Ксения Медведевич - Сторож брату своему
Не дождавшись ни поднятых в удивлении бровей, ни вопроса, юноша продолжил – не отпуская, кстати, повода совершенно не беспокоящегося Гюлькара. Что за пропасть, жеребец даже конюхов покусывал, не то что незнакомцев…
– А кого, если это, конечно, не тайна, видела та торговка в квартале аль-Зайдийа?
– Да кого-то похожего на шпиона вроде вас, почтеннейший, – сплюнув косточку, любезно ответил Тарег.
– Конь слишком хорош, – усмехнулся юноша. – К тому же здешние повесы в этот час дня предпочитают мулов – голова гудит после попойки. И меч ваш, сейид, блестит, прямо-таки ослепляя. Даже второе зрение слепнет, сейид, – до того блестит.
Глаза его, кстати, так и не повеселели.
– У вас в роду были сумеречники? – осведомился Тарег. – Я не знал, что в барид набирают потомков маджус.
– Я не из людей барида, – снова заулыбался полуашшарит. – К тому же я чистокровный человек.
Тарег наконец-то поднял брови в удивлении.
– Шаманы, несколько поколений. Да и прадед мой был непрост… А уж прапрадедушка – ох… – Юноша только рукавом махнул, показывая в улыбке безупречные зубы.
– Вы… скорее… тюрок?
– Скорее джунгар.
– Ах, вот как…
Тарег предложил собеседнику еще один абрикос. Тот не отказался.
– Так о чем мне нужно побеспокоиться?
Юноша помахал рукой – повод, кстати, при этом отпустил – прося подождать, пока прожует. Дожевав, сказал:
– В Харате вас очень хорошо помнят, сейид. Все местные жители – а также те, кто переехал сюда из Нисы.
– А что, там осталось кому переезжать? – искренне удивился нерегиль.
– Несколько сотен человек набралось – по арыкам прятались, говорят, по сточным канавам, опять же по подвалам, – покивал его собеседник. – Кстати, соседний с аль-Зайдийа квартал – их. Так и называется, аль-Нисайр.
– А что, город не стали отстраивать заново? – вежливо поинтересовался Тарег.
– Отстроили, но не на прежнем месте, – так же вежливо ответил молодой человек. – И надо сказать, сейид, жители Харата не особо признательны вам за то, что пришлось собирать деньги на новый михраб в Пятничной масджид и на новые списки Книги для учеников медресе. Следует добавить, что это – не самая главная и важная причина, по которой местные жители на вас… эээ… сердиты.
– То есть, если бы я поступил с ними как с жителями Нисы, они были бы мне больше благодарны, – прищурился нерегиль.
Молодой человек вздохнул:
– Градоначальник, начальник гарнизона, кади и сборщик податей, а также большинство гвардейцев, охранявших цитадель Харата во время мятежа аль-Валида, происходили из местных уважаемых – и крайне многочисленных, сейид, – семейств.
– Вот как… – отозвался Тарег, изображая преувеличенное внимание.
А юноша вдруг обернулся и показал куда-то в сторону – туда, где под пыльными навесами галдели торговцы фруктами:
– Гору пустых корзин видите, сейид?..
Пустых корзин в той стороне наблюдалось предостаточно – время было послеобеденное, многие отторговались. Феллахи сворачивали циновки и заводили осликов в оглобли тележек. Определенно большая куча пустых корзин высилась рядом с лотком, над которым надрывался зеленщик.
– Ну?..
– Зеленщика?
– Даа-а…
– Человека с яблоками?
– В чалме с длинным хвостом?
– Нет, в одной шапочке. У кого куча яблок поменьше. И сидит он не за лотком, а на циновке.
– Вижу такого человека. И что?
– Его зовут Адхам ибн Ирар. У них в роду так принято называть старших сыновей: то Ирар, то Адхам. Старый род, между прочим, сейид, мединский, по материнской линии ансары, сподвижники…
– …я понял.
– Вы повесили его деда, сейид.
– Я помню.
– Он тоже.
Помолчав и посмотрев на сидевшего и перебиравшего яблоки человека в грубой аба, Тарег извлек еще один абрикос – для собеседника:
– Я признателен вам за сведения, но полагаю, что на этом базаре каждый второй на меня за что-то обижен. Или даже каждый первый. Что же, мне не выезжать в город?
Презрительно фыркнув, он подобрал поводья. Однако Гюлькар сосредоточенно жевал половинку абрикоса, предложенную потомком джунгарских шаманов, и решил не отвлекаться на движения хозяина.
– Дело даже не в том, что вы повесили его деда, сейид, – продолжил, как ни в чем не бывало, молодой человек. – Дело, скорее, в том, что вы запретили хоронить тела казненных…
– Это ваши законы!
– Конечно, сейид, простите, я не хотел показаться грубым. Но, так или иначе, род ибн Ираров заплатил тысячи и тысячи динаров за возможность достойно похоронить отца семейства. И, люди говорят, разорился, собирая эти деньги. К тому же у них конфисковали поместья, земли, сыновей взяли в тюрьму и пытали, пока они не отписали все имущество новому градоначальнику…
– Я знаю, как у вас все происходит при смене власти!
– Да-да, сейид, я понимаю… так вот, теперь ибн Ирар сидит на циновке и продает яблоки. Говорят, торговля идет не так уж бойко. У него две незамужние дочери, а их никто не сватает. Все боятся родниться с опальным семейством. Печально, не правда ли?
– И? – Тарег собрал поводья в горсть и вздернул недовольно всхрапнувшему Гюлькару морду.
– Шуу, шууу… – полуджунгар-полуашшарит ласково похлопал коня по шее и снова поймал повод.
А потом взглянул нерегилю прямо в глаза:
– Ибн Раббьяхи – это родичи начальника гвардейской стражи – переехали в поместье, им пришлось продать то, что уцелело из имущества. Ибн Халликаны – это…
– …сборщик податей. Я…
– …я тоже понял, что вы помните, сейид. А вот они живут, как жили, над каналом Нашраван. И ибн Умары, которые…
– …кади…
– …да, они живут в том же квартале. До сих пор. Как вы думаете, сейид, у них хватит денег скинуться и нанять кого-нибудь с… мнэ… острым зрением?
– Что ж, тогда желающим убить Тарега Полдореа придется постоять в очереди, – нерегиль дернул плечом. – Меня это не интересует.
Он поддал Гюлькару стременами и натянул правый повод, разворачивая сиглави. Конь недовольно храпнул и закивал мордой, пытаясь поддать задом.
– В вас всадят нож.
– Меня нельзя убить, – прорычал Тарег, борясь с храпящей скотиной.
– Тем хуже, – прищурился полуджунгар, складывая руки на груди. – Потому что, если горло перерезать обычному человеку, он умирает. А вы будете мучиться, сейид. Как в прошлый раз.
Разъяренный Тарег дал шенкелей, Гюлькар долбанул копытом по ящику, на котором лежали амулеты-пятерни. Медные ладошки посыпались, кругом заорали. Покрывало спало. Потомок шаманов расплылся в улыбке.
– Какой шайтан послал вас, почтеннейший?!.. – рявкнул Тарег и увидел десятки повернутых к нему ошалелых лиц.
Толпа завопила с новой силой. Люди, увидев, кто сидит на хорошем сиглави посреди базара, испуганно ахали и показывали пальцами. Где-то заверещала женщина. Беспокоящийся Гюлькар ржанул – и поддал задними копытами. За спиной взметнулась стена воя, спереди началась давка.
– Чтоб вам провалиться! – заорал Тарег. – Хватит с меня ваших рассказов! Ну-ка, выкладывайте, кто ваш отец, о котором вы все время думаете!
Вокруг вопили: «Аль-Кариа, вон он, воистину это аль-Кариа, спасайтесь, правоверные!» – кто-то пер от него, кто-то к нему, продавец пилава стоял с раззявленным ртом, мальчишки-попрошайки восторженно завывали.
– Мой батюшка, Джарир ибн Тулун…
Возбужденный воплями Гюлькар попытался встать в свечку.
– Короче!..
– …Тулун приходился сыном…
Пихаясь как самый умный, кто-то все-таки опрокинул чашки с пилавом – и мир взорвался.
Тарег рявкнул:
– Еще короче!..
– …сыном Архаю! Сыну Арагана! Сыну Эсена!
– Тьфу на вас, почтеннейший! Вы бы сразу сказали, чей вы правнук!.. Садитесь сзади!
– Батюшка ждет вас в поместье! Сказал, привези Повелителя, в ноги упади, но привези!..
– Тьфу на вас снова! Меня еще ни разу не приглашали на ужин, угрожая убийством! Дорогу! Дорогу, вонючие обезьяны, я не знаю, что с вами сделаю! Дорогу!..
* * *Из арки за спиной зеленщика открывался прекрасный обзор.
Вот раскиданный сельдерей и стебли лука, которые пытается собрать верещащий продавец. Вот разъехавшаяся куча корзин и мелькающие над головами корзины, которыми правоверные уже начали мутузить друг друга.
А вот напряженная спина Адхама ибн Ирара, позабывшего про свои фрукты. Потомок некогда славного рода стоял, намертво вцепившись в рукоять ханджара. И смотрел на исчезающего в толчее базара нерегиля.
Впрочем, смотреть было уже особо не на что: всадник в белой фараджийе и вцепившийся ему в плечи паренек уже скрылись за покосившимся навесом из яркой лоскутной ткани.
На месте, где неожиданно, словно из ниоткуда, возник нерегиль, среди расколоченных черепков и рассыпавшегося риса кипела обычная базарная драка. Бритый степняк в грязном халате прыгал одной ногой в стремени, его стаскивали за пояс двое детин с такими же бритыми башками, детин охаживали кулаками невольники продавца пилава, а сам Халид Бу Али держал лошадь под уздцы и, надсадно вопя, призывал Всевышнего в свидетели разбойничьего нападения на гостя.
