Евгений Лобачев - Поход скорпионов
Проскакав еще сотню шагов, Капюшон поднял коня на дыбы. Солнце воспламенило его панцирь, золотыми искрами пробежало по рогам шлема, наконечник дрота прочертил в раскаленном воздухе ослепительную молнию. Пожалуй, этого выжигу и впрямь могли бы принять за великого героя… там, где не видели самого Гиеагра. Иначе говоря, под стенами Арзакены Капюшон имел все шансы на успех.
Появление на сцене «главного героя» не осталось незамеченным арзакенцами. Передние шеренги вдруг раздались чуть в стороны, и на поле боя горстью разноцветных горошин высыпали легковооруженные воины. Ряды тяжеловооруженных тотчас же сомкнулись за их спинами. Войско продолжало надвигаться, треть его уже перебралась через речку и была на самых подступах к гряде.
Капюшон дернул поводья, и конь снова поднялся на дыбы.
– Янна-яа-а! – выкрикнул атаман.
– Янна-яа-а! – дружно подхватили его головорезы.
«Р-Р-Р-Р-Р-У-У-У-У-У-У» – глухим рокотом отдалось где-то позади нас, и мне показалось, что дрогнула земля. Тотчас над станом разбойников повисло молчание; все захлопнули рты, обратившись в слух. Кто-то выругался сквозь зубы, кто-то икнул.
– Только б не переборщить, – прошептал коротышка Йахр, оказавшийся рядом со мной.
– Много там воды? – выдавил я.
В ответ он лишь дернул усом – мол, хватит.
Рокот стремительно нарастал, дробясь на отдельные звуки. Волн еще не было видно, но внутри меня все содрогалось от грохота влекомых потоком валунов, от щелканья осыпающейся гальки, от треска вырываемых с корнем деревьев. Проклятье! Как бы придуманные нами декорации не уничтожили нас прежде тех, ради кого задумывался спектакль!
Я бросил взгляд вперед. Лже-Гиеагр гарцевал на прежнем месте, воинственно потрясая дротом. Дальше, на самых подступах к гряде застыли солдаты Арзакены. Самые смелые уже начали было подъем по пологому склону, но докатившийся и до них грохот заставил их остановиться. Я не видел лица Капюшона, когда он смотрел на врагов, но готов поклясться: в душе мерзавец уже праздновал победу! Ах, как жаль, что он далеко! Ни камнем не добросить, ни стрелой не попасть. Да и не дадут мне этого сделать: глазом моргнуть не успею, как меня изрубят в куски.
«До чего же любят Бессмертные подшутить над нами, людьми, – подумал я. – Пьесу, которая создавалась для величайшего актера, доигрывает третьесортный мим, бездарный фигляр. И этому шуту суждено сорвать овации и получить венок победителя!»
Ужасающая картина встала перед моим мысленным взором: расфуфыренному Капюшону, восседающему на золотом троне Арзакены, подносят на блюде отрубленную голову моего друга… От этого видения кровь закипела в моих жилах! Ну нет, не бывать такому! Не знаю, где сейчас Гиеагр и что с ним, но это воровское отродье никогда не займет место, по праву принадлежащее великому герою!..
Нестерпимый грохот смешал мои пылкие мысли. Казалось, это невозможно, но рев потока усилился тысячекратно, достигнув каких-то запредельных высот. Зажав уши, я завертелся волчком, пытаясь понять, что же происходит. Грохот сводил с ума, выматывал душу, понуждал удрать, умчаться прочь без оглядки или зарыться в землю, искать убежища в самой глубокой норе, среди червей и скелетов.
Ватага разбойников внезапно рассыпалась стайкой вспугнутых воробьев. Могучие мужи, чей вид внушал ужас и благоговение, заметались по узкой каменной гряде, голося, будто плакальщицы на похоронах. Поначалу Званцо и Йахр пытались унять их, но скоро сами смешались с толпой, и я потерял их из виду.
«Волна еще далеко, – мелькнуло в голове, – а небо уже готово обрушиться на землю. Что же будет, когда поток достигнет нас?!»
Но, может быть, надвигающаяся катастрофа сыграет мне на руку? Быть может, конь Капюшона, испугавшись адского шума, сбросит своего хозяина и ускачет прочь?.. Повернув голову, я едва не застонал от разочарования: проклятый разбойник оказался великолепным наездником! Его перепуганный скакун вертелся в каком-то безумном танце; бьюсь об заклад, ни один даже самый искусный всадник не смог бы удержаться на нем в ту минуту, но Капюшон… Капюшон сидел в седле так прочно, будто его прибили гвоздями! Я не мог разглядеть лица, но готов поклясться – он был бесстрастен, как божество. Ужас, охвативший его людей, был ему безразличен; он смотрел лишь вперед, на врага, и ждал… Я думаю, ждал, когда придет волна и можно будет продолжить представление.
И тут боги сжалились надо мной. Кто-то толкнул меня в спину, да так, что я едва удержался на ногах. Обернувшись, я едва не завопил от радости: передо мной стояла лошадь! Низкорослая пегая кобылка тянула ко мне морду, и ее испуганные глаза как будто говорили: «Эй, двуногий, прыгай в седло. Вдвоем не так страшно!»
Я не заставил себя ждать! Лошадка вздрогнула, испуганно заплясала, но я сумел справиться с ней. Мои пальцы коснулись ножен на ремне… Оружие! Мне нужно оружие! «Мечом», который дали мне разбойники, только кур смешить. О нет, никаких мечей! Я совершенно не искусен в обращении с ними. Лук… мне нужен лук…
Я заозирался в надежде, что кто-то из разбойников, удирая в паническом страхе, бросил то, что мне нужно, как вдруг…
Я увидел поток. Бурный и неистовый, он обтекал гряду с двух сторон, гремя камнями, увлекая за собой листья, сучья, стволы деревьев и все, что попадалось на пути… Вот, вертясь и раскачиваясь, проплыл узкогорлый кувшин, вон мелькнула желтая тряпица… а там – кружится в водовороте деревянный башмак… а чуть поодаль безвольной куклой бьется о камни его хозяин…
Сейчас, когда я пишу эти строки, я понимаю, что волна была не столь уж и велика; во всяком случае, она не сравнилась бы с неистовством весеннего паводка… но в тот момент, среди рева, треска и грохота, нам казалось, что все воды мира обрушились на несчастное ущелье и скоро сметут нас в царство теней вместе с горами, вместе со всем миром!
В следующую секунду я позабыл и о грохоте, и о воде, и о луке. Едва блеснул на солнце вспененный гребень волны, Капюшон ослабил поводья и ударил пятками в бока скакуна. Мгновение – и конь помчал его вперед, на оробевших арзакенцев.
– Стой, ублюдок! – заорал я, устремляясь следом. Плевать на лук, плевать на все на свете. Если понадобится, я задушу эту гадину голыми руками. Я сдохну, но остановлю его!
О, каким безрассудством была эта погоня! Я скверный наездник, а лошадка моя неслась по опаснейшей тропе, усеянной валунами и щебнем, и только милость богов удерживала меня в седле, а ее – на дороге. Я утешал себя мыслью о том, что и Капюшону несладко в этой гонке, что он мчится по той же самой смертельно опасной тропе… Но жестокая реальность разбивала мои надежды: с каждой секундой он все больше и больше удалялся от меня.
Вражеские ряды неумолимо приближались; впереди гряду пересекала небольшая лощинка, и почти сразу за ней алели хитоны передних арзакенцев.
Лощина! Она была моей последней надеждой. Прежде я пересекал ее и знал, что склоны ее довольно круты, и если Капюшон все так же будет гнать коня, то свернет себе там шею! А если замедлится хотя бы немного, я получу шанс настигнуть его, а уж после – будь что будет.
Я изо всех сил ударил пятками в бока своей кобылки, и она помчалась быстрее ветра, неся меня навстречу неминуемой гибели.
Приблизившись к лощине, Капюшон чуть придержал бег коня; я видел, как скакун и всадник исчезают с залитой солнцем каменистой гряды, как будто погружаясь в омут. Вот исчезли ноги… круп… вот всадник по плечи ушел в тень… вот он и вовсе скрылся из виду… Секунда – и он появится с той стороны!
Бросив взгляд на вражеский строй, я невольно вскрикнул: то, что я только что принял за воинов в красных хитонах, оказалось рядом щитов; длинные и узкие, они были вертикально воткнуты в землю, а за ними – никого! Подняв взгляд чуть выше, я увидел спины вояк далеко впереди: в полном беспорядке они мчались к воротам. Следом, проглатывая упавших и растоптанных, неумолимо нагоняя живых, катилась беснующаяся волна.
Как вы жестоки, боги! Вы помогли Гиеагру исполнить его безумный план, но не дали насладиться его плодами! Вы отдали победу в руки презреннейшего из воров! От горя и обиды сердце мое наполнилось черной кровью, и я выкрикнул одно из тех проклятий, которое мы, сознавая свое бессилие, адресуем небесам.
Скачка вдруг пресеклась: моя кобыла успела остановиться на самом краю лощины. Увлекшись зрелищем бегущей армии, я едва не позабыл о своей цели. По всему выходило, что Капюшон должен вот-вот появиться с той стороны, а я так и не придумал, как его остановить!
Отчаянно щурясь, я пытался разглядеть, что творится внизу, но после яркого солнца легкая тень лощины казалась чернее ночи. «Капюшон что-то мешкает, – подумалось мне. – Неужели противоположный склон слишком крут для его коня?»
Внезапно в голову пришла великолепная мысль. Соскочив с лошади, я подобрал с земли камень с острыми краями и стал ждать. Пылая жаждой мести, я представлял, как размозжу импровизированным оружием уродливую разбойничью башку.
