Ксения Медведевич - Кладезь бездны
Каид Марваз с людьми, отрядом маридов и подопечным прибыли в город. В Хире все спокойно. Сводный отряд джиннов ведет себя согласно предписаниям и установлениям. Да будет славен Всевышний.
1
Звезда погибели
Ханьский квартал Хиры, некоторое время спустя
Расталкивая лбом бумажные фонарики, каид Марваз перся вверх по улице – как бык. Полые сферы с шелестом расступались, мелодично позвякивали свисавшие с них металлические трубочки, и каид шел сквозь тоненький звон и перешептывания. Полуденная улица спала, только пыльные шарики фонарей неуместными гроздьями качались на ветру.
Зеленые с золотом драконьи морды водостоков свешивались к плечам, в пустых темных проемах лавок безмятежно сидели львы в пол человеческого роста – из крашеной глины львы, конечно. Хозяева лениво высовывали головы на звон, щурили и без того узенькие глазки и медово улыбались: не угодно ли чего почтенному господину? Одинаковые лица, одинаковые черные шапочки, из-под шапочки по низко склоненной, затянутой в шелк спине змеится косичка.
– Долго еще?
По зимнему времени не припекало, но пылить шлепанцами по солнечной стороне улицы было невмоготу.
Мелко трусивший перед Марвазом ханец извернулся и оскалил желтые крупные зубы:
– Не изволь беспокоиться, сайида, уже совсем скоро придем…
Сзади покаянно засопел посредник – вот кому Марваз отвесил бы плюху с превеликим удовольствием. А как же: почтеннейшему угодно поглядеть на самое большое в Куфе зеркало? Воистину, Всевышний свидетель, за таким зеркалом мой господин, это светило мужества и благородства, украшение воинства халифа и девиз храбрецов должен отправиться в ханьский квартал, где Абу Касим покажет ему такое зеркало, да проклянет меня Всевышний и да вычеркнет из списков, предназначенных к спасению в день Последнего суда, если Абу Касим врет…
Так посредник – юлящий и извивающийся гаденыш из Бану Худ – улещивал Марваза сегодня утром. К полудню каид успел выпить чайник отвратительного пустого чая в лавке торговца древностями на базарной площади Хиры – это туда его затащил вертлявый языкатый змей из племени первостатейных обманщиков. Да уж, про Бану Худ говорили, что те способны продать верблюда его же хозяину, а что есть Хира как не столица мошенников и сынов нерадивости из племени, умудрившегося обобрать даже Благословенного, когда тот прибыл из пустыни с караваном ансаров…
Ну так вот, сначала каид Марваз надулся этим чаем из веника. Потом в лавку прибежал ханец-посыльный и, весь истекая потом под стеганым синим халатом, принялся мяукать на своем кафирском языке с посредником. И вот мяукали они и мяукали – от второго чайника на венике Марваз предусмотрительно отказался – а потом домяукались, видно, до соглашения – не иначе как преступного и обманного! – и повели Марваза к воротам в ханьский квартал. Торчащая красными стрехами, огромная арка каиду сразу не понравилась – тьфу, а уж драконьих тварей там изваяно было несчетное количество, и все они скалили на правоверного свои кафирские зубищи. Там, среди клянчащих подаяние колодников, продавцов вертушек и бродячих фокусников, они долго толкались, пока не наткнулись на этого ханьца, что сейчас трусцой бежит впереди, то и дело оборачиваясь и скалясь в улыбке, которая, наверное, кажется ему доброжелательной.
А время уже, между прочим, приближается к полудню! А ведь он, Марваз, хотел сходить сегодня в баню – позавчера мылся, шутка ли сказать! Но не сходил. Ибо попался на глаза Сейиду. Господин нерегиль как раз заканчивал какой-то разговор с молодым маридом, а Марваз беспечно шел мимо с тюком свежей одежды.
– Мне нужно зеркало, Марваз, – сказал Сейид.
В Хире, как известно, нет караван-сараев и постоялых дворов: в землях Бану Худ, так же как и в Хорасане, за прием путников отвечает амиль города, расселяя путешественников по домам горожан. Именно поэтому их определили на постой в большом пустующем доме на краю кладбища: с гвардейским отрядом от самых оазисов Лива шло маридское ополчение, а местные побаивались маридов. Непонятно, правда, с чего: джинны как джинны, правоверные, обликом не особо страшные, если уж на то пошло. Ну да, днем они предпочитали спать по колодцам, а ночью догоняли – с приятным уху посвистом, стелющимися огоньками они возникали вокруг лагеря и разбегались по камням: кто ящеркой, кто змейкой, а кто и в человеческом облике к костру присаживался.
В городе мариды все как один приняли вид людей. Правда, джинн обязан от настоящего человека отличаться: знающий завсегда увидит наводящую на размышления метку. Марид в людском виде либо крив на один глаз, либо хром, либо побит оспой, либо косоглаз. Джинн, с которым разговаривал господин нерегиль, имел на правой руке шесть пальцев. Ну и глаза у них у всех красным отливают, это точно. И борода, если приглядеться, завивается внизу темным дымком. Но бояться все равно нечего – а хирцы боялись до усрачки и загнали их на постой на самую окраину у Старого кладбища.
Так вот, зеркало.
– Мне нужно очень большое зеркало, Марваз, – задумчиво заметил Сейид.
И показал, насколько большое, разведя руки на величину большого арбуза.
Марид, тем временем, вспыхнул ярко-желтым пламенем и с коротким хлопком улетучился. И так засиделся до позднего утра, на боковую отправился, не иначе.
– Купить не выйдет, – рассудительно ответил каид. – Зеркало хорошей полировки такого размера стоит дороже, чем все наши кони под седлом. Придется брать в аренду.
– Ну так возьми, – пожал плечами Сейид.
И отправился в сад медитировать.
В Хире они застряли, похоже, надолго, и господину нерегилю оставалось только медитировать – не по певичкам же ему ходить в веселом квартале, в самом-то деле. Впрочем, Марваз был благодарен судьбе за передышку после долгой дороги в пустыне. Им даже не пришлось отбиваться от налетчиков-бедуинов – а между прочим, поговорка «нападение бедуинов на караваны паломников» уже давно входила во все словари ашшари.
Но спешили они так, что в Куфе провели только ночь – эх, обидно, так и не увидели они тамошнюю Пятничную масджид! Говорят, в молельных залах там пол выложен цельными плитами малахита! Врут, наверное, но теперь уж не проверишь… Ну так вот, спешили они сильно. А как тут не спешить, шуточное ли дело, фирман эмира верующих и господин нерегиль под… эээ… все ж таки больше под стражей, чем под охраной. Хотя каид Марваз справедливо полагал, что самийа ни в охране, ни в страже не нуждается. Из того переулочка, где фирман вручали, каида Марваза вынесло вихрем. Тот стремительный полет на спине, а потом и под стременем ополоумевшей лошади запомнился ему надолго. Надо же, а после Нахля он почему-то думал, что ничего страшнее случиться не может.
Еще Марваз про себя радовался, что не пришлось господина нерегиля везти в цепях, как узника: эмир верующих сменил гнев на милость и еще весной отозвал страшный приказ, где поминались оковы и прочие неприятные вещи. Правда, поговаривали, что неизвестно еще, чем встреча Тарика и халифа обернется: мол, повелитель наш имеет нечто в сердце против сумеречника, и многое нужно сделать, чтобы то нечто в сердце рассеялось.
Впрочем, рассуждать тут не о чем и нечего, обо всем их предупредили заранее. Господин Абу аль-Хайр ибн Сакиб сказал: ваша забота – препроводить господина нерегиля в Басру, пред очи халифа. Господин нерегиль, нужно сказать, с препровождением своим никаких препон не чинил, а каид Марваз со своими ребятами его не боялся. Почти.
А в Хире их догнал почтовый голубь барида с посланием от того же господина Абу аль-Хайра. Глава ятрибской тайной стражи просил дождаться важного человека с отрядом сопровождения – уж больно ему хотелось, чтобы эта персона следовала в Басру ко двору халифа под надежной охраной, и не потерялась, и не попала в засаду или под нож к бедуинским разбойникам, которые гоняли по всем землям Бану Худ и даже далее к северу. И надо сказать, что просьба господина начальника тайной стражи казалась каиду Марвазу мудрой. Уже под Куфой их нагнали слухи о страшной бедуинской шайке из бану куф, которые не просто грабили, а убивали всех подряд, да как зверски: несчастных путешественников клали головой на камень и разбивали голову другим камнем, подобно тому, как жители пустыни изничтожают змей.
Так что теперь каид Марваз со всеми вверенными его попечению лицами уже шестой день сидели в доме у Старого Кладбища и ждали персону с ее персонским сопровождением. По ночам они резались с маридами в шахматы, а днем либо дрыхли, либо шлялись по базарам и баням.
Ну или ходили по странным поручениям господина нерегиля, которому – поди ж ты! – занадобилось огромных размеров зеркало. Наверняка что-то там они с маридами во время своих ночных посиделок придумали. Но все равно – зеркало, это кому сказать…
От воспоминаний и размышлений каида Марваза отвлекли звуки, мерзостность которых сравнима была лишь с полуночным воем голодной гулы – между прочим, пока шли через Дехну, наслушались.
