Роберт М. Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад
Ну да. Слухи о недомогании Йавенира уже разошлись в степи. Теперь их не сдержит и сама Лааль.
– А войско, которое появилось на границе? Не говори, дядюшка, что ты ничего не слышал.
– Да слышал, слышал. Их всего-то каких-то восемь или десять регулярных полков. Может, тысяч двенадцать коней. Если империя готовится к битве и не может выставить по-настоящему большую армию, то дело плохо. Но никакой войны не будет, если что и наступит, так настоящая осень, та, от которой степи размякнут и превратятся в трясину. А потом начнется зима и снег. А затем снова придут весна и лето. Слово кузнеца. Конечно, если Ласкольник желает знать, что я обо всем этом думаю, – пусть сам спросит.
Анд’эверс насмешливо ей ухмыльнулся. Она ответила улыбкой.
Верданно были высоким, худощавым народом с темной кожей и темными волосами, обычно футов восьми ростом, пропорционально сложенными, а лица их обладали своеобразной красотой – с резкими чертами, с выступающими скулами и чуть миндалевидными, темными глазами. Следы их крови можно было найти во многих племенах Великих степей, потому что перед нашествием се-кохландийцев с Северного плоскогорья сходило множество караванов.
Когда кузнец улыбался, два коротких шрама прорезали его щеку, придавая лицу диковатый вид. Она запросто могла представить, как он в легкой кольчуге одной рукою правит боевой колесницей, другой бросая во врага дротик.
Однако в этом деле ей приходилось полагаться на свое воображение, поскольку Анд’эверс никогда не говорил о своем прошлом. Совершенно как если бы одновременно с прибытием в земли империи он родился заново.
– Тетушка в доме?
– В кухонном, как всегда. Она сказала, что ты наверняка нынче прибудешь, а потому варит огромный, с бочку, котел сырного супа.
– Тогда хорошо, что я пришла, правда, дядя? Потому что иначе все было бы зря.
– Ха-ха, хорошая шутка, девочка. Хорошая шутка.
Семья кузнеца вместе с ним и женой насчитывала двенадцать человек. Семеро сыновей и три дочери, сводные родственники Кайлеан, были гордостью и богатством Анд’эверса, но даже гигантский котел супа не представлял для них проблемы. Хорошо, что кузница приносила неплохой доход. Двое старших сыновей уже вылетели из дома и противу воли отца отправились на север, в Манделлен, где возник самый больший верданнский псевдогород. Это был результат закона о колесах. Фургонщики подчинились ему, но по-своему.
Вокруг Манделлен, маленького сельца, состоящего всего из нескольких домов, вырос первый из больших городов-лагерей, стены которого состояли из тысяч боевых фургонов, а усадьбы, улицы и торговые площади разметили обитаемыми повозками. Фургонщики установили свои подвижные дома так, словно расставили на плоскогорье передвижной лагерь, после чего сняли колеса. В один день почти в голом поле возник тридцатитысячный город. Один из нескольких на востоке. Губернатор пытался протестовать, но верданно показали ему соответствующие пункты из подписанного им закона о колесах. Фургоны должны встать около меекханского города или поселения, и им надлежало снять колеса. Никто не написал, сколько этих фургонов может быть.
Дело дошло до самого императора, но тот, говорят, лишь мельком глянул на документ и улыбнулся. Потому что в империи законы, может, не всегда совершенны, но всегда исполняются. Кроме того, тридцатитысячный защитный обоз, стоящий на пути возможного се-кохландийского нашествия, стоил побольше, чем несколько крепостей. Особенно если его жители ненавидели се-кохландийцев как никого другого на свете.
Они неторопливо закончили чесать Торина. Кайлеан имела смутное подозрение, что ее конь только для того дал вытянуть себя из конюшни, что знал, какой прием его здесь ожидает. Она усмехнулась и ласково похлопала его по спине:
– Ты рад, что мы вернулись домой, верно?
Торин повернул к ней голову и тихонько фыркнул.
– Вы хорошо ладите?
– Хорошо, дядя. Он упрямый, полудикий и любит чуть сильнее, чем нужно, кусать прочих лошадей. И людей тоже. Но, если не считать этого, он – лучший конь в чаардане. – Она сняла скребок, вычистила его и отложила на место. – Кто работает?
– Близнецы. И насколько я понимаю жизнь, они снова больше балуют, чем заняты чем-то полезным. Но что ж, лучше пусть сидят в кузнице, тогда не станут лазить по корчмам. Иди поздоровайся с ними, а потом беги к тете, а не то она лопнет от нетерпения.
* * *Кузница состояла из крепкой крыши на четырех таких же крепких столпах и плетенных из ивняка легких стен. Наследие караванов, где если уж ставили мастерскую, то делали это именно таким образом: крыша, столпы и символические стены. Ее можно было развернуть – и настолько же быстро свернуть, когда приходило время отправляться дальше. Ну и при такой жаре плетеные стены не удерживали тепло внутри. Иначе невозможно было бы работать.
Хотя все равно жар, пыхающий изнутри, остановил Кайлеан на пороге. Внезапно ей показалось, что и самый горячий полдень не слишком уж и докучлив. По крайней мере, если сравнить его с тем, что происходило подле очага.
Двум смуглокожим юношам это нисколько не мешало. Раздетые до пояса, оставившие на голом теле лишь кожаные фартуки, они приплясывали вокруг наковальни. Молоты лупили в кусок металла, раскаленного почти до белизны, новыми и новыми ударами придавая ему удлиненную форму.
– Отец знает, что вы портите хорошее железо? – заговорила она от входа, перекрикивая звон.
Они ни оглянулись, ни вздрогнули, пойманные врасплох. «Босяки», – мысленно улыбнулась Кайлеан. Конечно, они знали, что она – дома, но в этот миг важнее всего был кусок железа, безжалостно мучимый на наковальне. Вопрос соответствующей температуры, силы, направления и частоты ударов оказался важнее приветствия сводной сестры.
Наконец один из братьев быстрым движением бросил металл в бочку с водой. Зашипело, поднялось небольшое облачко пара.
Близнецы сперва вынули свое изделие и внимательно его осмотрели, а только потом перевели взгляды на Кайлеан. Одновременно улыбнулись, скорчив одинаковые насмешливые гримасы.
– Что-то, похоже, случилось в степях, если сестричку принесло.
– Наверняка вся вода сгорела, а вся трава испарилась или как-то так.
– Меня не было всего-то лет десять или двенадцать, мальцы, не преувеличивайте.
Фен’дорин и Ген’дорин, самые младшие сыновья Анд’эверса, близнецы, походили друг на друга словно две капли воды, что согласно верованиям верданно обещало удивительную и странную судьбу. Однако пока что они сидели дома и под присмотром отца учились ремеслу. И росли. Было им всего-то пятнадцать лет, но за последние полгода они рванули вверх на добрых четыре дюйма. Скорость эта застала врасплох сильнее всех в семье, пожалуй, именно Кайлеан. Порой она не наведывалась к родным с месяц, а то и дольше, странствуя с чаарданом по пограничью, но, возвращаясь в кузницу, отчетливо видела очередные полдюйма, которых в них прибыло. Несмотря ни на что, она продолжала называть их «мальцами». В конце концов, она была старшей сводной сестрой, и им следовало ее слушаться.
– Что вы там снова смастерили, а? Для подковы – слишком ровное, а для меча – короткое. Выйдет из этого что-то большее горсти подковных гвоздей?
Фен’дорин – она узнала его по маленькому шраму над левым глазом – поднял кусок темного, уже остывшего металла и подал ей. Оружие – ведь было сразу видно, что это клинок, – оказалось одновременно и странным, и знакомым. Двенадцатидюймовое лезвие явственно расширялось кверху и загибалось вперед, с режущей кромкой по внутреннему изгибу. Она держала в руке основу кавайо – боевого ножа верданно, который еще называли «горлорезом» или «вскрывателем черепов». Весил он почти два фунта, а вместе с рукоятью и навершием наверняка станет еще тяжелее. Таким клинком без труда можно отрубить руку либо рассечь голову. А если кольчуга не оказывалась по-настоящему крепкой, то укол кавайо прошивал ее, словно льняную тряпку. Ножи эти были столь хороши, что охотно вооружались ими не только Фургонщики. Оружие воинов.
– Отец знает? – спросила она уже всерьез и скривилась от собственного недомыслия. Конечно, знает. Он знал обо всем, что выходило из его кузницы.
Оба с сожалением улыбнулись.
– А второй? – По крайней мере этот вопрос имел смысл.
Ген’дорин снял с висящей у столпа полки второй клинок. Идентичный до последнего изгиба, но уже почти законченный. Режущая кромка закалена и предварительно наточена. Слегка волнистый узор голубой стали придавал клинку ощущение легкости и быстроты, и это несмотря на широкий тупой хребет. Когда основу насадят на рукоять и окончательно заточат, она превратится в прекрасное и убийственное оружие.
– Когда ты думаешь его закончить?
– Через месяц – спешить некуда. Еще рукоять, и ножны, и лезвие, и шлифовка. Это нужно сделать хорошо, верно, Фен?
