Анна Калинкина - Метро 2033: Обмануть судьбу
– Вот я и говорю, что с головой у него не все ладно. А Федя, похоже, тоже в чудеса готов верить – совсем как Медный, нашли друг друга родственные души. Так что если бы не ты… А я до сих пор не сказал тебе спасибо.
– Долг платежом красен, – странно усмехнулась она.
– Что? – удивился Крот. – О чем ты?
– А ты не помнишь, как однажды на Охотном ряду разнимал дравшихся мальчишек? А вот я помню отлично. Только я не сразу поняла, что это был ты.
Крот покопался в памяти – действительно, всплыло лишь смутное воспоминание. Чумазые чертенята скопом навалились на одного – и кажется, тот жалкий заморыш и впрямь был рыжим и конопатым.
– Ты меня спас. Они меня чуть не убили. Я тебя узнала, когда увидела у тебя на руке шрам, – он мне тогда еще запомнился, – девушка коснулась пальцем красного рубца. – И я слышала, как наши тебя назвали Кротом. Я тебя вспоминала, людей о тебе расспрашивала. Кто-то мне сказал, что ты погиб. А потом оказалось, что на Ганзе был еще один Крот.
– Да Крот – это обычное погоняло для сталкера, – усмехнулся он, – нас, таких, без счета по всему метро, прям хоть номера присваивай, чтоб не запутаться. Что-то вроде припоминаю – надо же, как судьба людей сводит. А твоя мама тогда еще жива была?
– Нет, это уже когда она умерла.
– Расскажи о ней побольше – какая она была?
– Красивая. Она, бывало, песни начинает петь – все заслушивались.
– Какие песни?
– Разные. Я больше веселые любила. Про конфетки и бараночки, про Ваньку Морозова, который ни в чем не виноват, про цирк.
– А сама-то ты не пробовала петь?
Она смутилась.
– Ну, так, иногда.
И, помолчав, вдруг замурлыкала слабеньким голоском что-то про комсомольскую богиню. У Крота защемило сердце. Он сам не знал, что испытывает к ней – то ли отцовские чувства, желание опекать, то ли еще какие. «Что-то я совсем размяк», – подумал он. В мозгу зазвенел едва уловимый сигнал тревоги, но слушать его не хотелось. «Она слишком красивая для меня и слишком хитрая. Нельзя поддаваться ее обаянию. Но кто здесь поможет ей, кто заступится за нее, кроме меня?»
– Расскажи еще про Новый год, – вдруг попросила Искра.
– Чтобы все было как следует, непременно нужна елка, – сказал Крот. – Это такое дерево с зелеными колючими иголками, они и зимой не опадают.
– Знаю, – буркнула Искра, – в книжке видела. И на станции у нас, кажется, видела издали однажды.
– Да ты их в парке видела – их там полно.
– Там мне не до того было, чтоб деревья разглядывать.
– Ладно. В общем, елку украшают – вешают на нее разные игрушки, стеклянные шары блестящие, хлопушки, гирлянды лампочек.
– Что такое хлопушки?
– Трубочки такие из бумаги с веревочками. Если за веревочку дернуть, раздается такой звук – как будто стреляют.
Искра вздрогнула, побледнела.
– И что в этом веселого?
– Ну чего ты, – сказал Крот. – На самом деле это очень весело. На Новый год готовят много всего вкусного. И вот ближе к двенадцати провожают старый год, едят, пьют. Потом надо сказать: «Елочка, зажгись!», тогда включают гирлянды, и елка вся блестит и сверкает.
Искра фыркнула.
– Елочка, зажгись, – тоненьким голосом передразнила она.
– А потом дети зовут Деда Мороза и Снегурочку. Приходит Дед Мороз – в красной шубе с белым воротником, с белой бородой, с палкой, и Снегурочка с косой в голубой красивой шубке.
– Говорят, смерть тоже ходит с косой, – сказал Искра. – Ты говоришь, праздник в каждом доме? Так их что, много? Один дед всех обойти не успеет.
– Теперь вижу, что ты меня вполуха слушаешь. Я ведь говорил уже тебе, что это все понарошку, и в Деда Мороза верят только малые дети, – развеселился Крот. – Я-то всегда знал, что это переоделся кто-то из знакомых. В детском саду у нас в Деда Мороза переодевалась одна нянька – она была высокая. А Снегурочкой, наоборот, был низенький дядечка. Привязывал себе косу, надевал корону на голову – а сам-то он был лысый, вот смех. А потом всем дарили подарки.
Она слушала внимательно. Потом сказала:
– Раньше-то люди в него верили, как этот, длинноволосый, говорит – может, не зря? А у нас, у тех, кто без родителей остался, не было елки и Деда Мороза. Но товарищ Москвин заботился о нас – под Новый год пайки праздничные давали, в похлебку добавляли свинины чуть-чуть, иногда даже книжки дарили – не всем, а самым примерным. Товарищ Москвин поздравлял всех, говорил с народом – о том, что надо еще немного потерпеть, и скоро все наладится. А у вас на станции отмечают Новый год?
– Отмечают. Если вернемся отсюда, я б тебя позвал, если тебя отпустят. Заказал бы тебе пропуск.
«Хотя вряд ли ее так просто выпустят, – подумал Крот, – особенно если учесть, чья она дочь. На задание – возможно, и то не факт».
И вдруг до него дошло. Детям репрессированных не полагалось праздников. Спасибо и на том, что их не заставили разделить судьбу родителей. Дали возможность стать достойными членами общества и смыть родительский позор. В том числе и кровью.
– Знаешь, – сказала Искра, – я тебе расскажу то, что тогда не сказала всем. Помнишь, расспрашивали, что мы видели? Тогда, когда ты чуть не заснул. А я ведь тоже кое-что видела. На берегу пруда стояла мама и махала мне рукой.
Крот покачал головой. Вот и у девочки тоже глюки были, как оказалось. Может, и правда все дело в том, что там какая-то химия действует на людей? Может, то, что он так размяк при взгляде на рыженькую, тоже стоит отнести на счет этой химии? Однако, как ни крути, – Искра очень стойкой оказалась, не поддалась наваждению, в отличие от мужчин. Может, слово какое-то знает против всех этих чар?
– Извиняюсь, – послышался у него над ухом свистящий шепот, – это не вы в парк ходили недавно? Предметами старины интересуетесь?
Крот увидел морщинистого мужика в ватнике.
– Не интересуемся, – отрезал он неприветливо. Мужик показался ему обычным барыгой. Но тут встряла Искра и замела хвостом:
– А вы тоже были в парке?
– Нет, я туда не хожу давно, но кое-чего с прошлых времен осталось, – пробормотал мужик. – Подсвечник вот старый. Думал, продам кому-нибудь, а он у нас никому не нужен. Может, возьмете – недорого запрошу.
– Подсвечник не нужен, – сказал Крот, – но отсыплю патронов за информацию. Кто сейчас ходит в парк?
– Так не ходит никто давно, – гнул свое мужик, – там ведь странные дела творятся, в этом парке. Там земля порченая. И те, кто туда ходит, пропадают. Или возвращаются, но не такими уже.
– Как это – не такими? – удивился Крот.
– Ну, как бы это сказать… Тоже порчеными. И потом совсем уходят. Вот как Терентьич.
– А поподробнее можно? – спросил Крот, сыпанув в протянутую руку несколько патронов. Интуиция подсказывала, что это будет не пустая трата.
– Так чего там подробнее, – удивился мужик. – Терентьич, даже когда у него сын Борька пропал, еще молодцом держался, ремонтом руководил, а через пару лет сходил в парк – и вернулся сам на себя непохожий. Ходил по станции, как привидение, не разговаривал ни с кем, на вопросы не отвечал и ничего не рассказывал. А потом спустя недели три опять ушел – и с концами уже.
Еще несколько патронов перекочевало в сморщенную руку. И мужичок, поколебавшись и оглядевшись, прошептал:
– Да вот хоть этот проводник-то ваш – думается мне, он и теперь в парке бывает.
– Греков? – спросил Крот.
– Т-с-с, – мужик испуганно огляделся. – Он ведь такой чудной… я его боюсь иногда. И была с ним история одна нехорошая. Тут, на станции, мальчонка один жил убогий. С отклонениями он родился, и люди косились. Пока мать его жива была, вроде терпели, а когда умерла она, стали его шпынять. И тут Греков предложил – мол, давайте мне его в помощники, будет со мной наверх ходить. И согласился комендант, хоть нехорошее это дело – ясно же было, что мальчонка хилый, не боец. Видно, не хотелось ему лишний рот кормить. Так и вышло – отправился парень с Грековым наверх. А обратно Греков один вернулся.
– Мать умерла, – задумчиво пробормотал Крот. – А отца у него не было?
– Не сказала она, кто отец, – пробурчал мужик. Однако у Крота сложилось ощущение, что мужик об этом знал. Да и то сказать – разве скроешь что-нибудь на такой маленькой станции?
– Вам бы еще со старухой моей потолковать – она тоже кое-что помнит. Только болеет она. Не знаю, станет ли говорить. Эй, Ванда! – крикнул он, заглянув в палатку. – Тут из большого метро гости. Приглашать?
– Зови, зови, конечно. Ох, радость-то какая.
Крот и Искра залезли в палатку – и чуть не отшатнулись. Там сидела старуха в лохмотьях с красными, слезящимися глазами, но шею этого пугала в три ряда обвивали бусы, на руках гремели браслеты.
– Здравствуйте, гости дорогие. Угостить вас только нечем – может, пошлете за брагой, я скажу, куда. Живем-то мы скудно.
Крот намек мигом понял.
– Сейчас сходим, – буркнул он.
– Да вон он слетает, вы только отсыпьте ему, чтоб было, на что, – захихикала опять старуха.
