Сергей Малицкий - Провидение зла
– Пора, – сказал Пурус и затем произнес короткое заклинание на неизвестном языке. Глаза сэнмурва засветились красным.
– Почтенная Виз Винни, – прошептал Пурус. – Пришло время. Оговоренная плата ждет тебя. Сразу после смерти короля Тимора мне будет нужна смерть моего слуги Кракса и всех его людей и людей его людей. Не позже трех месяцев от сегодняшнего дня.
Сэнмурв закрыл глаза, словно давая знать, что понял сказанное, медленно выбрался из клетки, раскрыл крылья, пыхнул пламенем, опалив ресницы королю, и тенью скрылся в ночном небе.
В тесном внутреннем дворе на лошадь садился Кракс. Услышав хлопанье крыльев, он поднял голову и успел разглядеть перекрывшую несколько звезд тень. На мгновение закрыв глаза, Кракс смахнул со лба выступивший липкий пот и засмеялся.
Глава 10
Побег
Голова уже кружилась, арена начала клониться и подниматься к небу, но до ратуши Кама дошла сама. Фламма сорвала с шеи шерстяной платок и перехватила ей ногу поверх черного шарфа, но идти было трудно, и все-таки принцесса не дала ни рыжей разбойнице, ни Лаве подхватить себя, а Мурус, который вовсе собирался взять ее на руки, осекся, едва столкнулся со взглядом дочери короля Тотуса Тотума.
– Сейчас, – суетился где-то рядом Софус. – Сейчас прибудет лекарь со снадобьями. Ничего страшного. Главное – сухожилие цело. А все остальное можно зашить.
– Ничего не нужно, – раздался чей-то знакомый голос, но узнавать его не было сил.
Мир начал суживаться. Сначала исчезла арена, затих шум трибун, затем исчезли стены ратуши. Рядом мелькали заплаканные лица Фламмы и Лавы, и Кама пыталась улыбаться, чтобы поддержать их, но губы не слушались ее, а когда ей показалась знакомой рука, поднесшая к ее лицу кубок с теплым араманским живым вином, и, подняв глаза, она узнала строгое лицо Сора Сойга, слезы полились неудержимо. Потом все куда-то опрокинулось, погрузилось во тьму, а когда вновь забрезжил свет, это уже был свет масляной лампы, и, оглянувшись, Кама увидела, что она лежит на ложе Фламмы, а напротив сидит на скамье Катта, вокруг нее суетится со своими мазями Пустула, а Сор Сойга уважительно рассматривает меч Фламмы и что-то негромко говорит ей. Лава, племянница короля, осторожно прилаживает на ногу Катте, служанке, окровавленный черный шарф, а сама Катта, почему-то коротко остриженная и наряженная в доспехи Камы, беспрерывно бормочет что-то:
– Я сама из Змеиной деревни, а сестру мою выдали замуж через ущелье. И там такой узкий мост, что всякий раз, когда я ходила в гости к сестре, у меня ноги дрожали, и иногда я застывала на самой середине моста и не могла двинуться ни туда, ни сюда. А один раз я так испугалась, что на середине моста забыла, иду я к сестре или от сестры, стою и не знаю, куда мне идти. А когда меня взяли на кухню прислуживать в замок, я там прислуживала три года, а потом оказалось, что у меня красивые светлые волосы, почти как у королевы, Ее Величество меня заметила, и меня взяли в коридорные. А теперь волосы вовсе мне все обрезали, на меня теперь никто и не посмотрит, с короткими волосами. А еще на том узком мосту некоторые падали вниз, там острые камни внизу, так что никто живым не оставался, но все равно страшно, потому что долго лететь. Высоко – значит, долго лететь, но я крепко держалась. Зато наверняка. Но я крепко, очень крепко всегда держалась. А когда меня взяли на кухню…
Она говорила и говорила, и никто не пытался ее остановить, видно, надо было, чтобы Катта выговорилась, а Кама посмотрела на себя и поняла, что она одета в одно из платьев Фламмы, даже не платьев, а в ее охотничий костюм, потому что поверх рубахи была натянута куртка с широкими рукавами, и порты были широкими и до колен, а ниже на одной ноге темнел шерстяной чулок, а на другой он был спущен до стопы, а ногу покрывала тряпица. Кама попробовала шевельнуть ногой и охнула от боли.
– Тихо, – шагнул к ней Сор. – Ну, вот и пришла в себя. Уже хорошо. Но дальше будет чуть труднее.
– Где Рубидус? – прошептала она чуть слышно.
– Ну, вспомнила, – усмехнулся Сор. – Наверное, уже скачет в сторону Кирума. Или пьет в каком-нибудь трактире. Может быть, он даже и не знает, что натворил.
– Что он натворил? – спросила Кама.
– Ну, едва не лишил ноги самую прекрасную и самую умелую фехтовальщицу Анкиды, – засмеялся Сор, хотя глаза его были серьезными. – Не волнуйся. Кости, сухожилия не задеты. Мышцу я уже зашил, но похромать придется. Думаю, с месяц.
– Я не чувствую ногу, – призналась Кама.
– Скажи спасибо Фелису Адорири! – улыбнулся Сор. – Передал тебе кисет горной смолы. Со словами восхищения и пожеланиями здоровья. Такое средство на вес стоит дороже золота. Поэтому в том, что через месяц будешь скакать на больной ноге, я уверен. Хотя шрам останется. Эта боль сейчас рассосется, а следующая, настоящая, вернется не скоро. Через пару дней. Но не навсегда. Справимся.
– И это не все! – подскочила к ложу Фламма. – Смотри!
Она развернула тряпицу, и в ее руках засверкал серебряный рог.
– Что это? – не поняла Кама.
– Это? – выпучила глаза Фламма. – Это подарок от одного из самых завидных женихов Анкиды! Адамас Валор передал его тебе! Сказал, что ты по праву должна им владеть!
– По праву? – усмехнулась Кама. – Тогда это не подарок. Подарок – это когда без всякого права. Вот как Вервекс Лаве. Что вы затеяли?
– Так надо, – бросила через плечо Пустула, натирая продолжавшей бормотать что-то Катте голову. – Не все гладко в здешнем королевстве. Так что…
– Вы наряжаете ее под меня, – поняла наконец Кама. – Из-за Рубидуса?
– Помилуй его Энки, – укоризненно покачал головой Сор. – Из-за такой безделицы мы бы не стали обрезать волосы столь симпатичной девчушке. Кстати, вот они! – Сор разгладил светлые пряди, выложенные на низком столе, вздохнул. – Все-таки жаль, что у дакитов не бывает светлых волос.
– Можно покрасить в любой, – хмыкнула Пустула. – И опять же без всякой магии.
– Но будешь знать, что целуешь краску, – неожиданно прошептал Сор, закрыв глаза, но тут же усмехнулся. – Что-то я стал слишком говорлив, даже не для дакита, а для самого себя. Старею. Нет, Кама, не из-за Рубидуса. Но об этом после. Ну что? Готово?
– Как просили, – пробормотала Пустула, вытирая руки полотенцем. Нет, конечно, Катта не стала копией Камы, но короткие волосы ее приобрели черный с медным отливом цвет, а черты лица издали стали напоминать родовые черты Тотумов.
– Отлично, – склонил голову перед Пустулой Сор и повернулся к Лаве. – Камешек в левый башмак опустила?
– Да, – кивнула та, отчего-то с удивлением взглянув на Каму. – И захочет не хромать, а все одно не сумеет.
– Тогда пора, – кивнул Сор и, пробормотав наговор, приложил ладонь к губам Катты. Та мгновенно умолкла.
– Нельзя же! – поморщилась Кама. – На воротах, везде у стражи амулеты. Почувствуют магию, тем более простую, прицепятся. Будут разбираться!
– Ваше Высочество, – укоризненно покачал головой Сор. – Прощаю вашу невнимательность только с учетом воздействия на вас снадобья. Я не наложил наговор, а снял его. Или бедняга Окулус плохо учил вас? После часа наговора на словесное недержание всякий ему подвергнувшийся погружается в молчание на день. Даже попытка произнести слово способна вызвать у него тошноту.
– Точно так, – ухмыльнулась Пустула. – Я, когда выходила замуж за вашего дядюшку, сутки под этим наговором проходила. Язык отваливался! С родными на несколько лет рассорилась. Зато потом неделю скромницу изображала. И бабушке вашей понравилась, и даже Патине Тотум! Да и муженек был очень доволен… первое время. Ну что, пошли, что ли?
Пустула встряхнула за плечи Катту, подняла ее со стула. Кама поймала взгляд служанки, в котором стояли слезы, и вдруг подумала, что вот эта хрупкая и в самом деле очень красивая девчушка-атерка из Змеиного селения, на которую однажды положил взгляд принц Лаписа, обязательно будет раздавлена. И служанка об этом знает. А она, Камаена Тотум, сама уверена в своей неуязвимости?
– Десять стражников во главе с Долиумом ждут вас у ратуши, – сказал Сор. – Отыщете дорогу по коридорам?
– Я? – презрительно усмехнулась Пустула. – Да я знаю тут каждый поворот, это я в новой цитадели ни разу не была, а уж здесь-то…
– Пора, – поклонился Сор.
– Ладно, – кивнула Пустула, накинула умолкшей Катте на голову кружевной платок, скрывший ее лицо, и вдруг повернулась к Каме. – Ты и в самом деле сражалась так, как сражаются настоящие воины, – холодно и непривычно тихо произнесла она. – Дивинус и Процелла передают тебе свое восхищение. Мы не скоро увидимся. Я с детьми хочу погостить у брата в Утисе, провожу эскорт до ворот, и к брату. Он позже отправится. Может быть, и вовсе не увидимся. Удачи тебе.
Сказала и шагнула к выходу, разметав каблуками песочный рисунок под маятником Фламмы. Увела за собой прихрамывающую служанку.
