Николай Желунов - Дозоры не работают вместе
– …и тогда Розенфельд встал из-за стола и побрел через заросшее травой поле куда-то к опушке леса. Я видел, как он брел, шатаясь в лунном свете, словно в трансе. Его подручные, Уотсон и Дэниелс, были так пьяны, что не заметили ухода своего шефа. Тогда я сказал им, что тоже хочу пройтись, и пошел немного в другую сторону – вдоль берега озера. Я издалека мог видеть и слышать Розенфельда. О да, я слышал его, слышал каждое слово.
– С кем он говорил, мистер Каттермоул? – воскликнул Андрей.
– Со своим хозяином.
– Он тоже был там?
– Он… нет, он был где-то далеко… и в то же время он как-то перенесся туда, на опушку рощи. Я слышал, как стучит его черное сердце!
И Генри рассказывал и рассказывал, и чем больше он говорил, тем большее изумление отражалось на лицах Андрея и его британского друга. За окном давно стемнело, и мерцающие в камине угли бросали алые отсветы на лица беседующих. Наконец писатель поведал о своем побеге из «Шэйкенхерст» и устало откинулся в кресле. Андрей кивнул мистеру Уотерби: заканчиваем.
– Генри, – ласково сказал гипнотизер, – сейчас я буду медленно считать до пяти. На счет «пять» вы проснетесь – и с завтрашнего дня никогда больше не вспомните того, что произошло с вами в этой поездке. Все лица, события, эмоции – ничего этого не было.
– Ничего не было, – растерянно повторил Генри.
– И еще одно, дорогой мой: больше вы никогда в жизни не притронетесь к спиртному. Ни в коем случае. Итак, один… два… три… четыре… пять!
Мистер Каттермоул вздрогнул, огромными совиными глазами посмотрел на окружающих.
– Господа, кажется, я слегка задремал. Сколько сейчас времени?
– Я думаю, вам теперь нужно как следует отдохнуть, дорогой мой Генри, – покачал головой Джек, – мистер Уотерби покажет вам вашу комнату.
Они с Андреем вышли на крыльцо отеля, закурили, глядя на звезды.
– Спасибо, Джек. Вашу помощь невозможно оценить.
– Не скрою, рад это слышать. Мы много лет держали Генри в резерве для какого-нибудь важного дела, и вот его час настал. Конечно, мы больше не сможем нигде скрытно использовать его с этим замечательным даром – слышать сквозь стены и видеть сквозь землю… но оно того стоило, не правда ли? Знаешь, у нас многие в Дозоре не принимают того, что вы делаете в России. Но все же Темных ненавидят по-настоящему и всегда будут на вашей стороне.
Андрей задумчиво смотрел на плывущий к Млечному Пути дым папирос.
– Значит, Темные в США и Европе не готовят войну против нас. Это не они организовали провокации в Москве. Кто же тогда?
– Я не знаю, Андрей. Но если война начнется – первыми Темные возьмутся за нас, за Ночной Дозор в Западной Европе и Америке. Как за пособников СССР. Надеюсь, мы что-то придумаем, чтобы остановить войну. Но у меня плохое предчувствие…
– Обещаю, мы все сделаем для того, чтобы предчувствия тебя подвели, Джек.
Ранним утром мистер Уотерби отвез Генри домой, в его поместье в графстве Норфолк на берегу моря. Его жена Элен, за все эти дни получившая всего одну малопонятную телеграмму от мужа, расплакалась у него на груди. Генри как мог утешил ее, попрощался с Уотерби и побрел в дом. Он испытывал чувство глубокого стыда, так как считал, что на протяжении двадцати одного последнего дня находился в крепком запое (что отчасти было правдой) – и в памяти оставались лишь какие-то разрозненные обрывки.
Мистер Каттермоул позвонил знакомому литературному агенту в Лондоне, и тот от его имени утряс все вопросы с американским издательством. Сам же писатель после путешествия за океан изменился. Он подолгу сидел у окна, глядя на серую гладь моря, или бродил вдоль зеленых обрывистых берегов, слушая мерный рокот прибоя. Пристрастие к бутылке оставило Генри, и теперь ум его успокоился и прояснился. Он помногу трудился в тишине своего кабинета и уносился мыслями далеко-далеко: благо его способности позволяли воображению разворачиваться безгранично. Ему пришла на ум идея нового фантастического романа, в котором вели бесконечную, скрытую для людского глаза борьбу две партии волшебников, разрывающие мир на темную и светлую половины, – и писатель с увлечением принялся работать над книгой.
Иногда холодными лунными ночами Генри просыпался от тревожных снов. Ему снился взгляд внимательных глаз под толстыми линзами очков, проникающий в его сознание, словно поток рентгеновских лучей; снились странные люди в серых плащах, которые приказывали ему ехать куда-то и делать что-то, и он покорно выполнял все, ибо был игрушкой в их руках. Раз за разом он пересекал океан на самолете, пил литрами вино в старинном имении, а затем бежал от преследователей через ночь, навстречу гипнотизирующему алому глазу незнакомой звезды. Ужас вселяли в него не долгие перелеты или побег от таинственных людей, способных убить его прикосновением пальца, – до сердцевины каждой его клетки проникал удушающий страх от осознания потери собственной воли, превращения в бессильную марионетку. Но вот на пике страха Генри просыпался и обнаруживал себя дома, в сбитой постели, мокрым от пережитого только что ужаса, и лишь равнодушная бледная луна в черном небе была свидетельницей его кошмаров. Проходило несколько минут, содержание сна забывалось, и мистер Каттермоул снова засыпал как ни в чем не бывало.
XVII
Кельн, ФРГ, площадь перед Кельнским собором,
23 октября 1962 года,
9:38 по среднеевропейскому времени
Ворота собора распахнулись, и белый утренний свет ударил в глаза Маргарет Вайсс. Она сделала несколько шагов и остановилась, ослепленная, боясь споткнуться.
– Идем же, скорей!
Девушка почувствовала на плече жесткую руку Гюнтера. Он повлек ее за собой куда-то в сторону, резко и даже грубо, так что Маргарет едва сдержала крик боли. Площадь в утренний час была почти пуста – лишь стайка первых туристов любовалась витражами собора да шуршал метлой дворник.
– Нет, пожалуйста, только не сейчас, – прошептал Гюнтер, нашаривая что-то за пазухой.
– Что ты делаешь?
– Нужно уходить отсюда. – Он бросил быстрый взгляд через плечо, и девушка все поняла.
Внезапно она словно увидела площадь глазами своего возлюбленного. У них за спиной мимо раскрытых ворот храма быстро шагали двое в серых плащах и шляпах – оба высокие, с твердыми скулами и ледяными глазами. Наискосок через площадь двигались еще двое, один из них посмотрел прямо в глаза Маргарет и вдруг резко вздернул руку вверх, щелкнул пальцами: приказываю остановиться!
– Бежим! – вскрикнула уже сама девушка, увлекая Гюнтера к зданию вокзала. Там среди бесконечных переходов, перронов и залов можно спрятаться, можно сбить погоню со следа!
Гюнтер налетел на дворника – и тот, выронив метлу, упал ничком на асфальт.
– Эй, ты! С ума сошел? – воскликнул дворник.
Они бежали теперь со всех ног, а позади нарастал быстрый щелкающий топот туфель.
Секретная полиция. Как же они нашли нас?
Им помогли, вот как. Похоже, местному Дневному Дозору известно о том, что не все так просто с Кельнским собором.
– Остановитесь! – резко окликнул голос. – Стоять на месте, или я буду стрелять!
Вместо ответа Гюнтер выхватил из-за пазухи автомат и, обернувшись на ходу, дал очередь по ногам бегущих. Один из них вскрикнул, завертелся на месте волчком. Из ворот вокзала выскочили еще два агента, на бегу доставая пистолеты. Полы их серых плащей развевались, будто крылья каких-то странных птиц. Гюнтер выстрелил трижды – агенты покатились по асфальту, схватившись за простреленные бедра. В этот момент пуля ударила его в плечо, еще одна – в нижнюю часть спины. Маргарет закричала.
– Не приближаться! – срывающимся голосом сказал Гюнтер, нацелив автомат на подступающих людей в сером. Плачущую девушку он закрывал своим телом. Мы сможем уйти, разумеется, мы сможем, это обычные люди. Только люди!
– Бросайте оружие, герр Штайгер, – тяжело дыша, сказал один из них, – гарантируем жизнь вам и вашей фройляйн.
– Убирайтесь к дьяволу!
– Мы только хотим задать несколько вопросов. Положите оружие на землю и поднимите руки вверх…
…По всем Соединенным Штатам Америки – от Аляски и до Техаса, от Орегона и до Мэна – люди спешили с работы домой, к телевизорам. В ресторанах и барах посетители просили сделать громче звук работающих радиоприемников и настроить их на волну новостей. Ощущение тревожного ожидания разлилось над огромной страной словно облако удушающего смога. Наконец на экранах появилось изображение Белого дома, а затем – президент Кеннеди в своем кабинете на фоне звездно-полосатого флага. Сотни миллионов людей в Америке и по всему миру затаили дыхание. Президент заговорил, и лицо его было озабоченным, а голос – строгим и серьезным.
