Елена Звёздная - Настоящая черная ведьма
Сняв грязную шляпку, бросила ее на пол, чуть не попав в одного из котов, который тут же зашипел и шерсть вздыбил, и пошла мыть руки.
На обед у меня был суп-пюре, совсем как бабка готовила, правда этот без поганок в виде секретного ингредиента, стейк из говядины, причем пальчики оближешь какой, и десерт в виде ягодного мусса. Священник скромно признался, что всегда мечтал быть поваром — мы с Гардэмом, не сговариваясь, признали, что у него бы вышло.
— Знаете, мне кажется, вы вполне могли бы открыть свою таверну, — поедая мусс маленькой ложечкой, заметила я.
— Это мечты, госпожа ведьма, — сник священник, — мой сан и все, что с ним связано… вы же понимаете.
Пожав плечами, внесла предложение:
— Моральная травма после неудавшегося сожжения ведьмы, полученное ведьминское проклятие, не позволяющее войти на порог церкви, как следствие отлучение от церкви, договор с господином Норкене, который как раз свою чайную продавать надумал — дочерей замуж он уже всех выдал, хочет с женой на юг податься, к теще, я за вас поручусь, получите ссуду в банке братьев Рошид и… Нет ничего невозможного.
Священник выронил ложку, которой мешал соус.
— Вы подумайте, — посоветовала я. — В конце концов, жизнь всего одна, и проживать ее в угоду кому-либо, кроме себя, — глупость несусветная.
Дохрай высунулся, изобразил крайне неприличный жест, направленный на меня, кстати.
— А вот рисковать своей жизнью или нет — это уже мое личное дело! — взбесилась черная ведьма.
Недолго думая, мой дух продемонстрировал все, что обо мне думает.
Неодобрительно покачав головой, выдвинула последний аргумент:
— Хархем погибнет.
Дохрай сник. С хранителем Люсинды они были дружны, вместе порой в преисподнюю бегали.
— Мадину убивали две недели, — продолжила я, отложив блюдечко с муссом, — и я понимаю, что лучше бы отдохнуть и приступить к вызову и завтра, но не могу так. Не могу — и все.
Подлетев, Дохрай взял меня за руку, едва ощутимо сжал.
— Со мной будет Гардэм, — тихо напомнила я и встала.
Священник поднял ложку и, запинаясь, спросил:
— Г-г-госпожа ведьма, а что вы собираетесь делать?
Поведя плечом, честно ответила:
— То, чем обычно черные ведьмы не занимаются. Но я еще молодая и глупая, мне можно.
Потом был быстрый душ, должна же я была смыть с себя болотную грязь и тину, а затем глухая черная мантия, надеваемая для самых сложных из ритуалов, ритуальный клинок из черной кости дракона, ритуальная чаша, мел и мерцающий зеленоватым светом пузырек экстренного восстановления сил. Как бы я ни храбрилась перед Дохраем, то, что собиралась сделать, — на грани самоубийства. Но, в конце концов, черная я или как, а для нас, черных ведьм, смерть от экспериментов во время ритуалов — дело самое обычное.
И потому, заплетя волосы в небрежную косу, все равно ведь расплетать придется, я подхватила черную сумку и направилась на выход.
А на пороге меня ждали Гардэм, священник, Дохрай и даже котики, которые почему-то осознали важность момента.
— Кошек покормишь, — напутствовала я духа.
— Я вам блинов с собой испек, — протягивая сверток, сказал священник.
Отказаться почему-то стало крайне неудобно, и таким образом в регламентированную сумку для опасных ритуалов попал промасленный сверток. Позор какой, надеюсь, об этом никто никогда не узнает.
* * *Доехала я до места с извозчиком, а вот после начались мелкие неприятности. Это когда почти не важно, но все равно бесит!
Для начала еще издали стало ясно, что дом Люсинды оцеплен! Да не кем-нибудь, а отрядом гвардейцев в белом. Это когда обычные гвардейцы, но в белом и амулетами увешаны, отчего создается странное впечатление — согласитесь, мужчины с серьгами по четыре в каждом ухе и кольцами по два на каждом пальце — это как-то странно.
Но стоило подъехать ближе, как взору моему представился весь отряд поддержки белого мага, то есть тоже маги. Это когда одному влом всякой мелочью заниматься, и тогда крутой белый маг в звании мэтра таскает несчастных за собой, нагружая всякой беломагической деятельностью.
А самое любопытное началось, стоило мне подъехать к самому ограждению.
— Куда? — вопросил гвардеец с квадратной челюстью, безразличным взглядом, четырьмя серьгами в правом и пятью в левом ушах. — Запрещено!
Извозчик неуверенно оглянулся на меня, я же, подперев кулаком щеку, задумчиво протянула:
— Красивые сережки.
Сержант, судя по нашивкам на рукавах, побагровел.
— Вам идет, особенно в сочетании с милыми колечками, — продолжила ехидная черная ведьма. — Давно в оцеплении стоим?
— Разговаривать с посторонними запрещено! — рявкнул гвардеец с попранной честью и пострадавшим достоинством.
Остальные чуть ли не закивали в ответ.
Зигфрид-«березка», белый маг, с которым мы вчера мило ремонт в моей кухне производили, подошел, смущенно кашлянул, привлекая ведьминское внимание, и тихо произнес:
— Госпожа Герминштейн, мне очень жаль, но расследованием случившегося занимается орден и, соответственно, мэтр Октарион, и он лично распорядился вас не пускать.
Медленно сузила глаза.
Заметив мою ярость, маг торопливо добавил:
— А чтобы вы глупостей не наделали, мы оцепление выставили, и на всех амулеты, соответственно, ваша магия вреда никому не причинит. Ехали бы вы домой, госпожа ве…
Со стороны дома раздался вой, после лавка полыхнула зеленым пламенем — судя по всему, эти на белом мозгом повернутые пытаются проникнуть в жилище Люсинды, а Хархем, естественно, не пускает, он же хранитель. Как же меня эти белые бесят!
— Госпожа Герминштейн, — занервничал «березка». — Поезжайте, а? Не хочется, чтобы вы пострадали.
Глянула на белого — действительно за меня переживал, что удивительно.
Тяжело вздохнув, предупредила:
— Уходите отсюда, целее будете.
Маг напрягся, затем продемонстрировал кольца на своих пальцах, намекая на то, что с помощью черной магии я ему ничего не смогу сделать. Улыбнулась. Коварно. Обещающе. С явным предвкушением.
Маг осознал, что сейчас что-то будет, посмотрел на лавку Люсинды, махнул рукой на свои обязанности и, преодолев оцепление, запрыгнул в двуколку — вот что значит быстрообучаемый.
А вот гвардейцы были не настолько умные, и потому, переводя удивленные взгляды с меня на мага, изобразили на лицах решимость стоять до конца.
— Зря вы так, — угрожающе протянула черная ведьма.
— Ага, зря, — подтвердил извозчик.
И даже Гардэм согласно кивнул огромной белой тигриной башкой. Вообще, конечно, его белый цвет — это несмываемый позор на моей репутации, так что надо будет подумать о перекрашивании. Но это потом.
— Считаю до трех, — предупредила я гвардейцев.
Мужики выпятили уши с серьгами и бросили полные надежд взоры на усеянные перстнями пальцы. Наивные.
— Это был ваш выбор, — улыбнулась я.
Щелчок пальцами, зеленоватый дымок призванной магии и произнесенные с явным издевательством слова заклинания:
— Энгарр левиар эснар!
На последнем звуке суровый сержант с попранным достоинством и поруганной честью, плюнув на свой служебный долг, рывком забрался в нашу двуколку. Зигфрид пожал его сверкающую от колечек ладонь, а я понимающе кивнула.
Затем задрожала земля. Не сильно, но ощутимо. Всхрапнула лошадь извозчика, залаяли собаки, лениво лежащие на солнце коты, осознав надвигающуюся угрозу, вскочили и, подняв хвосты, с мяуканьем унеслись на крыши домов, в которых пооткрывались окна и местные жители повысовывались, предвкушая развлечение.
Гвардейцы напряглись, перепуганно переглядываясь, я улыбнулась шире, во все зубы.
Толчок!
На этот раз посильнее. Трещина на дороге, вмиг добравшаяся до начала оцепления.
Миг тишины, которая всегда случается перед бурей. Нервно сглотнувшие гвардейцы…
И ринувшиеся из недр земли полчища слегка увеличенных и уядовитанных магией муравьишек и паучишек. Целое черное воинство.
Раздался отчаянный визг, и один из гвардейцев, тот самый, который визжал, бросился прочь по дороге, петляя из стороны в сторону так, словно бы уходил от прицельного обстрела.
Все так же ехидно улыбаясь, посмотрела на застывших остальных гвардейцев… Черное паучино-муравьиное воинство на меня. Я подняла руку и указала цель. Муравьишки понимающе кивнули. Пауки кивнули бы тоже, но анатомия к подобному не располагала.
— Обед подан, — едва сдерживая смех, возвестила я.
— А-а-а-а! — раздалось дружное и на редкость бодрое.
И по дороге вниз к морю устремилось все белогвардейское воинство, избавляясь в процессе улепетывания от алебард и иного мешающего улепетыванию снаряжения.
Проводив их печальными взглядами, муравьишки вновь посмотрели на меня.
