Стивен Эриксон - Память льда. Том 2
У лестийского лейтенанта кружилась голова, он шатался и несколько раз споткнулся, пока пробирался через главный коридор в поисках Остряка. Полосатые руки командира поблёскивали, лезвия его сабель стали желтовато-белыми, как настоящие клыки. Он обернулся к лестийцу, показав по-кошачьи хищное лицо.
— Сейчас сдаём этот этаж, — сказал Остряк, стряхивая кровь с клинков.
Порубленные останки провидоминов лежали вокруг капитана. Закованные в доспехи воины были буквально порезаны на куски.
Лейтенант кивнул:
— Да, тут уже шагу ступить некуда.
Остряк пожал мощными плечами.
— У нас ещё два этажа над головой. Потом крыша.
Их взгляды встретились на несколько долгих мгновений, и лейтенант одновременно похолодел и согрелся от взгляда этих вертикальных зрачков. Такого человека не грех бояться… не грех слушаться… и любить.
— Ты — Смертный меч Трейка, — произнёс лестиец.
Громадный даруджиец нахмурился:
— Скалла Менакис.
— Только лёгкие раны. Она уже поднялась на следующий этаж, капитан.
— Хорошо.
Начали подходить нагруженные мешками с едой и питьём ополченцы, хотя никакого приказа им никто не отдавал, как не приказывал и собираться для отступления. Лестиец видел, что в последнем сражении пало больше двадцати соратников. Мы теряем столько на каждом этаже. Если так будет продолжаться, на крыше нас останется не больше двух десятков. Что ж, этого будет более чем достаточно, чтобы удерживать одну-единственную дверь. Удерживать до самой Бездны Последней Ночи.
Безмолвные последователи собирали ещё пригодное оружие и доспехи — по большей части оставшееся от провидоминов. Лестиец ошеломлённо смотрел, как капанская женщина берёт грубо отрезанную одним из клинков Остряка руку в латной перчатке, вынимает из доспеха обрубок и аккуратно бросает к остальным культям.
Остряк перешагивал через тела в коридоре.
Пора отходить на следующий этаж, пора брать в защиту внешние комнаты, где окна прикрывают лишь хлипкие ставни, отходить с чёрной и парадной лестниц.
Пора запихивать новые души в забитую глотку Худа.
На лестнице Остряк скрестил сабли.
Снаружи нарастал шум…
Брухалиан сидел верхом на огромном взмыленном боевом жеребце, наблюдая за тем, как лекари Дестрианта уносят еле живого Итковиана в ближайший дом, который будет в течение следующих пары колоколов полевым госпиталем. Карнадас лично, открыв ещё раз свой отравленный Путь Дэнул, остановил кровотечение из раны на груди коня Кованого щита.
Выжившим «Серым мечам» на кладбище помогли личные подразделения Смертного меча. Некоторые раны перевязали, но смертельные оправдали своё название. Солдаты отчаянно раскидывали трупы в надежде найти ещё выживших.
Лекари, которые занимались Итковианом, теперь должны были вытащить у него из спины застрявший наконечник. Оставшись в теле, он спас Кованому щиту жизнь. И Карнадас вызвался остановить кровь, которая хлынет из открытой раны.
Брухалиан тяжёлым пристальным взглядом проводил старого Дестрианта, который, пошатываясь, ковылял за лекарями. Карнадас зашёл слишком далеко, много черпал из своего Пути, слишком щедро и слишком часто. Это уже нанесло непоправимый ущерб его телу. На суставах рук появились синяки: на плечах, локтях, запястьях и пальцах. Его вены истончились, превратились чуть ли не в решето, и крови будет всё больше в мышцах и телесных полостях. Поток Дэнула уничтожал всё, через что проходил, — в том числе само тело жреца.
Брухалиан понимал, что Карнадас не доживёт до рассвета.
Но прежде — исцелит Итковиана, грубо восстановит плоть, не обращая внимания на душевную боль, которая сопутствует всем ранениям. Кованый щит снова примет командование, но уже не будет таким, как прежде.
Смертный меч был суровым человеком. Знание об участи, уготованной его друзьям, не затронуло никаких чувств. Всё было так, как должно быть.
Он выпрямился в седле, осмотрелся, оценивая ситуацию. Атака на цитадель захлебнулась. Тенескаури разбиты по всем фронтам, ни единой живой души не осталось в пределах видимости. Но Смертный меч точно знал, что в других местах ситуация была иной. Как организованная армия «Серые мечи» оказались фактически уничтожены. Разумеется, остались очаги сопротивления, но мало, и они разобщены. По сути, Капастан уже пал.
Вестовой прибыл с севера, его лошадь вынуждена была перепрыгивать через груды тел на мостовой. Он остановился возле отряда Смертного меча.
Брухалиан отдал честь мечом, и молодая капанка направила скакуна к нему.
— Сударь, — выдохнула она, — вести от Рат’Фэнера! Сообщение мне передал аколит!
— Говорите, сударыня.
— На Пленник напали! Рат’Фэнер задействует Восьмую заповедь Устава. Вы должны прибыть со всем отрядом на помощь. Рат’Фэнер преклоняет колени перед копытами, а вам до́лжно стать его Священными Клыками и тенью Фэнера.
Брухалиан прищурился.
— Сударыня, этот аколит смог покинуть Пленник, чтобы передать священный призыв своего верховного жреца, смог проникнуть сквозь защитные чары вокруг крепости? Как?
Девушка покачала головой:
— Не знаю, сударь.
— А дорога через город? Были помехи?
— Никто из живых мне не мешал.
— Можете объяснить?
— Нет, сударь. Не могу. Возможно, удача Фэнера?..
Брухалиан некоторое время внимательно смотрел на неё.
— Новобранец, вы пойдёте с нами освобождать Пленника?
Она вначале моргнула, затем медленно кивнула:
— Почту за честь, Смертный меч.
Он ответил хриплым, преисполненным печали шёпотом, который смутил девушку ещё сильнее.
— Как и я, сударыня. — Брухалиан поднял забрало и обернулся к солдатам. — Одиннадцатая «грива» остаётся с Дестриантом и лекарями! Остальные — идём к Пленнику! Рат’Фэнер задействовал Устав, и мы должны откликнуться!
Он спешился и передал поводья вестовой.
— Я передумал, — пророкотал Брухалиан. — Вы, сударыня, остаётесь охранять моего коня. И ещё, сообщите Кованому щиту о моём решении, когда он очнётся.
— Вашем решении?
— Скоро поймёте, сударыня.
Смертный меч снова обернулся к отряду. Солдаты стояли шеренгами, молча ждали. Четыре сотни «Серых мечей», может быть, последние оставшиеся в живых.
— Судари, — обратился к ним Брухалиан, — вы готовы?
Один офицер-ветеран отдал честь:
— Готовы попробовать, Смертный меч.
— То есть? — переспросил командир.
— Нам нужно пересечь полгорода. Мы не пройдём.
— Полагаете, до Пленника придётся пробиваться с боем, Нильбанас?
Старый солдат нахмурился, ничего не сказав.
Брухалиан взял щит, который держал стоявший рядом оруженосец.
— Я поведу вас, — сказал он. — Пойдёте ли вы за мной?
Все солдаты кивнули, и Смертный меч увидел на полускрытых забралами лицах появившуюся тревогу, понимание, которого он уже достиг. Никто не вернётся из этого похода. Некоторые течения невозможно побороть.
Брухалиан взял в левую руку окованный бронзой большой щит, перехватил поудобнее священный меч и двинулся вперёд. «Серые мечи» шли за ним. Он выбрал самую короткую дорогу, не замедляясь даже на открытых, усеянных трупами площадях.
Со всех сторон слышался тихий невнятный ропот. Доносились разрозненные звуки сражения, с грохотом рушились горящие здания, ревело ничем не сдерживаемое пламя, улицы устилал слой мёртвых тел — картины чудовищной преисподней Худа проплывали мимо воинов, словно два гобелена, сотканные про́клятым, безумным мастером.
Но никто не пытался их остановить.
Когда «Серые мечи» добрались до скрытого магической пеленой Пленника, к Брухалиану приблизился прошедший не одну битву солдат.
— Я слышал слова вестового, сударь…
— Я знаю, Нильбанас.
— Не может быть, чтобы это и вправду был призыв Рат’Фэнера…
— Но так и есть, сударь.
— Значит, жрец предал нас!
— Да, мой старый друг, он нас предал.
— Он осквернил самую сокровенную заповедь Устава! Клянусь Клыками, сударь…
— Слова Устава выше его оскорблений, Нильбанас. Это слова самого Фэнера.
— Пока он не исковеркал их! Мы не обязаны подчиняться!
— Рат’Фэнер поплатится за своё преступление. Но не нам призывать его к ответу.
— Однако именно нам расплачиваться жизнями?
— Без наших смертей, сударь, не будет преступления. А значит — соответствующего наказания.
— Смертный меч…
— Нам всё равно конец, мой друг. Посему теперь мы вольны выбрать значение своей смерти.
— Но… что он выигрывает? Предавать собственного бога…
— Что?.. — Брухалиан мрачно усмехнулся. — Свою жизнь. На некоторое время. Как только магов, защищающих Пленник, победят, как только Совет Масок падёт, он разделит участь своих собратьев. Он считает, это равноценный обмен.
