобы заламывать руки и паниковать, как на ее месте поступила бы среднестатистическая девица, жрица Диониса с перекошенным ртом терла рану на ноге и стреляла глазами по сторонам. При этом она каким-то образом умудрялась балансировать, держась за дверку буфета, и почти подпрыгивала на одной ноге, стоя на мягком диванчике. На мгновение Юлиусу даже показалось, что его появление осталось незамеченным, однако в то же мгновение Флавия проговорила:
– С потолком не получится. По полу я тоже не пройду – профессиональная менада, преисполненная хладнокровия и веры в собственные силы, смогла бы – но я не она.
Мошенник кивнул. А что тут отвечать? Ни убавить, ни прибавить.
– Я уже говорила, что перед лицом смертельной опасности у меня обостряется логическое мышление? И способность к четким формулировкам?
– Сама себя не похвалишь – никто не похвалит, – не сдержался Юлиус. Улыбнулся уголком рта. – Работу логического мышления наблюдаю прямо сейчас, а вот то, что случилось с несчастной сиреной…
– Брось, – Флавия покраснела.
– Именно. Даже после того, как мы ее сбросили с плота, труп все еще продолжал стоять перед глазами. Так что ты справишься и сейчас, точно знаю.
Жрица картинно сложила руки на груди и лучезарно улыбнулась:
– Я даже не успела сказать, зачем позвала тебя. А ты уже все понял.
– Хм… Если честно….
– Поддержка. Знаешь, как много значат какие-нибудь три слова «Флавия, ты сможешь»? Гляди, что я придумала.
Если не можешь использовать пол или потолок, остаются стены. Неважно, что люди не умеют ползать, как мухи – выдвинутые ящики столов и выступы отменно справляются с человеческим весом. Благо, на кухне их полно!
Флавия двинулась к выходу из ловушки без изящества. Рывками, тяжело перекидывая тело с одного выступа на другой, шипя от боли в ноге. Выдвинутые ящики стонали под ее весом.
– Ну вот, я наступила в корицу, – жрица громко фыркнула и незамедлительно продемонстрировала мошеннику коричневую подошву. Удивительно, но даже в свете смертельной опасности женское кокетство нашло повод для проявления. Мошенник начал в чем-то понимать Гермеса.
Тут же из соседней комнаты донесся горестный вопль, взятый в новой тональности.
– Иди-иди, – Флавия махнула рукой на Юлиуса. – Вон, Гераклид уже иззвался..
«Не девочка, а подарок», – подумал Корпс.
Теперь надо было идти и спасать Гераклида. Поверить в то, что Аквус подобно жрице внезапно преобразится и вытащит себя из неприятностей самостоятельно, было решительно невозможно.
Добежав до комнаты Гераклида, Юлиус распахнул дверь, сделал шаг вперед и обомлел. Даже на всякий случай ущипнул себя за щеку.
Ничего не изменилось.
Гераклид Аквус, толстяк, растяпа и заочный победитель в соревновании «неудачник года» походил сейчас на героя, как никогда до этого.
Он стоял перед «морозильным ларем», выставив перед собой правую руку. Ноги скульптора находились на ширине плеч и были слегка согнуты в коленях. Ларь стрелял в толстяка острыми льдинами, одна за другой.
Едва из разверзнутой ледяной пасти вылетел снаряд, как правая рука скульптора подалась назад, прижимаясь к телу, а левая встречным ударом разбила ледышку. Тотчас же Гераклид издал тот самый рев, который Юлиус слышал до этого. Затем вместо льдинки вылетел снежной ком, но тут уже левая рука вернулась на исходную, а правая встретила снаряд в полете. Пар шел от разгоряченного тела Гераклида. Возможно, лед начинал таять, еще даже не долетая до художника..
Правда, во всем этом зрелище было нечто, доводящее его до комичности, как, собственно, и в большинстве действий скульптора.
– Льдинки разбивает, – проворчал мошенник. – А выйти через незапертую дверь, мы, стало быть, не догадались.
Заслышав голос Корпс, Гераклид тут же развернулся с сияющей улыбкой и высохшими дорожками соли на лице. Не то слезы, не то пот.
– Юлиус! Ты пришел, чтобы меня спасти! – завопил Аквус и тут же получил снежным шаром в затылок.
Морозильный ларь не дремал, и ему не было дела до проявлений людской сентиментальности. Более того, он ухитрился задеть льдинкой висок Юлиуса.
Этого мошенник терпеть уже не стал.
Резко упав на колени, он бросил нож, который все еще сжимал в руке. Клинок перевернулся несколько раз в воздухе, ударился об тумблер на морозильном ларе и тотчас же противный гул, идущий от механического чудовища, исчез. Внутри машины погас свет и в комнате стало тихо. За исключением сопения и всхлипываний Гераклида:
– Болит. Сильно.
– Нечего было руки под что попало подставлять, дружок – отозвался мошенник, вставая.
– Да не рука болит. Я, когда падал, коленкой ударился.
«Мда, – подумал Юлиус, – вот и нашлось слабое место. Гераклидова коленка – аналог ахиллесовой пяты. Зачем мне оно только – ума не приложу».
По самолюбию Юлиуса был нанесен очередной удар. Сначала появляется бог, и оказывается, что все проблемы имеют решения, а случайности не случайны. А теперь еще выяснилось, что его спутники способны постоять за себя. Правда, для полноты успеха одному не хватает ума, а второй – уверенности.
– Вы там как, живые? – послышался голос Флавии. – Я вот – почти.
– Мы тоже почти, – ответил Гераклид. – Юлиус – совсем живой, а я почти.
«А где же Леонид? – всплыл вдруг вопрос в голове мошенника. – Что стало с ним? Мы тут такой шум подняли, что он давно уже должен был выйти и посмотреть, что произошло».
Кажется, хоть кого-то все же требовалось спасать.
– Приводите себя в порядок – и за мной, – пробормотал Юлиус, прикидывая, где бы разжиться тяжелым ломом. Ну, или, на худой конец, куском трубы или просто крепкой палкой.
Флавия скривилась и, наклонившись, пощупала щиколотку – та уже успела покраснеть и распухнуть вокруг раны. Судя по отверстиям, это была вилка. Либо миниатюрный трезубец.
– Ты уверен, что нам всем стоит идти куда-то сию секунду? У меня дырка в ноге, а у Гераклида кулаки такие, будто он все утро засовывал их в рот к прожорливым гарпиям. Может, мы подождем тебя здесь и не будем мешать?..
– Ну уж нет, мы не будем разделяться. Пойдем медленно и осторожно! – Юлиус для подтверждения своих слов стукнул кулаком по дверному косяку и в тот же момент разрешил в уме вопрос об оружии.
Длинная отполированная деревяшка была наполовину оторвана от стены – держалась на нескольких погнутых гвоздях. Внизу на ней виднелись вмятины и облезший лак. Это наводило на мысли о том, что «морозильный ларь» не влетел в комнату, где ночевал Гераклид, и не материализовался там по мановению руки какого-нибудь мстительного Гефеста, а проник через дверь. Причем через слишком узкую для себя дверь.
– А может, все-таки…
– Вы что, книг совсем не читали? Или газетную хронику о преступлениях? – тут Юлиус взглянул в недоумевающие лица собеседников, махнул рукой и начал выламывать дверной косяк. – В общем, поверьте на слово, друзья мои. Стоит нам разделиться, как повторится та же истории. Поймают по одному и перебьют, как слепых котят.
– Котят…
– Или щенков! Или барашков! – мошенник с третьего раза отодрал деревяшку и провел ладонью по лицу. Потом рассеянно осмотрел руку. Пот, кровь и грязь. И это после первой за несколько месяцев ночевки на твердой земле в приличном доме! – Так что давайте не тратить время на рассуждения, а сразу придем к главному выводу —я тут главный, я всех спасу, слушайтесь меня, и все будет прекрасно.
После всех потрясений, связанных с осознанием собственной ненужности, Юлиусу срочно требовалось признание.
– Слушаюсь, – промурлыкала Флавия.
– А что это вдруг я должен слу… – опьяненный собственными успехами Гераклид хотел было поспорить с тем, кто тут является всеобщим спасителем и героем, но его прервал громкий стон со второго этажа.
