Джо Аберкромби - Полвойны
– Так я выкуплю ее у тебя, купец? – задал вопрос Йиллинг. – За твою жизнь – почему нет?
– С удовольствием, господин, – вымолвил Синий Дженнер. Скара так и знала – мать Кире просто дура, раз поверила этому пройдохе. Она поглубже вдохнула, чтобы выпалить проклятие. Крючковатый палец разбойника впился ей в плечо. – Но мне нельзя ее продавать.
– По моему обильному и кровавому опыту… – Яркий Йиллинг поднял багряный меч и прижал плашмя к щеке, как девчушка – любимую куклу. Алмазное навершие разгоралось красными и желтыми искрами. – Один острый клинок рассечет целый моток любых «нельзя».
Cедой кадык Дженнера подскочил от волнения.
– Я ей не хозяин, чтоб продавать. Она – подарок. От князя Варослава из Калейва самому Верховному ко- ролю.
– Ясно. – Йиллинг медленно убрал меч от лица, от прижатого клинка на коже осталось красное пятно. – Слыхал я, что Варослав из тех, кого страшится мудрый.
– По правде говоря, шутить князь не любит.
– Когда власть человека расцветает, его чувство юмора вянет. – Йиллинг нахмурился на кровавый след, что сам оставил между колонн. Между трупов. – Верховный король тоже такой же. Было б неблагоразумно лямзить у них подарки.
– На всем пути от Калейва я повторял те же самые слова, – сказал Дженнер.
Яркий Йиллинг щелкнул пальцами, словно треснул кнутом, глаза загорелись мальчишеским задором.
– Придумал! Мы подкинем монетку. Орел – ты забираешь эту милку в Скегенхаус, мыть ноги Верховному королю. Решка – я тебя убью и распоряжусь ею с большей пользой. – Он шлепнул Дженнера по плечу. – Ты что-то сказал, мой новый друг?
– Праматери Вексен это небось придется не по нутру, – сказал Дженнер.
– Да ей не по нутру вообще все. – Йиллинг широко улыбнулся, гладкая кожа вокруг глаз собралась в добродушные морщинки. – Но я склоняюсь лишь пред одною женщиной. И это вовсе не праматерь Вексен, не Матерь Море, не Матерь Солнце и даже не Матерь Война. – Он подбросил монету высоко: золото вспыхнуло под необъятным и тусклым сводом Леса. – А только Смерть.
Он выхватил монету из тени.
– Короля и крестьянина, господина и слугу, сильного и слабого, мудрого и глупого – всех нас ждет Смерть. – И он раскрыл кулак, на ладони сверкнула монета.
– Эхе. – Синий Дженнер уставился на нее. – Сдается, меня она еще чуток обождет.
Они неслись прочь сквозь разоренный Ялетофт. Горячий ветер раскидывал охваченную огнем солому, ночь вскипала криками, мольбами и плачем. Скара не поднимала глаз, как полагалось вышколенной рабыне. Рядом не было никого, кто велел бы не горбиться – и ее страх понемногу таял, превращаясь в чувство вины.
Они вскочили на борт судна Дженнера и тут же отчалили. Команда бормотала молитвы и благодарила Отче Мира за спасение от резни, весла скрипели, наращивая ритм – пока меж ладей захватчиков они скользили в открытое море. Полумертвая Скара плюхнулась возле груза, чувство вины постепенно стекало в лужу скорби: она смотрела, как пламя охватывает прекрасный дворец короля Финна, а вместе с ним и ее прошлую жизнь. Огромный резной щипец чернел на огненном фоне, а потом обрушился в фонтане клубящихся искр.
Пожарище надо всем, что только знала принцесса, умалялось, Ялетофт стал далеким огненным пятном в темноте, паруса трепетали, и Дженнер приказал повернуть на север, в Гетланд. Скара стояла и глядела назад, глядела в прошлое. Слезы высохли на лице, когда ее скорбь смерзлась в холодную, твердую, железную глыбу ярости.
– Я еще увижу свободный Тровенланд, – прошептала она, сдавливая кулаки. – Увижу, как заново отстроят дедушкины палаты, а тушу Йиллинга Яркого расклюют вороны.
– Покамест главное – увидеть вас завтра живой, принцесса. – Дженнер снял с ее шеи невольничий ворот и укутал плащом ее дрожащие плечи.
Она подняла глаза, осторожно потирая отметину от серебряного шнура.
– Я напрасно осуждала тебя, Синий Дженнер.
– Ваше суждение было недалече от истины. Я творил куда худшее зло, чем вы себе представляете.
– Зачем же тогда рисковал ради меня жизнью?
Он, похоже, на минуту задумался, почесывая подбородок. Потом пожал плечами.
– Потому что вчерашний день уже не изменишь. А завтрашний – можно. – Он вложил что-то в ее ладонь. Обручье Бейла – рубин наливался кровью при свете луны. – Кажется, это ваше.
2. Мира не будет
– Ну, когда же они появятся?
Отец Ярви сидел, прислонив к дереву сутулую спину. На коленях его умостилась древняя книга. Казалось, что он почти заснул: зрачки под отяжелевшими веками перестали скользить по написанному.
– Я служитель, а не провидец, Колл.
Колл мрачно оглядел святые подношения богам на поляне. Безголовые птицы, кувшины высохшего эля. Покачивались связки костей на бечевках. Собака, корова и четыре овцы висели на иссеченных рунами ветвях. У перерезанных глоток животных суетилась мошкара.
Не обошлось и без человека. Тело, судя по мозолям на шее, невольника – на спине грубо начертали рунный круг. Пальцы касались окровавленной почвы. Грандиозное жертвоприношение Той, Что Взращивает Семя от какой-нибудь мечтающей о ребенке богачки.
Колл не шибко жаловал святые рощи. В них у него возникало чувство, будто за ним подсматривают. Себя-то он считал малым честным, но свои тайны найдутся у каждого. И свои тягостные сомнения тоже.
– Что за книга? – спросил он.
– Трактат об эльфийских древностях, написанный двести лет назад сестрой Слодд из Реерскрофта.
– Опять вы взялись за запретные знания?
– Знания с тех времен, когда целью Общины Служителей было копить, а не выпалывать мудрость.
– Обуздать возможно лишь познанное, – пробурчал Колл.
– В дурных руках всякое знание, равно как и всякая сила, станет опасным. В каком деле его применять – вот что важно. – С этими словами отец Ярви лизнул палец на высохшей кисти и перевернул страницу.
Колл мрачно покосился на безмолвный лес.
– Мы что, и впрямь пришли слишком рано?
– Обычно бой выигрывает тот, кто первым подошел к месту схватки.
– Разве мы собирались не на мирные переговоры?
– Мирные переговоры и есть поле битвы служителя.
От тяжкого вздоха Колл пришлепнул губами. Он пристроился на пенек с краю поляны, на почтительном расстоянии от подношений богам. Вынул ножик и ясеневую заготовку, которой начерно уже придал нужную форму. Та, Что Бьет По Наковальне, с высоко занесенным молотом. Подарок для Рин, когда он вернется в Торлбю. Если вернется, а не окончит свои дни, болтаясь на дереве на этой самой поляне. Он снова пошлепал губами.
– Боги наделили тебя многочисленными дарами, – пробурчал отец Ярви, не отрывая глаз от книги. – Умелыми руками и смекалкой. Привлекательными вихрами песочного цвета. Неунывающим остроумием – порой немного не к месту. Но хочешь ли ты и впрямь стать великим служителем, стоять у плеч королей?
Колл сглотнул.
– Хочу, вы же знаете, отец Ярви. Больше всего на свете.
– Тогда тебе придется многому научиться, и прежде всего – терпению. Собери свой разум-мотылек в кулак, и однажды ты изменишь мир, как мечтала твоя мама.
Колл мотнул головой и услышал, как под рубашкой цокнули гирьки на ремешке вокруг шеи. Эти гирьки его мать, Сафрит, носила, заведуя кладовыми, – почетный знак того, что отмеряла и взвешивала без обмана. Будь храбрым, Колл. И во всем старайся быть первым.
– Боженьки, я до сих пор скучаю по ней, – пробормотал он.
– Я тоже. А сейчас замри и все внимание на меня.
Колл свесил руки.
– Мои глаза приросли к вам, отец Ярви.
– Закрой их. – Служитель захлопнул книгу и встал, отряхивая со спины палые листья. – И слушай.
Шаги, из глубины леса. Колл убрал поделку, но нож оставил, сунув лезвием в рукав. Большинство проблем решит правильно выбранное слово. Но по опыту Колла, сталь с правильной заточкой способна отлично уладить оставшиеся.
Из-за деревьев на поляну ступила женщина в черном балахоне служителя. Ее огненно-рыжие волосы с боков были выбриты, а сверху, примазанные, топорщились в виде гребня. На коже возле ушей наколоты руны. Суровым было ее лицо – и от движений челюстью становилось еще суровее: она жевала кору сонной ветлы. На губах – лиловые пятнышки.
– Вы рано, мать Адуин.
– Не так рано, как вы, отец Ярви.
– Мать Гундринг всегда повторяла: приходить на встречу вторым – неприлично.
– Что ж, надеюсь, вы простите мою невоспитанность.
– Смотря какие известия от праматери Вексен вы принесли.
Мать Адуин вскинула голову.
– Ваш повелитель, король Атиль со своим союзником Гром-гиль-Гормом нарушили клятвы Верховному королю. Они отбросили протянутую руку дружбы и обнажили против него мечи.
– Его рука дружбы давила на нас тяжким гнетом, – сказал Ярви. – Уже два года, как мы ее стряхнули, и оказалось – без нее дышится куда легче. Два года как Верховный король не брал городов, не выигрывал битв…
