Лариса Кириллина - Принцессы возвращаются домой
И они пошли к ней домой.
105
У подъезда большого, но неопрятного дома пахло псиной, кошками, человечьей мочой, окурками, и…
И – еле слышно, однако для собачьего нюха явственно – принцессой Эвлалией.
Наваждение!
Асканий боялся поверить своим ощущениям, но факт был фактом: она здесь была! Не сегодня (большинство следов жильцы уже затоптали и перемешали с другими, гадкими запахами). Но и не так уж давно, раз следы сохранились и в самом подъезде, и в лифте. Интересно, что делала принцесса в этом неприглядном людском обиталище?
Лифт с трудом и надсадным кряхтеньем добрался до последнего, двенадцатого этажа и, отчаянно застонав, лязгнул дверью.
«Сюда, моя ласточка!» – поманила толстуха, вынимая из ридикюльчика ключ.
В квартире никого больше не было. Вероятно, хозяйка жила одна. Мужчинами, по крайней мере, тут давно уж не пахло. Собакой – да, но уже еле слышно. Зато все стены единственной комнате были увешаны… неужели изображениями самого Аскания в облике чёрного пуделя?!..
«Это моя Карменсита», – пояснила хозяйка, заметив его устремленный на фотографии взгляд. – «Умерла моя девочка месяц назад, ах, какая была веселушка и умница! Съела что-то не то, заворот кишок – и конец»…
Толстушка немного всплакнула.
Зато Асканий понял, почему эта женщина была столь неравнодушна к собакам его породы. Он ткнулся ей носом в тапочки. И в ответ получил ещё одну порцию восторженной нежности: «Ты мой славный, всё понимаешь! Ну, давай, я тебя покормлю, а потом немного помою – ты не бойся, в тёплой водичке, с шампунькой, и фенчиком посушу, чтоб ненароком не простудился»…
На кухне она достала миску, отрезала толстый кус колбасы и покромсала его помельче. В другую миску, поглубже, налила воды.
Он первым делом попил. Потом из чувства долга съел несколько кусочков еды, в которой – он знал – мясом разве что смутно пахло.
«Какой ты воспитанный!» – покачала головою хозяйка. – «И как мне тебя назвать? Лордом будешь?»
Он покачал головой.
«Бог ты мой, он всё понимает!» – всплеснула она руками и принялась перебирать подходящие титулы и имена: «Граф? Маркиз? Барон? Король?»…
На звание Короля он милостиво согласился.
«Ну, пойду приготовлю твоему величеству ванну», – засмеялась она и исчезла в соседней каморке, где зашумела вода.
Асканий вышел на балкон, называемый лоджией, вспрыгнул на стоявшую там табуретку и высунул нос наружу.
От невиданной высоты перехватило дыхание.
И всё-таки он разглядел вдалеке, за много кварталов, на пустыре у железной дороги – зелёный прямоугольник на сером асфальте…
Это был тот самый фургон.
106
– Что же, так значит, теперь я тоже – внутри этой странной истории? – всё ещё не веря в то, что его не дурачат, изумился Лапушкин.
– Получается, так, – согласилась Наташа. – Извините, что выбор выпал на вас. Я нарочно пыталась создать персонаж, который совершенно неправдоподобен и потому не может совпасть ни с каким человеком из плоти и крови. А вышло… сами видите, что.
– Нет, мне даже забавно и лестно, но… вы думаете, со мной ничего такого не может случиться? Я имею в виду, превратиться в ворону, собаку или что ещё там.
– Вы не можете превратиться в то, чем вы не являетесь, – уверенно сказала Наташа. – Опыт, только что произведённый Клавой, это, кажется, доказал. Если бы коричневые кругляши делали из людей лишь собак, в покоях принцессы сейчас оказался бы…
– Злобный ротвейлер, – закончила Ляля.
– Вороны умнее ротвейлеров, – усмехнулся Громов.
– И несомненно тщеславнее, – добавила Аэлита Касимовна. – Если, конечно, судить по басням Крылова и Лафонтена.
– Интересно, а белые пульки? – спросил Николай Евгеньевич. – Они действуют так же?
– Судя по тексту «Принцесс», не совсем, – сказала Ляля. – Вот, сейчас найду то место… «С помощью этих пуль можно было превратить собаку в лягушку или улитку, а то и в любой неодушевлённый предмет».
– Значит, коричневые выявляют в личности её природную сущность, – подытожил Аркадий Сергеич, – а белые помогают совершить произвольную трансформацию. Так, Наташа?
– Видимо, так, – согласилась она.
– Чтоб тебе раньше про это додуматься и поясней написать! – хлопнул ладонью по столу Родион.
– А какая разница? Тебе, что ли, свинтуса Хрякова жалко?
– Да нет! Но выручить короля Вассиана из плена можно было бы легко и изящно!
– Рискованно. Мы понятия не имеем, какова его сущность – вдруг в камере, где его держат, появится носорог или…
– Нет. Вассиан – благородный авантюрист, – возразила Аэлита Касимовна. – Вроде Ричарда Львиное Сердце. Полагаю, что и превратиться он мог бы… во льва. Или в Финиста Ясного Сокола. Последнее было бы лучше всего. Сокол – птица не самая крупная, сквозь решётку проникнет легко.
– Может быть, Вольдемар догадается? – с надеждой спросила Ляля. – Шарики у него при себе. Я волнуюсь, что так долго нет никаких известий – вдруг тиманцы арестовали посланника? Наташ, ты всё-таки могла бы хоть намекнуть, где томится король, чтобы можно было снарядить туда экспедицию или устроить международный скандал…
– Ну, миленькие, откуда мне знать! – сокрушённо покачала головою Наташа. – Автор не всемогущ, особенно если он – не единственный автор.
– А кто же – единственный? Мифический Гронт? Только не говори нам, что его не бывает! – поддел её Родион.
– Суперразум, играющий судьбами, как фигурками в шахматах, – усмехнулась Наташа.
– Да ну тебя! Мистику развела! – засмеялся Громов. – Я думаю, это кто-то экспериментирует с новыми технологиями. Наночастицы, тёмное вещество чёрных дыр, торсионы, биополя…
– Маг Асканий? Он явно всем этим живо интересуется. Судя по технике, которую он натаскал к себе в лабораторию, – предположила Ляля.
– Остроумный мистификатор и комбинатор. Не более, – пренебрежительно возразил Аркадий Сергеич.
– Да? – ехидно спросил Родион. – А как он тогда сумел обнаружить выход в иную реальность и настроить портал? Может быть, наш Асканий – технический гений?
– Не уверена, но исключить не могу, – флегматично сказала Наташа. – Наружность бывает обманчива, а мстительная зловредность нередко сочетается с блистательным интеллектом.
– Ох, тогда он крайне опасен! – встревожился Лапушкин. – Надо немедленно позвонить Клейнтойфелю и попросить, чтобы он усилил охрану – если нужно, вызвать ОМОН!
– В двенадцать ночи? – напомнила Аэлита Касимовна о времени.
– Он велел, если что, быть на связи!
Николай Евгеньевич полез было в карман, но с ужасом вспомнил, как, вынося из квартиры сумки с провизией, позабыл захватить оставленный на подзеркальнике сотовый.
– Нет с собой телефона? Возьмите мой, – предложил Аркадий Сергеич.
– Нет смысла, – возразил Лапушкин. – Я не помню его номера наизусть.
– А давайте мы через справочный сервис выясним номер клиники, – предложила Аэлита Касимовна.
Ответ из клиники оказался таким обтекаемо-невразумительным, что Лапушкин понял: там что-то случилось. Позвонил, невзирая на позднее время, Якову Мардохееву. Трубку взял, однако, не он, а другой коллега, имя которого вызывало неизменное ржание всех, кто слышал его впервые, будь то даже небритые бандюганы: его звали Евгений Онегин. В сочетании с милицейской формой эффект был обычно умопомрачительный.
– Женька, ты?! – изумился Лапушкин. – А где Мардохеев?
– Хотел бы я знать! – прорычал Онегин. – Ты что, телевизор не смотришь?
– Я на даче, тут у нас его нет.
– Ну, хоть транзистор какой-нибудь долбаный раздобудь и послушай!
– В чём дело?
– Коля, очнись! Вся Москва стоит на ушах – а он за городом прохлаждается! У тебя на участке творится чёрт знает что – и ты ещё спрашиваешь, что случилось!
– Жень, но я же на справке!
– Слушай, вот тебе дружеский совет: марш в Москву, пока начальство не влепило тебе строгача и не выгнало к ёшкиной бабушке!
– Ладно, сейчас соберусь и приеду.
– Всё. Отбой.
На Николае Евгеньевиче лица не было. Аэлита Касимовна нацедила ему валокордина.
– Включите что-нибудь, – попросил он хрипло. – Новости надо узнать.
Громов, вопреки ожиданию, потянулся не к телевизору с запылённым экраном, а к ноутбуку – и вошёл в интернет.
По экрану беззвучно замелькали заголовки новостей.
«Психиатр-шизофреник»… «Профессор Клейнтойфель госпитализирован в палату собственной клиники»… «Вооружённый бандит скрывается в парке»… «Таинственное исчезновение сержанта милиции»… «Реальный козёл в отделении»… «Буйный умалишённый разгуливает по Москве»…
Все поняли, что это значит.
– Ой-ой-ой! – затряс головой, словно пытаясь избавиться от наваждения, Лапушкин. – Женька прав: в Москву, и быстрее!
