Анатолий Махавкин - Звери у двери
– Хорошо, – согласился я, – хочешь – помирай, а я всё-таки попытаюсь поговорить с девочками. Поэтому присутствие кое-кого может мне слегка помешать. Витьке совсем ни к чему слушать именно эту беседу. Так вот, бери-ка ты наших друзей и веди их на осмотр местных достопримечательностей. Языком ты владеешь, заступиться за них сумеешь – вперёд! Возражения есть?
– Нет, – ответил Илья с видимым облегчением: похоже, товарищ ожидал второго раунда уговоров. – А, забыл тебе сказать; девчонки собрали всё своё золото, носить они его вроде бы больше не могут. Можно попробовать продать.
– Погоди с этим, – проворчал я, – тебя-то грохнуть не сумеют, а пацанам в момент глотки перережут.
Честно говоря, мне было глубоко наплевать на их злосчастные глотки, но озвучь я эту мысль, и товарищ в очередной раз пришёл бы в ужас. А толку? Ледяной спуск, по которому мы неслись в неизвестность, не позволял задержаться для жалости или озабоченности судьбой посторонних. Даже события минувшей ночи успели порасти ледяным мхом, а собственные переживания начинали казаться смешными и нелепыми.
Тем временем обстановка в гостиной начинала напитываться нервической прохладцей. Девушки успели покинуть свою утреннюю дремоту, и теперь их поведение разительно отличалось. Оля осталась в кресле, и сидела, поджав колени к груди и положив на них подбородок. При этом взгляд девушки остановился на какой-то одной ей видимой точке, словно там она пыталась обнаружить ответ на терзающий её вопрос.
Галя, напротив, вела себя словно обезумевшая кошка, и металась от стены к стене, злобным шипом реагируя на любые попытки общения. И вот парадокс: обе девчонки, словно сговорившись, изобразили на себе крайний минимум одежды, состоящей из короткой юбки и крошечного топика, едва прикрывающего пышное содержимое. Поневоле почувствуешь себя персонажем японского мультфильма, благо и пропорции героинь вполне соответствуют.
Витёк сидел на пороге дома и медленно пережёвывал кусок колбасы, кольцо которой блестело в его ладони. Физиономию парня покрывала чёрная щетина, и это, в совокупности с мятой пыльной одеждой, делало его похожим на аборигенов. Мимикрия почище нашей. Разговаривать он ни с кем не пытался, и вообще делал вид, будто в доме, кроме него, никого и нет.
Паша, наоборот, изо всех сил пытался разговорить Галю, объясниться с ней, но всякий раз натыкался на злобное шипение и выпущенные когти. Выглядел он несколько приличнее Вити, однако бледное лицо и чёрные круги под глазами ещё никого не делали краше. Стоило нам с Ильёй войти в гостиную, и Паша радостно заулыбался.
– Хоть кто-то нормальный, – сказал он, слегка запнувшись на слове «нормальный». В глаза нам он пытался не смотреть, – а то все остальные как с ума посходили. Наташка, та вообще наорала ни с того ни с чего, и прогнала. Что дальше делать будем?
Смешной он был, честное слово! Ещё одна крайность, если брать Витю. Но тот-то хоть сразу понял: прежних друзей уже нет, и постарался отмежеваться, а этот продолжал делать вид, будто ничего особенного не произошло. Ну, подумаешь, любимая девушка превратилась в какую-то снежную королеву, как и обе её подруги, а друзья стали хрен пойми кем, это – неважно. Главное – сделать вид, будто всё осталось, как раньше.
– Пойдём, прогуляемся, – вздохнул Илья и похлопал Пашу по плечу. На лице товарища проступало сочувствие, – посмотрим, куда нас черти занесли. Надо же как-то обустраиваться.
– Вот и я говорю, – тут до Паши дошло, и он оглянулся, – а мы как, не все?..
– Девочки не в духе, как видишь, – Илья мягко нажал на плечо Павла, и тот сделал несколько шагов в сторону двери, – да и незачем им светиться в этом ужасе. Мало ли… Пусть посидят внутри, придут в себя, а мы и втроём погуляем. Витёк, ты ведь идёшь?
– М? – парень поднял на него глаза и проглотил кусок колбасы. – Наверное. Как-то меня мутить начало, от этих четырёх стен.
Тошнило его определённо не от стен, о чём ясно говорил его злобный взгляд, направленный на меня. Ох, и нарывается наш Витя! Моё терпение совсем не безгранично.
Пытаясь удержать себя в руках, я отвернулся и подошёл к Оле. Девушка с трудом вышла из своего транса и подняла на меня глаза, полные муки и безысходности. Казалось, открылись две дорожки, ведущие в бездонную пропасть, полную тьмы.
– Мне холодно, – прошептала Ольга и протянула мне ладони, – холодно и больно… Пожалуйста, согрей меня.
Я сел рядом и обнял за плечи, отлично понимая, какое лечение поможет ей снять боль. Вот ещё бы найти способ объяснить. Как сказать своей девушке, что единственный способ выжить – это убить человека? Причём сделать это должна она сама. У меня просто язык не поворачивался. Но если бы это была не Оля, а… Галя?
Та, кстати, прекратила своё бессмысленное метание и замерла у стены, пристально рассматривая меня. У неё было такое выражение лица, словно она меня в чём-то подозревала.
– Подожди, милая, – сказал я Оле и поцеловал её в щёчку, – скоро вернусь.
Кажется, когда я поднялся, она начала тихо плакать.
– Так, – нервно облизнулась Галя, стоило мне подойти к ней, – похоже, пришло время для признаний. Всем нам, включая Илью, с утра весьма хреново, а ты – словно огурчик. Рассказывай, какая тут фигня творилась ночью. Мне казалось, я слышу какие-то стуки через стену.
– Вам нужно питаться, – пояснил я со вздохом, – тогда станет получше.
– Как тебе вчера вечером, ха! – она нервно топнула ногой. – Иди в зад!
– Не так, – я закрыл глаза и досчитал до десяти, прежде чем собрался с духом. – Мы, Галечка – вампиры. Наша пища – люди, точнее, их жизненная сила.
Мгновение мне казалось, будто она начнёт смеяться, а потом понял, насколько оказался прав с объектом признания.
– Кроме шуток? – на губах девушки появилась странная ухмылка. – Так это же – круто!
Нет, всё замечательно, но я всё-таки оказался несколько удивлён её почти животным восторгом, ведь это так отличалось от полного отрицания Ильи. Неужели мы настолько разные? Ну да ладно, в данном случае это только к лучшему.
– Ну и когда начнём? – деловито осведомилась Галя, и её язычок несколько раз прошёлся по пухлым губам. – Если моё фиговое состояние – действительно голод, знай: жрать хочется просто неимоверно. Внутри всё просто окоченело.
– Потерпи немного, – успокоил я её, – мне потребуется от тебя определённая помощь.
Я объяснил девушке, какая именно.
– А теперь побудьте немного без меня. Нужно проведать Натаху, а то она как-то совсем затихла.
Причина выяснилась сразу же, как только я вошёл в спальню. Похоже, Нату скрутило сильнее всех остальных, и она неподвижно сидела на кровати, привалившись спиной к стойке балдахина. По бледной щеке медленно скользила блестящая капля. Девушка попыталась заговорить, но смогла выдавить лишь слабый сип. Я прикоснулся к бессильно лежащей руке и ощутил мертвенный холод.
– Чёрт! – выдохнул я и погладил ледяную кожу. – Сейчас я попытаюсь помочь, спасти тебя. Слушай! – тусклые глаза с трудом сконцентрировались на мне. – Сюда придёт человек, врач. Когда твои пальцы коснутся его кожи, представь себе пять соломинок, опущенных в бокал с напитком. Твои пальцы, это и есть – соломинки. Просто пей, и всё. Не будешь пить – умрёшь. Поняла?
Веки сомкнулись. Раз. Другой. Хорошо. Но времени почти не оставалось: Наташа умирала, и Оля стремительно приближалась к смертельной черте. Ножик обещал поторопиться с монашками и доктором. Если маленький мерзавец обманет, клянусь, я сниму с него шкуру! Кроме шуток – так и сделаю. Но сначала – спасти девочек!
Галя, присевшая рядом с Ольгой, вопросительно посмотрела на меня, и я покачал головой:
– Совсем хреново. Ждите, я сейчас.
Казалось, будто в голове тикает беззвучный метроном, отсчитывая последние мгновения. Быстрее. Ещё быстрее.
Я выскочил наружу и огляделся: чёрные тучи затянули всё небо мрачной пеленой, не оставив ни единого просвета. Холодный ветер гнал клубы серой пыли и какие-то чёрные ошмётки. Сажа? Где-то глухо взвыла собака и тут же смолкла, словно испугавшись собственного воя. Неужели это знак?
Из-за ограды выкатился оборванный свёрток и заковылял ко мне, опираясь на взлохмаченные рукава. Мальчуган, лет десяти, абсолютно безногий и с пустой глазницей на костлявой физиономии. Калека уставился на меня единственным карим глазом и проскрипел:
– Ножик повелел скать, чё костоправ ужо рядом. Монетку хош дать?
– Жить хочешь? – спокойно осведомился я. – Катись отсюда, обрубок.
Слова летели изо рта, словно их произносил кто-то другой. Как я мог так назвать бедного искалеченного ребёнка? Но мне было плевать.
Безногий глухо хихикнул и необычайно проворно выскользнул наружу, тотчас исчезнув из виду.
Возникло, усиливаясь с каждой секундой, ощущение нереальности происходящего. Как это могло быть настоящим? Я поднёс ладони к лицу, и когти послушно выскользнули из кончиков пальцев. Это – реальность? Вокруг ограды столпились крошечные серые домики чужого города из хрен пойми какого времени. Это – сон!! Просто я всё ещё сплю, но скоро проснусь и пойду на день рождения Марины. На месте имени оказалась холодная пустота. Я не мог вспомнить даже лица. Родители? Смутные силуэты растворяются в тумане и исчезают. Кто-то внутри меня осторожно ступал мягкими лапами по островкам воспоминаний в бесконечном болоте забвения, и они послушно погружались в трясину, где уже и останутся. Навсегда.
