Константин Калбазов - Страж
– Это их добыча, – равнодушно пожал плечами старик.
– Двести пятьдесят золотых, Олаф. Торговаться я не буду. Да брось, это очень хорошая цена, тем более что тебе не нужно никого искать, ты уйдешь с золотом прямо отсюда.
– Но если цена достаточно велика, то зачем вам ее платить, уважаемый?
– Скажем так, у меня сегодня очень удачный день и от этого хорошее настроение. Так почему бы не поднять его и другим?
А ведь, по сути, так оно и есть. Если за все эти годы (а прожил темный уже достаточно долго, раз его полностью покрыла седина) он так и не смог найти ученика, то день у него сегодня поистине удачный. Впрочем, Олаф готов был уступить рога и за гораздо меньшую плату. Тут темный прав: товар слишком необычный и покупателя на него враз не сыщешь. Наемник спрашивал скорее из интереса, чем пытался протестовать. Обманул его темный или нет, он может узнать и позже, только вряд ли он станет жалеть о сделке.
Полночи им пришлось прождать на улице: едва отдав золото, темный тут же перестал быть гостеприимным хозяином и выставил их за дверь. Не сказать, что их это обидело или оскорбило, спорить с темным себе дороже. Но было беспокойство, что старики-разбойники могут учудить что-нибудь нехорошее. Олаф ни на минуту не забывал, что из зала выходит еще три тоннеля, и куда они ведут, известно только Господу да разве что самому мастеру.
Однако переживал наемник зря. Было далеко за полночь, когда дверь отворилась и на пороге показался старейшина Гарун. Что самое примечательное, шел он на своих двоих и был весьма резв. Нет, он не помолодел, но все же вполне мог передвигаться самостоятельно. Бодренько так передвигаться… Как бы не возжелал сбежать на радостях! А потому давай-ка сюда ручки. Ну раз уж так все ладно вышло. Увязав пленников вместе, наемники поспешили покинуть это место. Мало ли какие горцы припожалуют. Их добыча представляла интерес для рода Чезана, для других она могла оказаться не дороже камней под ногами.
– А-а-а, барон Гатине! Рад снова лицезреть тебя.
– Здравствуйте, ваше высочество.
– Милейший дядюшка Жерар не особо часто балует двор своим появлением, но каждое из них непременно запоминается хотя бы некоторым придворным.
– Решительно не понимаю, о чем вы, ваше высочество.
– Как же? Мне казалось, именно после твоего прошлого посещения дворца отсюда была изгнана эта вертихвостка Бланка.
– Прошу прощения. Признаться, я чувствую себя неловко. Я думал обрадовать его величество счастливой вестью. Ведь он так убивался по поводу нерожденного дитяти. Ума не приложу, как я мог так опростоволоситься! Ведь ни для кого не секрет, что у меня глаза и уши повсюду, а тут… Даже не знаю, как мне поднять взор на государя. Я поклялся на смертном одре вашего деда, что до последнего вздоха буду охранять покой его потомков, а тут своими руками причинил такую страшную боль Берарду.
– Да, это происшествие причинило боль моему отцу, – глядя на милейшего дядюшку, произнес принц. – Но вместе с тем послужило на благо Несвижу. А ведь ты клялся в первую очередь в верности королевству.
То, что случилось, было подобно грозе, внезапно налетевшей посреди ясного дня. И да, к случившемуся от начала и до конца был причастен барон Гатине. Он все спланировал и осуществил. Правда, не без помощи Волана, своего обретенного друга. Конечно, их отношения весьма своеобразные, но так уж сложилось. Да и могла ли возникнуть честная и чистая дружба между двумя старыми волками, познавшими изнанку жизни? Вряд ли. Достаточно уже того, что они не могли предать друг друга, как самые верные друзья, и в полной мере могли друг другу доверять. Ну и симпатия между ними имелась, если уж быть до конца откровенными.
Все началось с того, что барону стало известно об увлечении ранней молодости Бланки. Между ней и ее сверстником, неким бароном Штарейном, имел место бурный роман, с тайными свиданиями, вздохами, поцелуями и клятвами. Справедливости ради нужно заметить, что роман был чистым, как утренняя роса, и дальше предела приличий так и не шагнул. Но кто сказал, что такая любовь может умереть вот так сразу?
Насчет Штарейна не было никаких сомнений. Он все так же безумно был влюблен в даму своего сердца. Что же касается Бланки, тут все не столь однозначно. Волан сразу заявил, что если Бланка окончательно охладела к молодому рыцарю и искренне полюбила Берарда, то он, конечно, сумеет все устроить, но тогда работа одного мастера может быть узнана другим, уж больно сильным окажется воздействие.
С бароном Волан встретился в одной придорожной таверне, куда тот заглянул со своими людьми, чтобы поесть и промочить горло. Он даже не вступал с ним в разговор и вообще никоим образом не привлек к себе внимания. Для воздействия на молодого человека достаточно было послать импульс и обострить и без того сильные чувства. Ничего такого, о чем не думал много раз сам барон, Волан ему не внушал. Тот и сам не раз буквально видел наяву, как он пробирается в парк королевского дворца, как Бланка при виде его падает в его объятия и с жаром признается, что всегда любила только его и лишь была вынуждена уступить напору короля. Так что одного легкого толчка, придания чуть большей уверенности в себе оказалось вполне достаточно, чтобы парень буквально вздыбился и очертя голову помчался в столицу.
Все вопросы, связанные с тем, как именно пробраться в дворцовый парк и увидеться с Бланкой наедине, Жерар предоставил решать самому молодому человеку. Влюбленные насколько безумны, настолько же и изворотливы в достижении своей цели. Этот оказался достаточно умен и решителен. Все происходило так быстро, что Гатине едва поспевал за молодым человеком, чтобы оказаться вовремя в нужном месте. Вернее, там следовало оказаться не столько ему, сколько Волану, потому как его роль должна оказаться решающей.
Был момент, когда Жерар, сидевший в кустах рядом с мастером, едва того не задушил. У него не было сил наблюдать за тем, как молодой человек всячески пытается разбудить в Бланке былые чувства, а она всякий раз отвергает его. Казалось, еще самая малость – и она сбежит, оставшись верной королю. Понятное дело, это никак не могло устроить старого паука, и он раз за разом теребил мастера, жарко шепча ему в самое ухо, чтобы он что-нибудь сделал. Вообще-то, если бы молодые люди не были столь увлечены бурной беседой, они, пожалуй, услышали бы все, что выговаривал барон своему помощнику, другу или бог весть кем они были.
Но наконец свершилось! Барон и мастер до конца наблюдали за происходящим. Пару раз Волану пришлось перенаправить в другую сторону блуждающие по ночному парку парочки, чтобы те не вспугнули объятых пламенем страсти новоявленных любовников. Или, скажем так, шагнувших от платонической любви к плотским утехам.
Конечно, Жерару где-то в глубине души было жаль молодого дворянина, который вполне мог оказаться раздавлен гневом короля. Парень успел отличиться на поле сражения и вообще был чуть ли не образчиком несвижского дворянина. Однако королевство для Гатине значило гораздо больше. Он готов и на куда более подлые и непристойные поступки. Он не задумываясь совершал их, разменивая чужие жизни.
– Какого дьявола ты тянул? – вскинулся барон, когда они с мастером расположились за кружечкой вина в его столичном доме.
– Ты о чем? – делано удивился Волан, потягивая великолепное виренское, несколько бутылочек которого прихватил из замкового погреба барона.
– Разве ты не видел, что она могла как минимум три раза сбежать от паренька?
– Как же тут не заметить, если ты всякий раз едва не испепелял мое ухо своим жарким дыханием! Слу-ушай, а может, тебя настолько распалила та страстная сцена, представшая перед нашим взором… Сразу говорю – я не по этим делам. За все те годы, что я топчу грешную землю, у меня ни разу не возникало желания разделить ложе с мужчиной.
– Да ты… Да я…
Жерар так покраснел, что могло показаться, сейчас его хватит удар. Но обошлось, только в руке, все еще могучей, смялся серебряный кубок. Наконец его отпустило, и комната огласилась могучим смехом.
– Нет, ну все же почему ты тянул? – отсмеявшись, продолжил настаивать на своем Жерар.
– Дорогой барон, несмотря на свой возраст, ты все еще крепок и позволяешь себе разные шалости. Но добиваться благосклонности женщин тебе некогда, поэтому ты предпочитаешь либо своих служанок, либо шлюх. В отличие от тебя я всегда добиваюсь благосклонности женщин и не являюсь сторонником легких побед. Так вот, когда женщина говорит «нет», это почти всегда значит «да». Бланка отвергала барона, но она все же не пыталась убежать, и он не применял силу, чтобы ее остановить. Он просто взял ее за руку, взял нежно, как величайшую драгоценность, и ей ничего не стоило вырваться. Но она не сделала этого, а вместо этого начала с жаром объяснять, что между ними не может быть ничего. Циничная особа, но этого Штарейна она и впрямь когда-то любила, да и сейчас любит, просто боится признаться в этом даже самой себе, потому как прекрасно поняла, что любовь может сделать человека как сильным, так и слабым, а слабые в этом мире не выживают. Мне почти не пришлось на нее воздействовать – так, самый легкий толчок, остальное сделали страсть и напор молодого человека. Будь спокоен, ни один мастер никогда и нипочем не сможет распознать мое вмешательство. Все его следы попросту раздавила страсть этих двоих.
