Евгений Щепетнов - Путь Найденыша
– А с чего ты взял, что я красавчик? – удивился Нед.
– Краса-а-авчик, – усмехнулся Арнот. – Я бы за такую фигуру и морду, как у тебя, все бы отдал! Девки должны были вешаться на тебя! Непонятно, как ты все это время и ни разу не был с женщиной! Темнишь, приятель… Ладно, ладно – знаю, что никогда про себя не говоришь! Все, я пошел. Быстро ты что-то отстрелялся, Ойд! – ехидно сказал Арнот и тут же получил подзатыльник.
– Чего несешь! Для тебя старался! Побыстрее хотел! Иди вон, засранец, – второй этаж, третья комната, она тебя ждет. Или ты пойдешь, Нед? А он потом?
– Я пойду, я! – Арнот чуть не упал через стул, помчавшись к лестнице. – Я настроился уже!
– Настроился он! – рассмеялся Ойдар. – Классно было! Баба – огонь! Увидишь! Мертвого подымет! Хочешь, расскажу, как было?
– Что-то нет желания, – сознался Нед и неожиданно спросил: – Скажи, Ойд, вот ты отслужишь, что будешь делать? Куда пойдешь? Чем будешь заниматься?
– Школу открою, – не задумываясь, ответил приятель, – буду учить людей уацу. Я же на самом деле мастер, ты не подумай, что раз я такой раздолбай, то не умею обучать. Я всю систему обучения знаю. Знаешь что – давай мы с тобой вместе, как только срок выйдет, вместе будем работать? Будем обучать людей боевым искусствам? Только скажи – где ты научился шанцо?
– Опять за свое? – нахмурился Нед. – Отстань! Не буду ничего рассказывать. Считай, что у меня на это запрет. Никому. Ничего. Забыли!
– Ладно, забыли, – вздохнул парень. – А ты чем собирался заняться? Что делать после окончания службы? Не вечно же ты думаешь таскать оглоблю с острием?
– Почему нет? Может, я на всю жизнь решил остаться военным, – пожал плечами Нед. – Вон, Дранкон всю жизнь служит, и ничего.
– А ты рожу его видал? А знаешь, что у него ни семьи нет, ни жены, ни детей? Говорят, он раз в месяц нажирается до усрачки и валяется на полу в своей комнате. А потом снова месяц муштрует таких придурков, как мы. И снова нажирается. И так всю жизнь. Этого ты хочешь?
– Я вина не пью, – растерянно буркнул Нед.
– Начнешь… начнешь пить. От безысходности, от скуки, от тоски, от того, что в жизни нет ничего, кроме этого плаца и наших рож. Глянуть на Арнота – точно нажрешься, – хихикнул он, глядя на сияющего, как начищенный щит, приятеля, сходящего с лестницы. – Говорил – я быстро отстрелялся, а сам? Сам-то чего?
– Все отлично! – блаженно кивнул Арнот и плюхнулся на стул, жадно присасываясь к кружке с выдохнувшимся пивом. – Иди, Нед, она ждет! Ойд, да ей лет шестнадцать, не больше! А такая горячая! Ух, зверь-баба! Иди, Нед!
– Нет, парни… я не пойду, – нерешительно отказался Нед.
– Чего ты? – не понял Арнот. – Иди, все в порядке! Ждет ведь!
– Нет. Не хочу! После того, как на ней перебывал весь корпус морской пехоты… нет.
– О-о-о-о! Глянь, Арни, у нас чистюля! Ты только погляди! Он брезгует! Ты должен забыть, что такое брезгливость, Нед! Ты солдат!
– Я солдат. Но если мне хочется пить – не собираюсь это делать из первой попавшейся грязной лужи! – фыркнул Нед. – Если тебя устраивает такая любовь – давай, доброго пути. Я не буду. Все.
– Все равно с тебя два серебреника, – рассердился Ойдар, – я на всех договаривался, со скидкой! Тогда я вместо тебя пойду!
– На! И заткнись! – Нед хлопнул по столу монетами, приятель смахнул их ладонью и, выражая всей своей спиной полнейшее неудовольствие, пошел к лестнице.
– Чего ты взбеленился, – непонимающе спросил Арнот. – Девка правда хорошая. Молодая такая, упругая, сиськи – во! – Он показал на себе. – Попахивает немножко, но это даже придает пикантности.
– Чего придает? – не понял Нед, задумчиво пережевывая очередной кусок пирога. За этот месяц он сильно раздался в плечах – от хорошей, сытной еды наросло много мяса, и теперь фигурой он напоминал того призового бойца, которого убил на площадке, – мускулистый, могучий, только немного посуше, и лицо стало более молодое, чем было. Исчез этакий налет ожесточенности, готовности к неприятностям. Нед даже стал улыбаться, что раньше случалось очень редко.
– Пикантности… деревенщина ты эдакая, – безнадежно махнул рукой Арнот, – вкусности, значит.
– Ты ее жрал, что ли? – покосился Нед, и оба они покатились со смеху, фыркая и роняя крошки пирога изо рта.
Вернулись на базу под утро, всей толпой. Одна половина несла другую. Неду пришлось тащить на себе Ойдана, нажравшегося до умопомрачения и почему-то принимавшего друга за мастера школы уацу. Он все время порывался поклониться и при этом падал, упираясь лбом в мостовую и задирая вверх тощий зад. Пришлось положить его на плечо и, покряхтывая, нести, как мешок с зерном.
Уже перед базой он начал петь какие-то воинственные песни, отбивая ритм кулаком по заду Неда, на что тот пригрозил, что сбросит друга в придорожную лужу, чтобы тот протрезвел. На что получил порцию рыданий – Неду было сообщено, что он отец родной, а Ойдара никто не любит, так как все козлы и твари.
Арнот шел сам, передвигая ноги, будто они были сделаны из деревянных палок – прямо, истово вбивая ступни в каменную мостовую города.
Остальные солдаты отделения тоже были в разной степени опьянения, но в общем-то вся попойка обошлась без приключений – если не считать драки под утро, когда они начали выяснять, кто круче, с солдатами из роты арбалетчиков, на свою беду зашедшими в этот трактир.
Нед в драке не участвовал – его задирать боялись, Ойдар тоже – он просто спал на скамейке и ни в чем не мог участвовать чисто физически. Арнот пару раз махнул кулаками и тут же был загнан под стол, где и просидел до конца действа. В конце битвы солдаты, разнесшие половину трактира, оплатили ущерб по двойной цене и начали брататься, заливая раны дешевым вином по бешеной цене и обнимаясь, как братья после долгого расставания.
Дорога к базе была усеяна телами храпящих совершенно пьяных солдат, часть из которых уже была ограблена – карманы вывернуты, а вместо кошельков на поясах остались одни шнурки. Возвращающиеся перешагивали через эти «трупы», но Нед заметил, как кое-кто, воровато оглянувшись, шарил по карманам у товарищей, надеясь выцепить хоть медяк, оставленный предыдущими мародерами.
База встретила возвращающихся солдат спокойно – пришли и пришли. Тех, что валяются по дороге, потом соберет патруль на специальном фургоне. Тех же, что не вернулись, все равно найдут – выдадут добрые местные жители, и тогда расправа будет неизбежна и страшна. Порка – иногда и до смерти.
Следующий после увольнения день по традиции был выходным – для тех, кто ходил в увольнение. Что толку с солдат, которые валяются, как бревна, блюют и едва могут сделать пробежку до сортира? Безобразие одно. Смотреть на них противно. Пусть лучше в казарме сидят.
Официально день после увольнения назывался «личным днем солдата», когда те обязаны были поправить свое обмундирование, сходить на профилактический осмотр к лекарю – положено хотя бы раз в две недели посещать лекарский домик – ради профилактики заразных заболеваний вроде чесотки или других кожных болезней. Однако, как правило, этот график не соблюдался и солдаты обращались к лекарям тогда, когда приспичило. Например, сегодня…
– Нед! Нед! – Бледный Ойдар, покачиваясь, стоял у кровати Неда, держась за деревянные столбы нар, и теребил парня за плечо. – Да очнись ты!
– Ну чего?! – недовольно открыл глаза Нед, глядя в помятое лицо друга.
– Эй, ребята, у меня беда! – Сбоку подошел Арнот, сел рядом с Недом и закусил губу, вцепившись в лежанку.
– У тебя тоже? – хмуро осведомился Ойдар, присаживаясь в ногах у Неда.
– Что у вас – тоже? – непонимающе спросил Нед, глядя на хмурых друзей.
– Я в сортир пошел, – начал Арнот, – и это… не могу! Больно! Очень больно!
– И я тоже, – кивнул головой Ойдар и обвиняюще спросил: – Ты чего нас вчера не остановил, когда мы полезли на эту девку?! Нед, вот ты зараза!
– Зараза сейчас – ты, как я понял, – ухмыльнулся Нед, – и Арнот. Вообще – чего тут рассиживаетесь на моей постели? Идите к таким же придуркам! Небось половина роты сейчас выстроилась в очередь к лекарю. Говорил ведь вам – у нее вся база перебывала, а вы?
– Мы, мы… умный больно, – хмыкнул Ойдар. – Проводи нас до лекаря! Мне чего-то нехорошо…
– Ага! А знаешь, отчего нехорошо? Вина жрать надо было меньше. Ладно, пошли!
Нед соскочил с кровати, проделал несколько упражнений под завистливым взглядом трясущегося Ойдара, потом дождался, когда не совсем протрезвевшие до сих пор друзья выйдут из казармы, и пошел следом за ними, следя, чтобы подвижная конструкция из двух несчастных похмельных парней не грохнулась наземь.
Нет, дошли нормально и пристроились в очередь из таких же страдальцев, уткнувшуюся в белую дверь лекарской, на которой был грубо нарисован знак лекарей – мужик в белой рясе, простирающий руки над лежачим больным.
– Я не выдержу тут стоять! – простонал Ойдар, держась за Неда. – Это кошмар какой-то! У меня все зудит, а еще – я сейчас упаду!
