Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь
– Он… уйдет?
– Рано или поздно.
– А я?.. Мне ждать?
– Не сто́ит… Беги спать.
Быстрый кивок, легкий топоток по лестнице. Славная девчушка, может, даже и не Лиза…
– Не судите строго это дитя. – Валме с удовольствием отхлебнул из чашки. – Если б не она, я бы вас просто проспал. Итак?
Призрачный палец немедленно ткнул первую букву. Потом следующую.
– М. О.И. В.А. З.Ы. В.Б. Е.Д.Е… – Начало было ожидаемым, а он спросонья всполошился, вот и наказал сам себя. Чернила не кровь и не соус, пока еще ототрешь…
– П. Р.О. М.Е. Д.Л. Е.Н. И.Е. С.М. Е.Р. Т.И. П.О. Д.О. Б.Н.О.
– Понимаю ваши опасения. – А вот с сахаром «Нелиза» перестаралась. – Но что именно произошло?
– П. О.Д. Л.Ы. Е.Е. Р.Е. Т.И. К.И. В.С. Ё.Ж. Г. У. Т.
2
Ночь, как известно, темней всего перед рассветом. Левий не преминул бы обыграть сию очевидность, сведя беседу к возрождению в Талиге правильного эсператизма, но где носило кардинала, знал разве что святой Адриан, а Пьетро ограничивался краткими советами – надо отдать ему справедливость, толковыми. Без взятого по настоянию… ладно, пусть будет агнца, плаща Арлетта окоченела бы от навалившегося за городом холода.
Выбравшись на пустой тракт, три человека и две лошадки будто провалились в стылое нигде. Кони бежали, колеса вертелись, по сторонам вставали и пропадали то высокие, то приземистые тени, из низин выползали белесые туманные языки, их сменяли резные стены рощ и перелесков, над которыми цвели созвездия. Что это всего-навсего дорога, графине не верилось, особенно когда исчезло глядящее в спину зарево. Женщина полуспала-полубредила, кутаясь в плащ и пытаясь унять достойный лихорадки озноб.
Арлетта помнила, что они бегут из Олларии, Марианна умерла, а город горит, и при этом трясла мэтра Капотту, шла со свечой вслед за призрачным аббатом, шнуровала платье Марианне, та оглядывалась, становясь Алисой, совсем юной и напуганной. Путаясь в траурных юбках, королева убегала от черного Диомида длинными дворцовыми коридорами, открывала дверь в будуар Катарины и оказывалась в «лебединой» рамке, которую с двух сторон поджигали Левий и Сильвестр. Это не удивляло, ведь эсператисты и олларианцы заключили перемирие.
Розовые лебеди горели, не забывая гордо выгибать шеи и терзать клювами убитых Пьетро оборванцев. Зрелище было омерзительным, но неотвязным. Арлетта задрала голову, пытаясь сосредоточиться на ночных небесах. Летние Молнии… Время падать звездам, но сегодня они осыпаться не желали.
– Пьетро, – спросила графиня, – вы не можете погасить лебедей?
– Нет, сударыня, – спокойно откликнулся монах. – Потерпите еще немного, мы почти на месте.
– Хотелось бы верить. – Зубы так и норовили выбить нечто кэналлийское. – Понимаете, я брежу.
– Усталость, волнение и настойка, которую я вам дал. Вместе они могут вызвать видения.
– Они вызвали, и препротивные.
– Вы дурно провели последние часы, это не могло не сказаться.
Вот что церковники умеют, так это подбирать слова! Дурно провести время можно в гостях у каких-нибудь Гогенлоэ, но в охваченном бунтом городе…
– Спасибо, вы меня очень утешили.
– Такова моя стезя. Сударыня, вы решили, что скажете коменданту Лаик?
– Про Олларию – правду, про вашу стезю и Джаниса – то, что вы сочтете утешительным.
– Обо мне лучше правду или же ничего. Джанис – бывший моряк, волею судеб оказался в столице. Нас свел случай, новый знакомый оказался полезен.
– И это тоже правда! – невольно восхитилась Арлетта. – Мы в самом деле скоро доедем?
– Видите Всадницу? Копыто ушло за деревья, это парк Лаик. Вы сможете удержать лошадь? Я переберусь через ограду и открою ворота. Не стоит будить караульных до… утешения Сэц-Пуэна.
Пьетро помнил дорогу и имя одноглазого коменданта, был лекарем, монахом и убийцей. Как же ей повезло с ангелом-хранителем и с тем, что объясняться с Ро не сейчас… Бедная Марианна, так любить и не дождаться!
Графиня Савиньяк ждала, сжимая вожжи и вспоминая ставший могилой церковный тайник. Рядом вздыхала лошадь Джаниса; «Тень», как и положено тени, безмолвствовал. Его «подданные» перемерли, будто мухи, а он уцелел. Почему?
Темнота негромко стукнула, затем заскрипела. Стражники и не подумали вылезать из караулки, а собака если и была, то у самого дома. Возникший из ночи Пьетро взял лошадь под уздцы и повел по узкому, но крепкому мостику к воротам. В прошлый раз здесь было болото и гнилье, но Сэц-Пуэн не бездельничал.
– Этот мост не поднять, – разлепил губы Джанис, – и стена мне не нравится… Любой увалень переберется.
– Не беда, – с непонятной уверенностью откликнулась Арлетта. – Сюда они не пойдут.
Спутники промолчали, зато издали раздался полусонный лай. Собака в Лаик все же имелась, но, главное, здесь имелись кровати. И тишина, потому что скрип ворот и миролюбивое гавканье есть тишина, покой и блаженство.
3
Марселя никто не будил, он сам решил подняться с петухами и поднялся. Просыпаться до света было отвратительно, но иные новости бодрят не хуже Герарда, к тому же по ошибке приволокшего кипяток. От жалости к себе, встающему, Валме выругался, соединив в проникновенной тираде адуанскую грубость, бакранскую естественность и гайифскую куртуазность. Итоговый муже-козло-павлин был великолепен и невостребован, ибо виконт почивал в гордом одиночестве. Умненькую Нелизу он выставил сам, а выплакавшийся Валтазар расточился, сжав руки столь молитвенно, что Марсель ощутил себя кем-то вроде Создателя.
Чувство было не из приятных, к тому же призрак толком ничего рассказать не смог. Валме только что в узел не завязывался, изобретая вопросы, но покойный мздоимец был туп и ограничен в передвижении своими горшками, горшкам же угрожали какие-то еретики, вломившиеся аж в Ноху.
Марсель переспрашивал и так, и эдак, но Валтазар был тверд – вазы вернулись в резиденцию кардинала, а там бесчинствуют ужасные злодеи, которым никто не противостоит. Это пахло либо ссорой Левия с властями, читай с Эпинэ, либо общей заварухой. В первое Марсель не верил, второе ему очень не нравилось, а значит, согласно родовому девизу, подлежало искоренению. Виконт в последний раз потянулся и принялся стремительно одеваться. Спустя несколько минут из спальни вышел – нет, не наследник Валмонов, но офицер для особых поручений при сиганувшем в дыру регенте Талига, и офицер сей волей оного регента отменял решение Проэмперадора Юга.
Папенька настаивал и настоял на путешествии к Лионелю, дабы, вступив с ним в сговор, дать шенкелей старику Рудольфу. Марсель уступил, хоть и с неохотой, – душа рвалась в Сагранну к раскручивавшейся без присмотра интриге, но явился Валтазар, и юг с севером были равно посланы к кошкам. Рокэ не зря понаставил вдоль Кольца кордонов и застав, и кордоны эти требовалось немедленно оповестить, потому что дело в Олларии было худо и в смысле человеческом, обычном, и в смысле дряни, от которой шарахаются даже выходцы. Правда, покойный ворюга никакой скверны не заметил, а Зою за глаза обозвал еретичкой и прелюбодейкой, но выходцы выглядели убедительней, Алву они, во всяком случае, убедили.
– Это было нечестно, – пробормотал виконт, – удалиться в дыру; это ложь, что прелестно вставать поутру…
Внизу у стойки сонный трактирщик перетирал стаканы, за окошком нежненько розовело. Нелиза не показывалась, и Марселю стало слегка жаль – славная девочка чем-то напоминала принцессу Елену, другое дело, что та при виде Валтазара не завизжала бы, а сдержанно разбудила супруга, потому что делить ложе с посторонним кавалером для урготской ласточки немыслимо. Рокэ хотел, чтобы он занялся Еленой, а Франческа хотела белокурого военного, вкупе два этих обстоятельства не оставляли выхода. Уезжая от батюшки, Валме написал принцессе огромное письмо, которое через четыре дня должно оказаться в Урготелле. Сам Марсель в это время собирался миновать Корбьер, но когда он в последний раз оказывался там, где собирался?
– Шадди, – велел виконт потрясенному хозяину, – и дюжину ведер холодной воды. По одному на каждого из сопровождающих меня бездельников. Мы едем сразу после завтрака, а завтракаем мы немедленно.
– Сейчас, сударь! – Трактирщик отбросил полотенце. – А с собой? В дорожку покушать? У меня есть…
– Упакуй, – с ходу одобрил Валме, успевший вечером оценить и кухню, и винный погреб, – только быстро. Ждать не буду.
Окрыленный хозяин вылетел за дверь, можно было вернуться к себе и в ожидании процессии с подносами отписать отцу, но виконт предпочел плюхнуться на скамью. Он был отнюдь не уверен в собственной убедительности и, хуже того, в собственной правоте. За окном не шумел серый ливень, за спиной не сопел Герард, и все равно происходящее так и норовило напомнить осенние скачки за кошачьим хвостом. То есть за удравшим Алвой…
Батюшка принял известие о надорской дыре с раздражением и велел помалкивать; с этим Марсель не спорил, но за обсуждением будущего павлиньего рагу и промахов последнего уцелевшего регента они как-то выпустили из виду недавние странности. Камни уже остановились, морисков и дриксов еще только предстояло выставить, это казалось самым важным, но в Нохе не водилось ни гусей, ни павлинов…
