Сергей Антонов - Стабилизатор. Минск 2041
Марат вышел на улицу. Со двора доносились евангельские выкрики Эдички, перемежаемые пулеметными очередями. Выстрелы «дробыша» были не таким частыми, но все были. Значит, с Верой все в порядке. Вербицкий набрал полную грудь воздуха и, досчитав до трех, побежал.
Затея была больше, чем просто рискованной. Эдик мог заметить его, немного повернуть ствол «дегтяря» и срезать бегуна одной очередью.
Боковым зрением Марат увидел Эдика. Тот стоял на коленях, прикрываясь колодой для колки дров.
Вербицкий и сам не понял, как успел прошмыгнуть мимо ворот. Оставалось только опять перелезть через забор.
Через минуту Марат оказался на той стороне, обошел сарай и выглянул во двор. Очень вовремя. Эдику перестрелка надоела. Он встал во весь рост. Широкими шагами направился к дому. Марат прицелился ему в спину, но в последний момент передумал и опустил ствол вниз. Очередь ударила по ногам любимого внука Парфеныча. Он завизжал от боли, выронил пулемет и бухнулся на колени.
– А-а-а! Пришел великий день гнева его, и кто может устоять?! А-а-а, падлы!
Вербицкий вышел во двор. Поднял пулемет, отшвырнул его к поленнице.
– Хватит визжать, как недорезанная свинья. Будь мужиком!
Эдик смерил Марата мутным взглядом, выпустил изо рта ручеек слюны и погрозил пальцем.
– И седьмой Ангел вострубил, и раздались на небе громкие голоса, говорящие: царство мира сделалось царством Господа нашего и Христа его, и будет царствовать во веки веков.
– Аминь! – усмехнулся Марат. – Отстрелялся ты, паря. Вера, выходи, все в порядке.
Как выяснилось в следующую секунду, до порядка было далеко. Вербицкий совсем забыл о Марии, а та внезапно прыгнула ему на спину и обеими руками вцепилась в волосы. Марат и не догадывался, что при должном старании боль от дерганья за волосы может быть такой сильной. Из глаз хлынули слезы. Сквозь их пелену Вербицкий увидел, как во двор, пошатываясь, вошел Парфеныч. Эдик, подволакивая правую ногу, полз к пулемету.
Марат все вертелся, пытаясь стряхнуть старую каргу. Ничего не получалось. Бабка вцепилось в него, как клещ. Ее руки выпустили волосы и ощупывали лицо. Мария хотела выдавить ему глаза!
Внезапно ее хватка ослабела. Ведьма охнула и свалилась на землю. Вербицкий обернулся. Над Марией стояла Вера с поленом в руке. Марат бросился к Эдику, который уже дотягивался до пулемета и оттолкнул его ударом ноги в грудь.
– Прочь, гаденыш! Теперь так: Парфеныч, сучий потрох, помоги родственничкам подняться. Шевелись или я пристрелю их!
Мария оказалась бабкой живучей. Она встала без посторонней помощи. Помотала головой. Бросила на Вербицкого испепеляющий взгляд и запричитала:
– Ты прострелил Эдику ногу! Внучок, внучок, тебе больно?!
– Ему хорошо, – отвечал Вербицкий. – Смотри, как прыгает. Словно и родился с одной ногой.
Парфеныч согнулся под тяжестью руки внука, обхватившего его за плечи и проскрипел:
– Что вы собираетесь с нами делать?
– Гм… Дай-ка подумать. А что вы делали с людьми, которые попадали сюда? Поили сливянкой, потом оттаскивали к столбам, привязывали цепями и приносили в жертву лярвам?
– У нас не было другого выхода. Ты пробовал смотреть им в глаза? А я смотрел! Одним взглядом они прожигают мозги насквозь! Ты уже не принадлежишь себе! Это выше человеческих сил! Я был вынужден…
– Там как раз три столба, – продолжал Марат, не слушая оправданий деда. – Странное совпадение, не так ли? Вера, забери у него ключи. Вот так. Отлично.
– Ты… Ты собираешься… Нет, только не это! – завопил Парфеныч. – Эдик истекает кровью. Они почуют ее и приползут на запах! Только не это!
– Я немного изменю сценарий, старый хрыч.
– Что ты изменишь? – глаза Парфеныча загорелись надеждой. – Я знал, я верил, что ты не…
– Я не стану поить вас сливянкой, хотя стоило бы, – усмехнулся Вербицкий. – Вперед, святое семейство. Дорогу вы знаете.
Старик попытался рыпаться и выражать свое неудовольствие, но его пыл охладила Вера. Автоматная очередь ударила в землю в нескольких сантиметрах от ног Парфеныча. После этого он понял беспочвенность своих претензий и затих.
Добирались до столбов довольно долго. Парфенычу приходилось давать передышку – деду было тяжеловато тащить на себе полубесчувственного внука. Великан на глазах бледнел от потери крови, а лысина его покрылась испариной и блестела на солнце.
Марат несколько раз собирался послать все к черту и отпустить троицу с миром. В конце концов, они – лишь жертвы обстоятельств. Семью бросили в Зоне, обрекли на верную смерть, а они выжили, вступив в сделку с дьяволом, поскольку оказались покинутыми и Богом, и людьми.
Однако достаточно было взглянуть на Веру, как от сострадания не оставалось и следа. Глаза ее блестели от гнева, а губы были плотно сжаты. Вербицкий вспоминал, что собирался сделать старик с девушкой и понимал, как мало человеческого осталось в Парфеныче, Марии и Эдике.
Последней каплей для Вербицкого стал вид оврага у столбов. На дне его поблескивало болотце. Среди зарослей осоки и покрытых мхом кочек торчали позеленевшие и еще белые кости.
В последнее время вид человеческих скелетов стал для Марата привычным, но здесь их было чересчур много. С учетом того, что все это натворила не толпа мутантов, а три человека. Парфеныч зашел слишком далеко, перешагнул черту и должен быть наказан.
– Обмотай внучка и жену цепями, – приказал Вербицкий старику.
– Я не стану этого делать! – заверещал Парфеныч. – Люди вы или нет?!
– Для тебя – нет! – отрезала Вера. – Делай, что говорят или прострелю тебе колено, а потом живот. Мучения будут долгими и когда за тобой придут лярвы, ты встретишь их с радостью. Как избавителей.
Парфенычу пришлось выполнить приказ. Его Вера привязала сама, затем заперла висячие замки и швырнула ключи в болото.
– Пойдем, Марат. Что-то я устала…
Глава 19. Джинны мертвого леса
Вопли слышались и во дворе. Парфеныч ругался на чем свет стоит, призывал на головы Марата и Веры громы и молнии, Эдик орал псалмы, а его заботливая бабуля все пыталась узнать, как себя чувствует ее любимый внучок.
Талаш сидел на крыльце, привалившись спиной к стене. Услышав шаги, он открыл глаза и слабым голосом поинтересовался.
– Чего они так разорались?
Вера в нескольких словах объяснила командиру, что к чему. Талаш покачал головой.
– Вот падлы. Они свое заслужили.
– Как там наши? – спросил Вербицкий.
– Нормально. Пока в отрубоне. Багор пытался вставать, но он еще слишком слаб.
Вера вошла в дом. Через пару минут вернулась, держа в руках полиэтиленовый пакетик.
– Чай. Самый настоящий. По-моему даже индийский. Интересно, где они его взяли? Такой можно достать только в Минске по спецталонам.
– Ты у них еще не то найдешь. Прежде чем скормить гостей лярвам, они обирали их до нитки. Бизнес Зоны.
– Марат, разожги костер, – попросила Вера. – Я понятия не имею, как управляться с печью.
Вербицкий воспользовался брошенным Эдиком топором. Наколол мелких щепок, уложил, поджег и бросил сверху пару поленьев. Девушка принесла алюминиевую кастрюлю с водой, поставила ее на огонь. Марат сел рядом с Талашом. Разговаривать не хотелось. Он просто смотрел на танец языков пламени. Глаза слипались, а голова упорно склонялась на грудь. В конце концов, Вербицкий сдался и тут же провалился в сон. Сначала ему снились головачи, метавшиеся между руин заводских корпусов. Потом появились лярвы. Настроены они были почему-то весьма благожелательно. Танцевали с головачами в лунном свете. Чувственно виляли бедрами, вовсю трясли измазанными землей грудями. Среди толпы танцующих пар Марат возвышался поросший травой холмик, а на нем – три столба. От Марии и Эдика остались лишь обглоданные скелеты, а Парфеныч был еще жив. Правда, ноги его были объедены до колен, но это не мешало старику улыбаться и сверкать единственным зубом. Он заметил Марата, поднял голову к луне и расхохотался.
– Пришел полюбоваться на мои муки, паря? Смотри же! Они начинают жрать меня с ног, чтобы больнее и лишь потом добираются до головы. От бля, стервы!
Кто-то тронул Вербицкого за плечо. Павлик Ладеев пришел на завод в одних плавках. Синих, с золотистым якорьком. Марат ничуть не удивился его появлению и предложил:
– Садись и посмотри. Это интересно.
Павлик пристроился рядом, положил голову на плечо друга и задумчиво смотрел на танец головачей и лярв. Вскоре полюбоваться зрелищем пришел Антидот. Он разлегся на траве у ног Вербицкого, сунул в рот сигарету, прикурил и выпустил струйку дыма в темное небо. Потом ни с того, ни с сего протянул окурок Павлику.
– На-ка подыми, сынок!
– Я не курю.
– Ага. Хочешь целую! Знаем мы вас, пацанят! – Гриша выудил из пачки вторую сигарету, всучил ее Павлику и щелкнул зажигалкой. – Кури-кури. Смотри – бензиновая. Теперь таких днем с огнем не найдешь. Раритет. Так что пользуйся случаем.
