Стивен Эриксон - Память льда. Том 2
— О боги, — пробормотал Паран, — паннионцы дорого заплатили.
Похоже, мне стоит пересмотреть своё отношение к «Серым мечам».
Штырь кивнул.
— И всё же — численный перевес важнее.
— Приди мы на день или два раньше… — проговорил Молоток.
Никто не договорил за него. Не было нужды.
— Что с тобой, Хватка? — спросил Мураш.
— Ничего! — огрызнулась женщина. — Ничего.
— Так что, это — Пленник? — спросил Вал. — Тот сверкающий купол? Там, за дымом…
— Идём, — сказал Тротц.
«Мостожоги» насторожённо двинулись за баргастом через жуткую площадь к главной улице, которая, похоже, вела прямо к странно светившемуся строению. Архитектура домов и зданий по обе стороны улицы — по крайней мере, тех, что ещё стояли, — показалась Парану отчётливо даруджийской. Остальной город, насколько он мог заметить по боковым переулкам, на которых всё ещё бушевали пожары, был совершенно другим. Смутно чуждым. И везде — трупы.
Дальше по улице куча всё ещё покрытых плотью тел возвышались, словно холм.
«Мостожоги» ничего не говорили, приближаясь к склону этого холма. Представшую перед ними правду было сложно понять. Только на одной этой улице находилось не менее десятка тысяч тел. Возможно, больше. Влажная, уже разбухшая бледная плоть вокруг зияющих ран, из которых вытекла кровь. Курганы из тел у входов в здания, устья переулков, ворот усадеб, ступенчатых подходов к разграбленным храмам. На лицах и в невидящих глазах плясали отблески пламени, коверкая их подобием движения, иллюзией жизни.
Чтобы идти дальше, «мостожогам» нужно было взобраться по этому склону.
Тротц не колебался.
От небольшого арьергардного отряда пришла весть: тенескаури вошли через ворота и, словно беззвучные призраки, двигались за ними. Несколько сотен, не больше. Плохо вооружённые. Не проблема. Тротц в ответ на это только пожал плечами.
Они пробирались вверх по мягкому склону из тел.
Не смотреть вниз. Не думать о том, что находится под ногами. Думать только о защитниках, которые сражались здесь. Думать о почти нечеловеческом мужестве, об отрицании смертных границ. Об этих «Серых мечах» — неподвижных, одетых в форму телах в дверных проходах и переулках. О тех, что продолжали сражаться вопреки всему. Не сдающихся ни перед чем. Заживо порубленных на куски.
Эти солдаты посрамили всех нас. Это урок… для «мостожогов» вокруг меня, этого беспокойного отряда с разбитым сердцем. Мы пришли на войну, где нет милосердия.
Холм был сформирован. Его сложили намеренно. Это был подход. К чему?
Настил из трупов завершился неровной грудой тел на расстоянии меньше человеческого роста от крыши доходного дома. Напротив здания была точно такая же груда, но огонь превратил её в тлеющий курган.
Тротц ступил на самый край обвала. Остальные последовали за ним, пригибаясь, оглядываясь, пытаясь осознать значение увиденного. Обвалившийся край открыл правду: у этого жуткого сооружения не было основания. Не было ничего, кроме трупов.
— Осадный холм, — наконец сказал Штырь тихо, почти неуверенно. — Они хотели до кого-то добраться…
— До нас, — пророкотал низкий голос над ними.
Арбалеты взметнулись наверх.
Паран посмотрел на крышу. У её края выстроилась дюжина фигур, освещённых отдалёнными пожарами.
— Они принесли лестницы, — продолжил голос, теперь по-даруджийски. — Мы всё равно их уделали.
Эти воины не принадлежали к «Серым мечам». Они были вооружены, но снаряжение было очень разнородным. У всех лица и открытые участки тела были разрисованы полосками и зубцами. Люди-тигры.
— Краска мне нравится, — отозвался Вал, тоже по-даруджийски. — Чуть не обделался со страху, не скрою.
Воин — высокий и массивный, сабли цвета кости с чёрными полосками в укрытых кольчужными рукавицами руках — ответил:
— Это не краска, малазанец.
Последовала тишина.
Затем он взмахнул клинком.
— Поднимайтесь, если хотите.
На крыше показались лестницы, соскользнули по краю.
Тротц колебался. Паран подошёл к нему.
— Мне кажется, стомит. Есть что-то в этом человеке и его последователях…
Баргаст фыркнул.
— Да ну? — И жестом подозвал «мостожогов» к лестницам.
Паран следил за подъёмом, решив подниматься последним. Он увидел, что Хватка отстала.
— Проблемы, капрал?
Она вздрогнула, потирая правую руку.
— Тебе больно, — сказал капитан, подходя к ней и глядя на искажённое лицо. — Ты ранена? Пойдём к Молотку.
— Он мне не поможет, капитан. Не обращайте внимания.
Я отлично знаю, что ты чувствуешь.
— Тогда лезь.
Капрал направилась к ближайшей лестнице, словно к виселице.
Паран посмотрел назад. Призрачные фигуры двигались в сумраке у дальнего края горы трупов. За пределами действия любого оружия. Вероятно, они не хотели подниматься по склону. Капитана это не удивило.
Борясь с приступами боли, он полез вверх по лестнице.
Плоская крыша здания походила на маленький трущобный посёлок. Навесы и палатки, костры, тлеющие на перевёрнутых щитах. Пакеты с едой, сосуды с водой и вином. Ряд завёрнутых в одеяла фигур — павшие, всего семеро. Паран видел под навесами других, скорее всего, — раненых.
Возле чердачного люка было поднято знамя, жёлтый флаг из детской рубашки с тёмными полосами.
Воины стояли молча, наблюдая, как Тротц послал отряды к каждому краю крыши, чтобы проверить, что находится под домом и напротив него.
Предводитель внезапно обернулся, пугающе грациозным, текучим движением, и посмотрел на капрала Хватку.
— У тебя есть что-то для меня, — громко сказал он. Её глаза расширились.
— Что?
Воин вложил в ножны одну из сабель и подошёл к ней.
Паран и другие малазанцы, находившиеся поблизости, смотрели, как он потянулся к правой руке Хватки, схватил за обтянутое кольчугой плечо. Раздался приглушённый треск.
Хватка ахнула.
Мгновение спустя она со звоном бросила меч на просмолённую крышу и быстрыми, резкими движениями принялась стаскивать кольчужную накидку. В порыве облегчения Хватка заговорила:
— Хвала Беру! Я не знаю, кто ты, Худом клянусь, но они меня убивали. Сходились всё туже и туже. О боги, такая боль! Он сказал, что я не смогу их снять, что они навсегда останутся со мной. Даже Быстрый Бен так говорил — нельзя заключать сделку с Тричем. Мол, Тигр Лета сумасшедший, чокнутый…
— Мёртвый, — прервал её даруджиец.
Наполовину освободившись от кольчуги, Хватка замерла.
— Что? — прошептала она. — Мёртв? Трич мёртв?
— Тигр Лета Взошёл, женщина. Трич — Трейк — сейчас ходит среди богов. Я их заберу. И спасибо, что принесла их мне.
Хватка выпростала правую руку из рукава. Три торквеса из слоновой кости скатились к кисти.
— Вот! Пожалуйста! Рада услужить…
— Попридержи язык, Хватка, — оборвал её Мураш. — Ты позоришь нас! Просто отдай ему эти проклятые штуковины!
Хватка осмотрелась.
— Дымка! Где ты прячешься, женщина?
— Здесь, — пробормотал голос за спиной Парана.
Захваченный врасплох, он отшатнулся. Будь она проклята!
— Ха! — ликующе крикнула Хватка. — Слышишь, Дымка? Ха!
Взводы снова собрались вместе.
Даруджиец закатал изорванный рукав. Полосатый орнамент покрывал крупные, чётко очерченные мускулы на руке. Он натянул три браслета выше локтя. Слоновая кость щёлкнула. Что-то полыхнуло янтарём в темноте под шлемом.
Паран разглядывал воина. В нём живёт зверь, древний, пробуждённый дух. Вокруг даруджийца клубилась сила, но капитан чувствовал, что она рождается из естественного духа предводителя настолько же, насколько и из скрытого внутри зверя — и этот зверь предпочитал одиночество. Каким-то образом его могучую силу почти присвоила себе властность даруджийца. Вместе они — внушительный союз. Ошибки быть не может, это важный человек. Что-то должно произойти здесь, и моё присутствие не случайно.
— Я — капитан Паран из Войска Однорукого.
— А вы не спешили, да, малазанец?
Паран моргнул.
— Мы сделали всё, что смогли, сэр. В любом случае, нынче ночью и завтра придёт подкрепление от племени Белолицых.
— Отец Хетан и Кафала, Хумбролл Тор. Хорошо. Пришло время изменить ход событий.
— Изменить ход событий? — пробормотал Мураш. — Да вам, похоже, не нужна была помощь, чтобы его изменить, дружище.
— Тротц, — крикнул Вал. — Мне не нравится то, что у нас под ногами. Трещины. Вся эта крыша покрыта трещинами.
— Со стенами — то же самое, — отметил другой сапёр. — Со всех сторон.
— Это здание наполнено трупами, — сказал невысокий воин в лестийской броне, стоявший рядом с даруджийцем. — Похоже, они разбухают.
