Джордж Мартин - Игра престолов. Часть I
Мальчиком он назвал ее уже в третий раз.
– Я девочка, – возразила Арья.
– Мальчик, девочка, – отвечал Сирио Форель. – Ты – меч, вот и все. – Он пристукнул зубами. – Именно так, это и есть хватка. В твоих руках не боевой топор, ты держишь…
– …Иглу, – докончила за него Арья свирепым голосом.
– Именно так. А теперь мы начнем танец. Помни, дитя, мы учимся не железной пляске Вестероса, пляске рыцаря, рубящего и молотящего. Нет. Это танец брави, танец воды, быстрый и внезапный. Все люди созданы из воды, ты это знаешь? Так что, когда ты пронзаешь их, вода вытекает и они умирают. – Он шагнул назад, занося свой собственный деревянный клинок. – А теперь постарайся ударить меня.
Арья попыталась нанести ему удар. И пыталась сделать это четыре часа, пока каждая мышца в ее теле не заболела. А Сирио Форель пристукивал зубами и говорил ей, что делать.
На следующий день началась уже настоящая работа.
Дэйнерис
– Дотракийское море, – сказал сир Джорах Мормонт, осаживая рядом с ней коня на верхушке гребня.
У их ног открывался необъятный простор, уходивший к далекому горизонту и исчезавший за ним.
«Действительно море», – подумала Дэни. Здесь не было ни домов, ни гор, ни деревьев, ни городов, ни дорог… лишь бесконечные травы, высокие, в рост человека, колыхавшиеся волнами под ветром.
– Здесь столько зелени, – сказала она.
– Это сейчас, – согласился сир Джорах. – Но видели бы вы эти края, когда степь цветет и темно-красные цветы морем крови заливают ее от горизонта до горизонта. Но настает сухая пора, и мир этот обретает цвет старой бронзы. А это всего лишь хранна, дитя. Здесь существуют сотни разновидностей трав: со стеблями желтыми, как лимон, и темными, как индиго, синие травы, оранжевые травы, травы переливающиеся. Говорят, что в Краю Теней за Ашаем растут океаны призрак-травы; стебли ее бледны, как молочное стекло, и поднимаются выше головы сидящего на коне всадника. Трава эта убивает все остальные и в темноте светится отблеском пламени, сжигающего погибшие души. Дотракийцы утверждают, что однажды призрак-трава покроет весь мир, и тогда вся жизнь закончится.
Мысль эта заставила Дэни поежиться.
– Я не хочу говорить об этом сейчас, – сказала она. – Здесь так прекрасно, что я не желаю думать о смерти.
– Как вам угодно, кхалиси, – отвечал сир Джорах с почтением.
Она услыхала звук голосов и повернулась навстречу им. Они с Мормонтом обогнали отряд, который только сейчас поднялся следом за ними на гребень. Служанка Ирри и молодые лучники ее кхаса скакали с непринужденностью кентавров, но Визерис все еще боролся с короткими стременами и плоским седлом. В степи брат казался жалким. Ему и не нужно было находиться здесь. Магистр Иллирио предлагал ему подождать в Пентосе, предлагал свой гостеприимный дом, но Визерис не согласился. Он решил оставаться с Дрого, пока долг не будет уплачен, пока тот не поможет ему получить обещанную корону.
– Ну а если он попытается надуть меня, то пусть остережется – узнает тогда, что значит будить дракона, – бахвалился Визерис, положив руку на чужой меч. Иллирио, поморгав, пожелал ему удачи.
Дэни поняла, что она не желает сейчас слушать жалобы своего брата. День был слишком великолепен для этого. В просторной голубизне высоко над ними кружил охотничий сокол. Море травы колыхалось под вздохами ветра, теплый воздух гладил ее лицо, и Дэни чувствовала покой. Не хватало еще, чтобы Визерис испортил ей настроение.
– Подождите здесь, – сказала Дэни сиру Джораху. – Пусть все они тоже остановятся. Скажите, что я приказываю.
Рыцарь улыбнулся. Сира Джораха нельзя было отнести к симпатичным людям. Бычьи плечи и шея его заросли жесткими волосами, которые покрывали руки и грудь настолько густо, что для макушки ничего уже не осталось. Но улыбка его всегда подбадривала Дэни.
– Вы быстро научились говорить так, как подобает королеве, Дэйнерис.
– Я не королева, – заметила Дэни, – а кхалиси. – Она послала кобылу вперед – галопом и в одиночестве.
Склон оказался крутым и каменистым, но Дэни скакала бесстрашно, и радость, сливаясь с опасностью, пела в ее сердце. Всю жизнь Визерис твердил ей, что она принцесса, но Дэйнерис Таргариен никогда не ощущала себя таковой, пока не села на свою серебристую лошадь.
Поначалу ей было нелегко. Кхаласар свернул лагерь наутро после их брака и направился на восток к Ваэс Дотрак, и уже на третий день Дэни решила, что умирает. Седло натерло на ее заду жуткие кровавые мозоли. Бедра были стерты, руки пузырились от поводьев, мышцы спины и ног ныли так, что она едва могла сидеть. Когда наступал вечер, служанкам приходилось помогать ей спуститься с седла.
Даже ночи не приносили облегчения. Кхал Дрого не обращал на нее внимания в пути, как не смотрел он на нее во время свадьбы; вечера он проводил за вином в обществе воинов и кровных всадников, скакал на отборных конях, смотрел, как пляшут женщины и умирают мужчины. Дэни не было места в этой части его жизни. Ей приходилось ужинать в одиночестве или с сиром Джорахом и со своим братом; после, выплакавшись, она засыпала, и каждую ночь, уже перед рассветом, Дрого приходил в ее шатер, будил во тьме и безжалостно, словно жеребец, поднимался на нее. Он всегда брал ее сзади; таков дотракийский обычай. Дэни была благодарна ему: муж не видел слез, увлажнявших ее лицо, и она могла уткнуться в подушку, чтобы не вскрикнуть от боли. Покончив с делом, Дрого закрывал глаза и тихо похрапывал засыпая. А Дэни лежала рядом, и тело ее ныло, не позволяя уснуть.
День следовал за днем, ночь сменялась ночью, наконец Дэни поняла, что больше не выдержит ни мгновения. Придется убить себя, но дальше она не поедет, решила Дэни однажды ночью…
Но когда она уснула в ту ночь, то опять увидела дракона. На этот раз обошлось без Визериса. Во сне была только она одна и дракон в черной как ночь чешуе, мокрой и скользкой от крови. От ее собственной крови, ощутила Дэни. Глаза дракона казались лужицами расплавленной магмы, а когда он открыл свою пасть, из нее горячей струей ударило жаркое пламя. Она слышала, как дракон поет ей. Дэни развела руки, обнимая огонь, предалась ему, позволив охватить ее целиком, очистить и закалить, залечить раны. Она ощущала, как горит и обугливается, как осыпается угольками ее плоть, чувствовала, как кипит, превращаясь в пар, кровь, но боли не было. Она ощутила незнакомую силу и ярость.
На следующий день, как ни странно, тело ее болело не так уж сильно. Словно бы боги услышали ее и пожалели. Служанки заметили перемену.
– Кхалиси, – спросила Чхики, – что случилось? Вы больны?
– Я была больна, – отвечала она, наклоняясь над драконьими яйцами, которые Иллирио подарил ей в день свадьбы. Дэни прикоснулась к одному из них, самому большому, и ласково погладила скорлупу. «Черно-алое, – подумала она, – как дракон в моем сне». Камень показался ей странно теплым под пальцами… или она еще дремлет? Дэни с опаской отдернула руку.
Начиная с того часа каждый день давался легче предыдущего.
Ноги сделались сильнее, пузыри прорвались, а на руках появились мозоли, мягкая кожа бедер окрепла.
Кхал велел, чтобы служанка Ирри научила Дэни ездить верхом на дотракийский манер, но на деле учительницей ее была молодая кобыла. Лошадь, казалось, понимала ее настроение, словно бы сливаясь с Дэни в единое существо. С каждым днем Дэни чувствовала себя все увереннее в седле. Дотракийцы – жесткий и не сентиментальный народ, и не в их обычаях давать имена животным. Поэтому Дэни тайно называла свою лошадь Серебрянкой. И любила ее, как никого в своей жизни.
Когда верховая езда перестала быть для нее испытанием, Дэни начала замечать красоту этого края. Она ехала во главе кхаласара вместе с Дрого и его кровными всадниками и потому всегда видела землю свежей и невытоптанной. Это позади нее огромная орда терзала копытами землю, мутила реки и поднимала облака удушающей пыли, но поля впереди них всегда были зелены и ярки.
Они миновали плавные холмы Норвоса, террасные поля и небольшие деревеньки, жители которых тревожно следили за ними с белых оштукатуренных стен. Потом они переправились через три широкие спокойные реки; четвертая же, узкая, оказалась коварной и быстрой, заночевали возле высокого синего водопада, обогнули руины огромного древнего города, где, как утверждали, между почерневших мраморных колонн до сих пор стонали призраки. Они ехали по тысячелетним валирийским дорогам, прямым, как дотракийская стрела. Половину месяца они проезжали через Квохорский лес, ветви которого золотым пологом сходятся высоко над головой, а стволы деревьев никак не тоньше крепостных башен. В лесу обитали огромные лоси, пятнистые тигры и лемуры с серебристым мехом и огромными пурпурными глазами. Но все звери бежали от кхаласара, и Дэни не могла их заметить.
