Дарья Зарубина - Верное слово
Сима бросила взгляд на лица подруг. На всех читалось одно: «Неужели снова?»
Неужели проснулось, заворочалось в Кармановском болоте прошлое? Потянулось смрадными щупальцами к их – нет, не счастью – покою. Простенькой, как ситцевое платье, мирной жизни.
Вагон покачивало из стороны в сторону, изредка встряхивая, так, что звякала ложечка в стакане Лены. Нина всегда вынимала ложку, как только размешает сахар в чае, а Сима и вовсе пила без сахара. Будь здесь Нелли, она попросила бы взамен стакана в подстаканнике с Кремлём кружку, а Поленька затребовала бы дольку лимона, а не окажись того – устроила выволочку мальчику-проводнику, а потом флиртовала бы с ним в тамбуре до самого Карманова. У Рощиной были бы бутерброды с маргарином и домашний варёный сахар, колотый неровными кусками. А Ольга Колобова ела бы этот сахар с таким хрустом, что остальные невольно чаще прихлёбывали чай.
Но Нелли предстояло ассистировать на нескольких сложных операциях. Новый главный хирург, присланный из министерства, оказался сильным магом и тотчас углядел Нелькины шестнадцать по Риману, а может – заметил её чёрные глаза и решил, что не дело магу такого порядка утки мыть. Отправил на курсы, а теперь и в операционную с собой решил брать.
– Ведь это шанс для меня, девчонки, людям помогать. Жизни спасать. Пока мы «серафимами» были, я стольких погубила, что они у меня на душе как жернов! – оправдывалась Ишимова, шагая возле вагонной двери, пока поезд набирал ход. – Вы не держите зла. Если поймете, что плохо в Карманове, телеграмму пришлите, и я тотчас… А так, ведь впервые за столько лет вот она, мечта…
Нелли растерянно посмотрела на свои ладони, словно видела в них уже спасённую своим даром жизнь, хотела сказать что-то ещё, но колёса стучали всё веселей. И вскоре тоненькая фигурка «грузинской княжны» на полупустом перроне стала не больше карандаша, потом – не крупнее спички, а после и вовсе скрылась из виду.
Остальные не пришли даже проводить. Поленька сразу сказала, что и к поезду кармановскому не приблизится, но обещала, что если понадобится узнать что-нибудь, сделает возможное и невозможное. И Серафима посочувствовала тем, кто встанет на пути у высоких Прасковьиных каблучков.
Юля, как вышла из кафе, вспылив, так больше и не давала о себе знать. Не простила. «Совесть и сердце ей судья», – решила для себя Сима и зла на подругу не держала. Во многом была Юля права. Все грехи за собой Сима признавала, первейший из которых – любовь к Виктору. И от неё даже сейчас, когда нет его, когда он в земле, она не сумела бы отступиться.
Оля Рощина поехала домой, к мужу.
– Вы уж простите, девчата, мне нынче есть что терять, – сказала она, теребя пальцами край косынки на полной груди. – Серёжа без меня никуда. Уж такой он у меня. А в Карманове… ну что там может плохого приключиться, если нас там уже нет… Да и… не могу я туда, без Оли…
Всех простили. Всё поняли. Поцеловались и обнялись на прощание. Обрубил кровоточащие нити былого родства гудок паровоза.
И теперь в купе их было трое. На салфетке стояли три стакана чаю. Лежала рядом Нинкина ложечка.
Решили ложиться, как только парнишка-проводник принёс постель. Несмотря на жару, бельё было влажным и пахло старостью. Но подруги наскоро, торопливо затолкали в наволочки тощие подушки и забрались на свои полки.
В вагоне погасили свет. Понемногу стих шум в соседних купе, и в конце концов воцарилась такая тишина, что, казалось, слышно, как точит всех троих одна и та же неотвязная страшная мысль.
– Неужели Сашка?! – выговорила наконец за всех Лена. – Думаешь, всё это время она была там?.. Живая?
– Нет. – Сима села на своей полке, стала шарить ногой под столиком, отыскивая туфли. – Не может её там быть! Другое это! Только не знаю, наше или исконное, кармановское. Помнишь, какой там мшаник крупный?
– Как не помнить, – усмехнулась Нина, ожесточённо взбивая подушку, которая от этого, казалось, стала ещё тоньше. – Хорошо, что он на нас вышел, пока мы ещё крылья не сбросили. Ну и попалили мы зелёному хвост!
– Думаешь, мшаник станет ни с того ни с сего людей ломать? Да ещё так… – не унималась Лена. – Уж очень на… наше похоже.
– Может быть. – Сима задумалась, позволяя мыслям нестись без пути в судорожной попытке отыскать ответ, который позволил бы унять страх, – если мшанику пришла пора почку выводить, он молодняк натаскивает. Вот и охотится. В Кармановском болоте фон всегда сильный был. И до нас…
Она уже готова была поверить в собственную идею, но Лена не дала ей договорить:
– Мшаник тел бы не оставил. Ты знаешь, он перемелет так, что по молекулам разберёт. А тут пять тел. И все наверху, даже в болото не затянуты. И изломаны, словно…
– …словно мы всё ещё там, – зло договорила Нина, вновь и вновь сминая подушку. – Хватит этих «если бы» да «кабы». Приедем, разберёмся.
Она кое-как скрутила из подушки валик, легла и развернулась к стене. Сима и Лена замолчали. Серафима посидела ещё немного, думая, не выйти ли в тамбур. Может, там прохладнее. Потом снова скинула туфли и забралась под простынку. Казалось, не получится даже закрыть глаза, но, утомлённые тревогами последних дней, через пару минут все спали. Сон, тяжёлый и тревожный, просочился под наглухо запертую дверь памяти, выступили из тьмы белые силуэты чахлых берёз на ясном антраците неба над Кармановским болотом.
Безусый проводник заглянул к ним разбудить. В густой утренней мгле поплыли за окнами далёкие огни первых окон, а после – вокзальные фонари Карманова. Вагон наполнился тенями, что стремительно перебегали с полки на полку, словно отыскивая кого-то.
На перроне их дожидался продрогший Матюшин: он курил, немилосердно сдавливая окурок побелевшими пальцами, возле зелёной председательской «Победы». За последние годы Игорь изменился. Может, семейная жизнь переменила его, может, председательское место, только сразу было видно, как он возмужал. Уже не вчерашний студент, синеглазый лейтенант, а крепкий хозяйственник, ответственный работник, образец коммуниста. Чистый когда-то лоб перечеркнули две глубокие морщины, залегли тени под глазами, и в этих тенях затаилась какая-то печальная усталость. Такая же, как в глазах у Маши. Может, и не показывал молодой председатель, как хотелось ему получить добрую весть от профессора Егорова, но мучительная тоска точила их обоих. Кто знает, не случись в жизни Маши и Игоря Кармановского болота и «частного решения», может, было бы всё иначе. Не копился бы в Машиной душе, переплавляясь в невыразимую тоску, избыток нерастраченной материнской любви. Игоря формулой не задело, может, и мог он дать сына или дочурку другой женщине. Но не таков Матюшин – он из тех, кто, однажды выбрав, от выбора и слова своего не отступается. И для любимой своей на всё пойдёт – в огонь, в тёмную болотную воду или на прохваченный ветром перрон.
– Зря ты, Игорь, уж мы-то не заблудимся. Хоть бы в машине подождал, не ахти какие гости, – со смешком попеняла ему Сима. – Хорошо, у Маши хватило толку дома остаться.
– Не хватило, я оставил, – усмехнулся в ответ Игорь, забрав у Лены её сумку. Нина своего заплечного мешка не отдала, а на нового кармановского председателя смотрела скорее настороженно. Игорь настаивать не стал. В машине ехали молча, благо было недалече, но идти пешком по пустынному гулкому городу, уже выстуженному осенью, не хотелось. За околицами качались на ветру золотые шары и отцветающие астры. Кое-где во дворах просыпались собаки, им вторили коровы – через час их выгонят из стойл в желтеющие поля за городской чертой. В поля, за которыми начинается проклятое болото.
– Новые жертвы есть? – не утерпела Сима.
– Есть, – отозвался Игорь сурово. – Пара молодая ходила на холм – поезд смотреть. Двое суток назад. Девчонка одна прибежала, до сих пор толку от неё добиться не можем. Твердит несуразицу какую-то. Заклятья на неё накладывали – вытрясли только, что парень остался на болоте, а ей бежать велел.
– Сам с поисковиками ходил?
Игорь кивнул, отвёл глаза. Мысль, что застала Симу врасплох на кладбище, так и вертелась на языке, просясь быть высказанной, но «Победа» уже остановилась у приземистого, крашенного бледно-жёлтой краской двухэтажного дома в два крыльца. Из правой двери выскочила Маша, простоволосая, в цветном ситцевом платье, и замахала рукой, чтобы скорей проходили в дом, не тревожили соседей.
Отряд поисковиков выходил на заре. До того предстояло многое обговорить, расспросить о прежних жертвах.
Жену с собой на болото Игорь брать отказался наотрез, как ни убеждала сама Маша, как ни подступали к нему Лена и Нина. Громова, хотя и поглядывала сперва настороженно, быстро смекнула, что председатель – человек прямой и честный, к тому, чему выучился в институте, за годы в Карманове прибавил своего, житейского, учась у жены и кармановской природы, щедрой на силу и древнюю исконную науку стихийного ведьмовства. Вернулся из столицы Игорь с тринадцатью по Риману. Матюшин нынешний все пятнадцать имел в запасе. Уж если он ничего на болоте не отыскал, тут не поисковик нужен, а теоретик. Магометрию надо пошаговую снимать и обсчитывать, след магический искать.
