Олег Фомин - Льдом и мечом
Милита уже летит в прыжке на Эгорда, израненное серое тело выгибается, лук перехвачен обеими руками, занесен для удара, воин-маг не успевает блокировать…
Немертвая зависает в воздухе.
Позади нее Удараг, сжимает по рукам и ногам щупальцами. Из Милиты валит черная дымная сущность, лук падает, но тело яростно дергается, как муха в паутине, огромный сильный саффл держит с трудом.
Скелетов до жути много, раскапываются, лезут и лезут, твердый вроде бы камень разрыхляется в блестящее зерно. Безоружные и хрупкие, упрямо побеждают числом. Каждого великана облепляют по десять костяных каркасов, жертвы похожи на гигантские шары белых веток.
Эгорд зажимает меч крепче, но тот все равно дрожит. На расстоянии удара качается в диких попытках освободиться Милита.
«Бей, друг!» — врывается в голову мысль Ударага.
Воин-маг колеблется, понимает, что надо, но… между ним и взбешенной нежитью пылает воспоминание: девушка в платье, с ромашковым веночком, плывет в высокой траве, улыбка милая, щемящая… Младшая сестренка… Где же ты?
Эгорд не может решиться…
«Друг, ты должен! Она уже не та, кого ты вспоми…» — мысль обрывается.
Нежить ухитряется извернуться лицом к Ударагу, пасть голодно раскрывается.
Кожа саффла мгновенно теряет влажный блеск, трескается от глубоких морщин, плоть худеет. Милита с ревом втягивает жизненную силу Ударага, тот в черном облаке, засыхает как росток, брошенный в угли, немертвая ломает остатки щупалец.
— Нет!!!
Эгорд вонзает меч в спину Милиты.
Нежить резко разворачивается, Эгорда сносит удар кулака в лицо.
Милита вынимает меч из тела, отбрасывает, краешек сапога поддевает лук, оружие возвращается в руку. Силуэт изящной походкой приближается.
— Не надо было тебя спасать, — шипит Милита.
Бросается как пантера — на четырех лапах, щеки дрожат рычанием.
Эгорд кидает себя навстречу, пальцы впиваются в черную рану живота. Трескучая сеть льда расползается по Милите медленно, но неотступно. Напротив лица Эгорда — страшная пасть, клыки. Пронизывает ужас, чувствуется, как из тела что-то утекает…
Уже видны первые черные пылинки, отрываются от кожи Эгорда, летят в ужасно широкий рот, съедает пустота.
Миг — и перед глазами ледяная статуя.
Глава 25
Скелеты разваливаются, по дну грохот падающих в кучи костей. Боевой гул стихает, полудемоны оглядываются в поисках угрозы, но не находят… Выпрямляются, опускают оружие, взгляды подозрительные, не ждали, что все кончится так внезапно, ищут подвох… Пухлые пылевые скалы неохотно оседают. У многих смыкаются веки, истерзанные воины лечатся тишиной…
Эгорд отнимает руку от ледяного живота. Изваяние Милиты поддается легкому качению, заваливается набок…
Из лабиринта огромных тел выметается Тиморис.
— Эгорд, что тут… ох, Ямор меня… — Сумасшедший взгляд переводится то на осколки Милиты, то на высохшую труху Ударага.
Воин-маг беспомощно собирает ледяные кусочки в воображении, пытается узнать в них прежнюю Милиту: в белом, как облако, платье, танцующую с Витором на холме, где они познакомились…
Мышцы словно подменили какими-то прозрачными водорослями.
К Ударагу подплывают рыбки, медузы, скаты, крошечные акулы… Их меньше, чем Эгорд помнит: кто-то разделил участь хозяина. Существа топчутся, вьются, робко пытаются залезть домой, в ноги, щупальца, веера, но те рассыпаются как сухие листья. Вроде бы тихо, но Эгорд каким-то окраинным нервом слышит их страдания, будто далеко воют собаки. Маленькие создание ложатся рядом, жмутся к останкам Ударага как можно теснее, но в то же время осторожно… Почему-то становится ясно: больше не встанут. Когда хозяин умирает, верный пес опускается рядом и от горя умирает следом.
Эгорд оседает на колени, меч как палочка старца.
Подходят саффлы: один, другой… Неспешно, но все до единого, Удараг исчезает за синей стеной. Затягивается вой, тихий, вкрадчивый, но плавно и неуклонно нарастает, затем на убыль, казалось бы, все, но вот опять наливается печальной мелодией, сильнее… Саффлы оплакивают отца.
Дно заполняется надрывным хором, так обычно поют жрецы света в храмах, хотя нет, не так, иначе бы Эгорд не рыдал. Дрожит, забившись калачом между двумя трупами, песок и кровь липнут к мокрым щекам.
Мутное беспамятство расступается: обнаруживает, что Тиморис ведет его сквозь пассивную толпу.
— Да-а, грустная вышла победа, — вздыхает воин.
Демоны, как прежде, безвольно торчат красными столбами, когти почесывают в затылках, ждут сами не знают чего. Полукровки, похожие на старых вояк, занимаются важными и не очень делами: чистят доспехи, перевязывают раненых, что-то перетаскивают туда-сюда, многие сидят компаниями, играют во что-то золотыми монетами, даже умудрились развести костры, из чего — не понять. Больше всего работы у крылатых: освобождают жрецов, по дну барабанит железный дождь — падают оковы. Летуны курсируют с небес на землю и обратно, опускают прямые белые фигуры.
Тиморис приводит Эгорда в одинокий зал с порталом, усаживает на черный круг плиты, садится рядом.
— На, хлебни, — впихивает в руки воина-мага что-то овальное, прохладное.
Эгорд запоздало смотрит: фляжка с водой. Облизывает потрескавшиеся губы, но пить не хочется совсем.
— Давай-давай, не ломайся. — Тиморис, как нянька, подносит горлышко булыжника ко рту Эгорда, опрокидывает.
Язык обжигает жидкая свежесть, насквозь пропитывает шею ледяной жизнью, дыхание прочищается, будто кто-то выбил закупоренный вход пещеры легким ударом.
Пальцы остервеневши выхватывают фляжку, Эгорд глотает как зверюга в знойной пустыне, попробуй отбери — порвет и разбросает. Под кадыком жадно булькает, подбородок в ручейках, разум яростно избавляется от заболоченности, линии зала четкие как на схеме.
— Эй, оставь мне, верблюд облезлый! — смеется Тиморис, все-таки отнимает имущество.
Эгорд дышит шумно, стены отражают звук, превращают в рокот морских волн. Телу легче, но на сердце угнетающе знакомая тяжесть. Вроде бы победа, остановили наступление демонов, спасли — подумать только! — мир, надо плясать от счастья, гулять с Тиморисом по тавернам, но… кажется, Тиморису придется гулять за двоих.
В жизни было немало битв, они с Витором одержали не одну победу, многие можно назвать великими. Эгорду известно чувство победы — невероятное чувство! Крылатое, пьянящее… А здесь — нет. На душе тот же груз, пасмурное небо, когда Эгорд едва очнулся после гибели Витора и Милиты, разбил в подвале стену, одел стальную чешую, взял меч. Когда решил убить Зараха.
Гнев все еще внутри. Потому что Зарах не убит. А значит — победы нет.
Для Тимориса, для изнывавших в рабстве жрецов и полудемонов — да, есть, и заслуженная, а для Эгорда — нет. И не будет, пока Зарах дышит. Можно смириться с этим тягостным ощущением, отстроить дом, завести семью, носить на шее камень всю жизнь, наращивая горб, ночами просыпаться от кошмаров, глушить слезы вином, блевать на пирушках с такими же ветеранами, травить из воспоминаний байки…
Эгорд выметается из зала.
— Ты куда? — Тиморис за ним, спотыкается.
Треть жрецов уже на свободе, белые мантии плавают между суровыми тушами полудемонов.
— Кто-нибудь знает, можно ли снова открыть портал, где скрылся Зарах? — Эгорд с судорожной надеждой оглядывает лицо за лицом.
— Погоди, сундук с безумными идеями. — Воина-мага разворачивает к себе Тиморис. — Ты чего удумал?
— Так надо.
— Собрался в царство демонов? — с улыбкой недоверия спрашивает Тиморис. — Нет, я люблю шутки, но…
— Ты остаешься, — отрезает Эгорд. — Не обсуждается.
— Вот простая душа, а! — Тиморис всплескивает руками. — Разумеется, остаюсь! Я же не сумасшедший… Эгорд, я за тобой в любое пекло. Но… в этом мире. ТУДА не пойду, даже если тысяча бесов пошлет во главе с Ямором.
— Тем лучше. — Эгорд опускает руку на плечо друга. — Тиморис, мне это нужно. Как объяснить… Ну, вот тебе не живется без красивых девушек, а мне точно так же… без Зараха. Только я в него хочу засунуть не это, а что-нибудь стальное и острое.
Тиморис мнется, соображает, что сказать, но лишь вздыхает, печально улыбается.
— Да он у меня тоже… вполне себе железный, подружки расскажут, я тебя с такими лакомками познакомлю!
— Обязательно расскажут, — усмехается Эгорд.
Тиморис опять вздыхает. Не верит, бедняга, что Эгорд доживет до рассказов.
Из толпы выходит седовласый жрец, исхудалое лицо в рубцах.
— Мы не знаем, как открыть портал. Можем лишь дать энергию.
— Но неужели, кроме Зараха, никто не… — Эгорд моргает, словно ребенок, у которого отобрали последний медяк.
— Зарах — единственный из захватчиков демон, рожденный в преисподней. Остальные созданы в мире людей.