Лариса Кириллина - Принцессы возвращаются домой
– А что по этому поводу скажет Гронт? – спросил Родион, обращаясь к Наташе.
– Я… не знаю, – призналась та. – И вообще, я же вам говорила, что Гронта не существует.
– Как это не существует? – удивилась Эвлалия. – Я сама его видела!
– Интересно! Когда ты успела?
– Это было очень давно. Мне тогда было пять лет. Вернее, пять с половиной. И он присутствовал на моём первом балу. Он тогда уже был очень стар. Высокий такой, седой, с бородой, одетый в белое с серебром. Я вспомнила, когда королева напоила меня на днях каким-то настоем… вроде сыворотки правды.
– Батюшки! – ахнула Клава. – Ведь это же… Ляля, помнишь картинку, висящую в маминой с папиной комнате? Девочка в розовом платье и золотой короне под ёлкой?
– Разве на той фотографии – ты? – удивилась Эвлалия. – Мне всегда казалось, что я. Я тогда ещё удивилась, почему Дед Мороз такой странный, не в синем и не в красном, а он сказал, что его снегом запорошило… Погоди… если воспоминание общее, значит…
– Нас ещё тогда поменяли местами! – закончила фразу Клава. – И сделал это Гронт, нарядившийся вашим Дедом Морозом!
– Но – зачем?
– А кто ж его знает? Может, эксперимент проводил, может – решил насолить напоследок королеве, а вместе с ней и Асканию…
– Поменять принцесс так ловко, чтобы никто не понял, в чём дело?
– Наверное. И тогда получается, что настоящая Эвлалия – ты, а я все эти годы лишь занимала твоё законное место!
– Не пойму, ты обижена или рада?
– Да рада я, рада! Ты не представляешь себе, как мне тут нравится! Мама – прелесть, и мне плевать, что она не королева и даже не знатная дама; папа, судя по фоткам, звонкам и письмам – что надо; учителя – умницы на подбор; друзья… взгляни хоть на Родиона и Громовых… Я за эти дни так освоилась, что назад – ни капли не хочется!
– Знаешь, а мне ведь тоже, – усмехнулась Эвлалия. – Королева, она… совсем не злая, а просто несчастная. Когда эта суматоха закончится, я уверена, мы с ней поладим. Мой здешний отец, король Вассиан – он герой, только в нашей Мидонии ему некуда было девать свои силы, вот и странствовал бог весть где… Но если удастся вызволить его из темницы, я думаю, он не скоро захочет уехать из дома. Друзья у меня тоже есть: Дорион, Вольдемар, Селия, Артаксеркс…
– Ага. И жених Перотин! – ехидно добавила Клава.
– Никогда! – заявила с горящими глазами Эвлалия.
– Может, всё-таки лучше историю сдашь, а я определюсь с претендентами? – ещё раз предложила Клава.
– Претенденты будут потом, в третий день, а сперва – испытание, и тут, боюсь, я просто не имею морального права поручать его кому-то другому.
– А как ты собираешься с этим справляться, если магии обучалась я, а не ты?
Эвлалия удивлённо запнулась. Она вспомнила про черновик аттестата, найденный в бумагах Аскания. Теория – кое-как, практика – очень сносно, однако «способности – сверхотличные»! Это – о ком? О Клаве?..
– Неужели мы обе… волшебницы? – развела руками она.
– Я по крайней мере знаю, с какого конца брать волшебную палочку, – гордо напомнила Клава. – А ты много лет изучала историю этой местной… Раштарии. Ну, рискнём?
– Будь по-твоему! – встряхнула светлыми волосами Эвлалия.
Тут к экрану пробился огромный рыжий кот и уставился на своё удвоение в доме Громовых. Два кота одновременно выгнули спины и протянули навстречу друг другу когтистые лапы…
Зрители, наблюдавшие за фантастическим зрелищем перемещения из одного мира в другой двух одинаковых девушек, не заметили, как вместе с ними поменялись местами коты.
– Тьфу! – сказала с той стороны экрана Клава. – Опять оплошали с одеждой!
Принцесса Мидонии оказалась в джинсах и линялой футболке.
А в подмосковной дачке сидела Эвлалия в пышном серебристом наряде.
96
– «Капитана Лапушкина? Извините, а кто его спрашивает? Соколова, Екатерина Витальевна?.. По какому вопросу? Ах, личному?.. Знаете ли, Николая Евгеньевича сегодня не будет. Что ему передать? Нет, номер дать не могу, не положено»…
Сержант Мардохеев повесил трубку и занялся рутинной канителью с бумагами. Нужно было оформить все протоколы, касавшиеся сегодняшнего инцидента вокруг будущего кафе «Ай-лю-лю». Дело, в общем-то, ясное. Две фирмочки с криминальным душком не поделили лакомую территорию и вступили в вооруженный конфликт. Один раненый (средней тяжести), двое задержанных, один беглый, уже объявленный в розыск – некто Хряков Рогдай Адольфович. Его пуля слегка контузила Лапушкина, и тот на миг потерял сознание; видимо, в этом время бандит перепрыгнул через канаву и скрылся в зарослях дикой малины, ольхи и черёмухи, а потом растворился в толпе гуляющих.
Прибывший на место инцидента врач «Скорой» констатировал обморок, вызванный нервным и физическим перенапряжением – Лапушкин гнался за Хряковым по июньской жаре со всех ног и испытывал сильный стресс, поскольку боялся упустить негодяя и причинить невольное зло мирным посетителям парка. Больному был рекомендован покой – по крайней мере, до понедельника, когда ему надлежало явиться к своему участковому доктору и уточнить диагноз и способ лечения.
Разобравшись немного с бумажками, Мардохеев решил, что может позволить себе перекур. Лапушкин категорически не курил и успел приучить подчиненных к тому, чтобы, если кому невтерпёж, выходили на улицу. К тому же их «дочь полка», премилая, исполнительная, но безграмотная Леся Птицына, тоже не выносила табачного дыма – у неё была аллергия. И хотя сейчас Мардохеев остался один в кабинете, он всё-таки запер дверь на ключ и вышел на крыльцо.
У ступенек сидел забавный такой пуделёк. Вероятно, породистый, но неухоженный. И, похоже, голодный. Он взыскующе провожал глазами каждого входящего и выходящего из отделения, будто ждал хозяина или хозяйку. Бросили его, что ли? Или сам потерялся?..
«Фьюти-тю!» – посвистел Мардохеев.
Пудель выразительно взглянул на него и неожиданно встал на задние лапки.
«Ну и цирк!» – удивился сержант и прищёлкнул пальцами, подзывая собачку поближе.
Тот охотно исполнил его приказание, подползя по-пластунски и завиляв некупированным хвостом.
«Дрессированный, не иначе!» – умилился милиционер, опускаясь на корточки: – «Лапу дашь?»…
Пудель сел и дал ему лапу.
«А левую?» – попросил Мардохеев.
Собачка послушно сменила лапу и оскалилась в белозубой улыбке.
«У, какой симпатяга!» – умилился служитель порядка, привычным щелчком отбросил окурок и почесал у пса за ушком.
Тот чихнул (вероятно, от пальцев сержанта слишком сильно несло табаком), но изобразил на морде блаженство.
«Ишь ты! А ещё что умеешь?» – спросил Мардохеев. – Через палочку прыгнешь?
Собака кивнула.
Изумлённый милиционер поискал глазами что-нибудь подходящее, и не нашёл ничего, кроме как сломать ветку с куста сирени, росшего возле крыльца.
«Ну-ка, ап!» – скомандовал он пудельку, выставив ветку перед его кучерявой грудкой.
Пёсик прыгнул, сделал грациозный пируэт и скакнул назад.
«Ма-ла-дец!» – с характерной для циркачей расстановкой похвалил Мардохеев.
Пудель сел, всем своим существом выражая ожидание должной награды.
Мардохеев порылся в карманах. Ничего съедобного не было. А припасённый для перекуса бутерброд с ветчиной и сыром он давно уже сам смолотил. Впрочем, кажется…
Он же явственно помнил, что у Лапушкина в его сейфе зачем-то лежал пакетик с сухариками «Собачье счастье». Даже если это был предмет из описи, ничего не случилось бы, если бы Мардохеев скормил сухарики пуделю, а потом заменил их другими: такие выставлены едва ли не в каждом ларьке.
Пёс устремился за ним, и сержант решил закрыть глаза на маленькое нарушение – ну, подумаешь, собачку впустил, ведь она такая воспитанная, ничего не испортит, никого не укусит… Дежурный у входа болтал по сотовому с подружкой и только кивнул Мардохееву, а на пуделя не обратил внимания.
Коридор был пуст. Обыватели, не занятые перестрелками и коммерческими конфликтами, дружно переместились поближе к природе, и в милиции не толклись ни родственники пропавших старушек, ни старушки с доносами на шумливых соседей, ни владельцы вскрытых квартир, ни другие обиженные и оскорблённые.
Мардохеев зашёл в кабинет. Код от сейфа он знал. Пакетик лежал на виду.
Сержант вынул его и умело раскрыл. Три округлых сухарика выскочило, закатившись под стол.
«Доставай-ка, друг, сам!» – приказал он пуделю.
Тот не заставил себя упрашивать.
Пока он хрумкал добычей, Мардохеев понюхал сухарики.
Пахло вкусно. Интересно, что будет, если это съест человек? Не отравится же? И не превратится в собаку?..
Мардохеев взял на пробу два кусочка и отправил в уже наполненный слюнками рот.
И…
Через двадцать минут из кабинета вышел гражданин в чёрной шляпе, кремовой рубашке, коричневых брюках с эмблемой «Версаче», подобранных в тон носках и ботинках, с элегантной, хотя и не новой борсеткой в руке.
