Евгений Лобачев - Поход скорпионов
Шансы… Мне вдруг пришло в голову, что в своих размышлениях я перестал брать в расчет Гиеагра. Да жив ли он?! Я пошарил вокруг себя и похолодел: Гиеагр исчез! Проклятье! Ведь все это время я не выпускал его руку, держал его до тех пор, пока стихия не оставила нас в покое! Неужели я повредился рассудком от перенапряжения и вместо друга «спасал» какую-нибудь корягу?!
Шаги приблизились вплотную, и я подавил готовый вырваться из груди горестный вопль. У меня еще будет время оплакать Гиеагра. Для этого надо выжить сейчас. Всего-навсего. Но что предпринять? Насколько я мог судить по звукам, человек находился всего в нескольких шагах от моих ступней. Видит ли он меня? Пожалуй, нет, во всяком случае, не видит мое лицо: я и сам не видел ничего, кроме кучи водорослей, наваленной на моей груди. Что ж, хоть какая-то маскировка. Если не шевелиться, есть надежда, что он примет меня за покойника. Да стоит ли бояться его? Быть может, он пастух, спустившийся с гор, чтобы поживиться чем-нибудь на поле битвы…
Звук извлекаемого из ножен клинка похоронил мои надежды. Человек сделал несколько шагов и снова остановился, на этот раз где-то справа. Потом влажно зашуршало, будто кто-то разгребал кучу водорослей, звякнуло железо…
– Э-э-э-э, а вот и великий герой Гаар!
Голос был тонкий, почти мальчишеский. Он дрожал от возбуждения… или от страха?
Я осторожно повернул голову. Мне повезло: с этой стороны водорослей было меньше, и можно было хоть что-то рассмотреть.
Красное пятно… Кровь? Ах нет. Хитон. Красный хитон, обтягивающий узкую спину человека, сидящего на корточках. Белая полоса… Узкая, ослепительно-яркая… Меч. Человек на корточках, с мечом в руках.
– Гаар, – задумчиво повторил пришелец. – Жаль, что ты уже мертв. Но я все равно перережу тебе глотку.
Что ты мелешь, ублюдок! Кому ты собрался перерезать глотку, ты, варвар в красном хитоне!
Накатившая ярость придала сил. Осторожно, крайне осторожно я потянулся к поясу. Меч… Боги, даруйте мне надежду! Сделайте так, чтобы тот нож, который Капюшон издевательски именовал мечом, все еще оставался в ножнах, притороченных к моему ремню!
Медленно… медленно… ладонь за ладонью… Есть! Пальцы ухватили холодную рукоять. Теперь – молнией!
«Красный хитон» и пикнуть не успел. Повалив противника на землю, я приставил к его горлу меч, для острастки слегка оцарапав кожу. Быстрый взгляд по сторонам – никого! Еще один взгляд на кучу водорослей, которую разгребал мерзавец, и – о чудо! – блеск Гиеагровых доспехов. Боги! Должно же и мне когда-то повезти. Сделайте так, чтобы он был жив! Не забирайте его в царство теней!
Через минуту, через минуту я узнаю, что уготовила судьба. Вот только допрошу пленного.
Пленный разочаровал. Замухрышка неопределенного возраста. Из тех малохольных, которым одинаково можно дать и двадцать, и сорок. Белесые редкие волосенки, огромные перепуганные глаза; кадык на цыплячьей шее дрожит и пляшет под лезвием моего меча. Даже татуировка на лбу (Татуировка? Значит – не разбойник!) – и та, кажется, поблекла от ужаса. Клинок всего в пяди от его руки, но презренный, похоже, и не помышляет о сопротивлении. И все-таки я оттолкнул его оружие подальше.
– Кто такой? – рявкнул я, постаравшись нагнать в голос как можно больше громов.
– Сап-пожник Башам… из Арз-з-закены, – пролепетал он трясущимися губами.
– Сапожник?! – взревел я. – В солдатском хитоне? Врешь, собака! Говори, кто таков, иначе убью!
– Клянусь, г-господин, я сапожник! – завопил несчастный. – А хитон – из ополчения. Арзакенские мастеровые обязаны служить в ополчении! Царская воля! Какой из меня солдат! Я и с оружием-то обращаться не умею. Тетивой Стрельца клянусь!
– Не клянись, иначе боги прикончат тебя прежде, чем это успею сделать я. Зачем ты здесь? Почему не дал деру вместе со всеми?
– Я… я… – он сглотнул, – я был у ручья… когда хлынула вода, и на нас ринулся о… он… – затравленный взгляд в сторону Гиеагра. – Я бросился вверх по течению… в ущелье… Было страшно, очень страшно, и я п-побежал…
– Ага! – возопил я. – Вверх по течению?! Так это ты открыл последнюю плотину! Хотел убить меня и моего друга!!!
Его губы затряслись.
– Это не я, – пискнул он.
– Мой меч тебе не верит, – ответил я и для убедительности нажал на клинок.
Пленник закатил глаза: должно быть, уже готовился отправиться в царство теней.
– Говори правду, песий сын, – прошипел я, наклонившись к самому его лицу.
– Это не я, – захрипел он в ответ. – Я бы ни за что… Там был сотник и несколько наших… они тоже убежали… И сотник велел нам… Он сказал, что твой друг – демон, и мы…
– Сколько вас было?
– Семеро…
– Где остальные?
– Их… их смыло. Они не успели отскочить… Я один, когда заглушка треснула, успел, а их смыло.
– Хорошо, предположим, вы нашли плотину и открыли, – сказал я. – Но неужели там никого не было? Вам что, никто не помешал?
– Были, разбойники, трое. Одного наши убили, а двое удрали…
Разговор был окончен. Первым моим помышлением стало убить мерзавца, но, поразмыслив, я решил, что в сложившейся ситуации кто-то знающий эту местность может оказаться полезен. Кроме того, если он действительно башмачник, его можно выгодно продать или оставить у себя в услужении.
– Представим на миг, что я тебе поверил, – прорычал я. – Твоя жизнь зависит от того, правда ли все то, что ты мне сейчас наболтал. Понял меня?
– Да, господин, – выдохнул он.
Оторвав от его хитона длинную ленту, я накрепко связал пленнику руки. Еще из одного куска материи сделал кляп. Теперь пора приступать к самому главному.
К моей несказанной радости Гиеагр оказался жив, я услышал его стон, когда принялся разгребать водоросли, опутавшие героя. Он лежал на боку, видимо, это и спасло его: под головой героя растеклась лужа блевотины. Окажись он на спине, давно бы захлебнулся. Несколько минут – и я разметал водоросли и сор. Припорошенный песком, рядом обнаружился шлем Гиеагра. Схватив его, я зачерпнул в реке воды, и окатил друга в надежде, что тот очнется. Увы, не помогло. Гиеагр лежал неподвижно, дышал хрипло и тяжело. Время от времени из его груди вырывался стон и губы начинали шевелиться, как будто он говорил с кем-то во сне.
Оставаться на берегу было опасно. Промыть и перевязать раны Гиеагра – и как можно скорей убираться отсюда.
Еще в бытность мою почетным гостем Капюшона я присмотрел неподалеку отсюда небольшой грот – во время «инспекций» мы порой укрывались от полуденной жары неподалеку от него, в тени дикого винограда на берегу крошечного ручейка. О да, идея спрятаться там граничила с безумием, но других вариантов у меня просто не имелось.
Короткая схватка с кожаными ремнями – и вот я совлек с Гиеагра его некогда роскошный панцирь, теперь изрубленный и искореженный до неузнаваемости. Ран оказалось не так много, но две – на бедре и в боку были очень глубокие, из них до сих пор сочилась кровь. Латать тело героя – моя давнишняя привилегия, так что я довольно споро перевязал его тем, что осталось от хитона башмачника. Теперь нужно позаботиться о транспорте. На мое счастье умница Пламеник держался неподалеку. Он был слаб, но все же извлек некоторую пользу из последних событий, осчастливив своим вниманием разбойничью кобылку. Теперь они вместе щипали скудную траву в двадцати шагах от берега. На мой свист конь ответил коротким дружелюбным ржанием.
Не буду тратить папирус на описание того, как мы преодолели путь до грота. Скажу лишь, что пришлось развязать башмачника Башама, чтобы он помог мне взгромоздить Гиеагра в седло. Потом я снова связал пленника, и всю дорогу тот шел на привязи за разбойничьей кобылой. Боги были благосклонны, до грота мы добрались без приключений, внутри нас никто не ждал.
С великим трудом мы сняли героя с седла и опустили на землю грота. Я вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего вечера, желудок тотчас разразился сердитым урчанием, от которого, казалось, вздрогнули каменные стены. На мое счастье грот оказался знаком Башаму, он сказал, что здесь ночуют пастухи, перегоняющие овец на горные пастбища, и оставляют сыр, чтобы было чем подкрепиться, если ночь застанет без припасов. Минутные поиски в темных закоулках – и вот уже в моих руках заплесневелые сухари и полголовы сыра, твердого как камень. Чем не пир! Объедки достались Башаму.
Так прошло несколько часов. Все это время Гиеагр не приходил в себя. Нарвав веток и листьев, я сделал некое подобие ложа, на котором герой метался, как в горячке. Он беспрестанно бормотал что-то, как будто вел разговор с кем-то невидимым, но как я ни прислушивался, не мог разобрать ни слова. Лишь изредка мне казалось, что я узнаю произносимое им имя: Фаэнира. Я то и дело бегал к ручью и приносил в его шлеме студеную воду, но сколько ни пытался напоить Гиеагра, ничего не выходило: казалось, герой пребывает в каком-то очень далеком месте и отказывается принимать хоть что-то из нашего мира.
