Анна Мистунина - Искупление
– Ты думаешь, я лгу? – прошептала Кати. – Думаешь, я безумна?
– Но отец? – спросил Кар. – Он должен понять… должен помочь! Это уже не наша война, Кати, это война всех людей!
– Я говорила с ним вчера ночью. Он не переменит решения.
– Даже теперь?
– Я предупреждала тебя, что он потерял рассудок. Норн отказался меня слушать. Лэйн рад бы остановиться, но не видит никакой возможности с этим совладать. Может быть – он не сказал этого, но я надеюсь, – он перейдет на твою сторону, когда увидит, что ты одерживаешь верх. Не раньше.
– На твою сторону, Кати. Если… Если все так, если мы увидим завтра, что другого выхода нет, ты возьмешь мою кровь и остановишь их. Так будет правильно.
– Нет, не будет. Ты все еще ничего не понял.
– Почему? Ты Сильная. Я, по твоим словам, тоже. Значит, моя кровь сгодится не хуже твоей. О чем еще…
– Я не смогу этого сделать, – перебила Кати. – Не из-за Силы, Силы мне хватит. Разве ты не понимаешь? Я могу пожертвовать собой, не другими. Завтра придется убивать не только существ, маги не сдадутся без боя. Неужели ты думаешь, что я смогу убить свою дочь, пусть мы с ней и не разговаривали много лет? Своего внука? Своих друзей? Тех, с кем жила бок о бок три столетия? И ты – тебя я тоже не смогу убить, Карий, даже руками жрецов. Просто не смогу!
– А я тебя, по-твоему – смогу?!
– Сможешь. Ты и сам это знаешь.
Свеча зачадила и погасла, как будто кто-то невидимый задул ее. В темноте перед глазами повисло светлое пятно, хранящее форму лица Сильной.
– Нет, – прошептал Кар. – Зачем так, Кати? Почему? Ты сама говорила – ты не знаешь преданности. Ты с самого начала видела такой конец, и тебе было все равно. Что изменилось теперь, зачем тебе умирать? Знаю, ты поклялась отомстить за Зиту, но не так, нет! Поверь мне – месть не стоит этого!
В полной темноте Кар почувствовал ее улыбку. Почувствовал – и содрогнулся.
– Глупый мальчишка, ты действительно ничего не понял. Зита… Когда я стояла над ее мертвым телом, я знала, что если приду к вам, то полюблю императора и сделаю это ради него, что умру, чтобы дать тебе Абсолютную Силу. Не ради мести. Ради любви. Месть лишь заставила меня решиться, остальное…
– Но как же Эриан, Кати? Об этом ты подумала?!
– Я думаю о нем, только о нем. У него останется его Империя, и… и когда-нибудь он простит нас обоих.
– Кати, – Кар больше не шептал, он хрипел. Темная трясина засасывала его, не выбраться, не продохнуть. – Абсолютная Сила… моя кровь… это дало бы тебе многие годы жизни… с Эрианом. А я… я с радостью умер бы за вас, клянусь. Прошу тебя, Кати, ты не можешь умереть! Я… Эриан любит тебя, а ты его. Пожалуйста, Кати…
– Не могу, я же тебе сказала.
– Тогда… Будет сражение. Будет много крови. Будь все проклято, Кати, да мы сможем купаться в ней! Мы возьмем сколько нужно – и справимся, вместе. Далась тебе эта Абсолютная Сила!
– Вспомни, что я тебе показала. Какая еще Сила способна уничтожить миллионы существ разом?
– Должен быть другой путь! Кати, не может быть, чтобы его не было!
Он плакал и знал, что значат его слезы. Бессилие. Поражение. Обреченность. Но хватался, все еще хватался за надежду. Не утопающий – утонувший, но еще не верящий в конец.
Кати ответила голосом пустым и бесцветным, как сама смерть:
– Есть. Я видела этот другой путь и теперь его вижу. Я могу пойти сейчас к императору. Рассказать ему все. Позволить себя отговорить. Провести с ним эту ночь, любить его и к утру забыть обо всем, усадить его на Мору, улететь – в горы, в пустыню, не важно, лишь бы существа не скоро туда добрались. Я вижу…
– Так сделай это, Кати! Спаси его и себя!
– Ты не дослушал, – прервала Сильная. – Я вижу, что будет дальше. Вы погибнете – все. Немного времени спустя существа уничтожат людей в нашем мире. Мы останемся вдвоем, император без Империи, полубезумный от пережитого, и я, Сильная без Силы, без жизни. Я буду стареть у него на руках, он будет умолять меня принять кровь – его кровь, другой у нас не будет… Не обрекай нас на это, Карий.
Тишина длилась и длилась, бесконечная, как смертный хрип. Тишина и темнота – кроме них в мире не осталось ничего.
– Мы договорились? – спросила этой тишине Кати. – Или будешь еще спорить?
– Нет, – беззвучно, одними губами прошептал Кар. – Нет, нет!
– Ты пожертвовал уже мною однажды. По сути, ты жертвовал мною каждый день все эти восемь лет. Я лишь прошу сделать это еще раз, ради меня, ради императора, ради обоих наших народов. Не такая уж это высокая цена.
«Нет, нет!»
– Решайся, Карий. Я устала ждать.
«Нет!»
– Я худший из всех людей на свете, Кати. Но даже я не смогу убить тебя.
– Тебе и не придется, все сделают жрецы, это их работа – убивать магов. Только не упусти Силу. Помни – она нужна тебе вся.
– Кати… Я буду говорить завтра с отцом, с другими Сильными. Я предложу им Долину, предложу любые уступки, вплоть до половины Империи… Эриан не утвердит, но мы разберемся с этим позже. Отец хочет моей смерти – отлично, я отдамся в его руки, как только все закончится. Лишь бы они помогли нам. И мы будем драться, драться, не считаясь с потерями. Мы сделаем все, что сможем, и только если… если не останется выбора, тогда я соглашусь. Но до последнего буду простить тебя передумать и поменяться со мной местами.
– Договорились. Я буду ждать твоего решения. Но все должно быть готово.
– Кати… Я не хочу!
– Знаю, – сказала она и шагнула ближе. – Ты можешь сделать для меня еще одно. Это не касается ни императора, ни твоей маленькой дикарки, только нас двоих. Я не буду настаивать…
– Разве это не должен быть Эриан?
– Я говорила тебе, к чему это приведет. Но я могу уйти.
– Нет, – прошептал Кар, протягивая руки, обнимая ее, прижимаясь к ее щеке своей, мокрой от слез. – Не уходи. Я должен был сделать это еще в Долине, я был слепцом, Кати, нет – идиотом. Прости меня, прости…
Кати простила – руками, губами. Кар увлек ее на кровать, помог снять одежду. Его собственная одежда полетела на пол, Кар и не заметил, как оказался без нее. Мгновения растянулись на годы, на столетия. Безумие, преступление, священнодействие…
Но не одна Кати избрала эту ночь для решающего разговора. Может быть, поставленный ею магический колпак ослаб, может быть, та, что стояла перед палаткой, не решаясь войти, и впрямь обладала Силой – но только Кар почувствовал неумелое, ищущее прикосновение магии. Почувствовал страх и упрямую решимость той, у входа, но закрыться не успел. Ее боль ударила Кара, когда Тагрия поняла, чем он занят и, через мгновение – с кем. С улицы долетел тонкий вскрик. И топот убегающих ног. И – тишина.
– Что ты будешь делать? – спросила Кати.
– Ничего, – ответил Кар, снова принимаясь ее ласкать. – Не думай об этом, забудь. Обо всем забудь, Кати…
Он целовал ее губы и глаза, он был нежным и настойчивым, он отзывался на сокровенные желания ее тела. Он пытался, снова и снова, ласками заглушить их общую печаль и горечь неслучившегося. Пытался, хоть и знал, что не сможет, отодвинуть проклятое утро. Стон наслаждения походил на рыдание – или рыдание было стоном наслаждения. Задыхаясь, оба упали на постель, но через минуту уже снова бросились друг другу в объятия.
– Поклянись, – прошептала Кати.
– В чем?
– Клянись, что не будешь пытаться меня воскресить.
– Кати, нет! Не требуй этого!
– Поклянись. Это было бы только хуже для меня и для императора.
– Ты знаешь, – горько прошептал Кар, – что нельзя поднять полностью обескровленное тело. Так зачем мне клясться?
– Ты станешь почти всемогущ. Поэтому – клянись.
– Клянусь… чем, если в мире не осталось святого, что я не попрал бы?! Я выполню твою волю, Кати. Если ты не передумаешь… если мы не найдем другого выхода.
– Спасибо, – шепнула Кати ему в ухо. – А теперь люби меня еще, если можешь.
И Кар любил ее в тишине и темноте, что стали теперь единственной реальностью. Безумие, преступление, священнодействие…
Кати ушла перед рассветом, незаметная для чужих глаз под легкой вуалью заклятия. Кар оделся и долго сидел над остывшим котелком, глядя в пустоту, без мыслей, без чувств, без ожиданий. Прошедшая ночь отделила его от мира так же явно, как сделала бы смерть. Когда затрубили побудку и пришел Зарамик, Кар молча встал и вышел навстречу мертвому дню. Сумей кто-нибудь заглянуть ему в душу, там не отыскалось бы и капли жизни.
Звероподобные появлялись всю ночь и утро – по одному, по два, они умирали от стрел на дальнем берегу или, переплыв под покровом ночи реку, находили свою смерть в нескольких шагах от желанной добычи. Одной-единственной твари удалось добраться до людей. Она разорвала на части солдата и ранила еще двоих, прежде, чем сама погибла под ударами мечей.
Один убитый против полутора десятков мертвых тварей. Не требовалось умения считать, чтобы признать соотношение отличным. По всему выходило, что пришельцы не так уж и опасны, и настроение в преддверии битвы царило приподнятое. Боевой задор витал над застывшими в ожидании войсками, дрожал в солнечном мареве, трепал яркие полотнища знамен. Близился полдень, а врагов все не было. Со своего места на вершине холма, за растянутой наподобие ширм палаточной тканью, Кар видел блеск шлемов и панцирей пехотинцев, взведенные арбалеты в руках стрелков, всполохи сутан воинов храма, обязанных быть в первых рядах всегда, если в арсенале врага – колдовство. Кар видел серое плетение бегущей воды, холмы на дальнем берегу и черные точки вороних стай на безмятежно-ярком небе. Повернув голову, он мог увидеть растянутую по холмам конницу: в полном боевом облачении – имперские рыцари, беззащитно-легкие в обычном своем презрении к смерти – аггары. Кар вглядывался в тех и других, ища знакомых, прощаясь на случай, если судьба не приведет увидеть их снова; он поглядывал на соседнюю вершину, где знамя реяло над головой императора, и боевой шлем сверкал на солнце нестерпимой уверенностью, а вокруг, неотступные, как хищные птицы, маячили жрецы.
