Коллин Хоук - Пробужденный
– Как много языков, – наконец сказал он.
– Ну да, Египет очень популярное туристическое направление.
– Что такое «туристическое направление»?
– Это значит, что люди со всех концов света едут сюда, чтобы взглянуть на пирамиды и другие памятники старины.
– Какие памятники?
Возле нас затормозила машина без опознавательных знаков, и водитель выскочил на тротуар, чтобы забрать у меня рюкзак.
– Ну, керамика, фрески, старинные украшения, папирусы… Мумии, опять же.
Амон, открывавший передо мной дверь, оцепенел.
– Они приезжают в Египет, чтобы посмотреть на мертвых? На тела тех, кто давно покинул этот мир?
Я вдруг сообразила, как неуважительно это должно выглядеть с его точки зрения.
– Гм, да. Хотя самые старые и хрупкие мумии вряд ли выставляются на публику. Можешь считать, что люди нового времени приезжают засвидетельствовать свое почтение царям древности. Конечно, их не разрешается трогать, а большинство вообще убраны под стекло.
Амон ничего не ответил, но я видела, как напряженно он обдумывает эту мысль.
– Мы знатные путешественники, утомленные долгим полетом по небу, – невозмутимо заявил он шоферу, усевшись в такси. – Нам нужно пристанище, новые одежды и слуги.
Водитель вскинул бровь и перевел на меня взгляд в зеркале заднего вида.
– Куда вас отвезти? – уточнил он по-английски.
– В какой-нибудь хороший отель, пожалуйста, – быстро ответила я.
– «Дешево и сердито» или «дорого и с лепниной»?
Амон наклонился к шоферу.
– Деньги не имеют значения.
– Очень дорого и с лепниной, – перевела я.
– Как пожелаете.
Водитель заложил лихой вираж, сворачивая на боковую улочку, и я заподозрила, что везти до отеля нас будут долго. Впрочем, сейчас это было даже на руку: мне хотелось увидеть реакцию Амона на новый Каир.
– А пирамиды Гизы далеко? – поинтересовалась я у водителя.
– Не очень. Километров тридцать пять, может, сорок. Хотите съездить туда сегодня?
– Нет, спасибо. Сегодня мы лучше отдохнем.
– Как скажете.
– А тут прохладнее, чем я думала. Так и должно быть?
– В Каире сейчас весна. Прекрасное время!
Я пощелкала кнопками телефона и выяснила, что пирамиды примерно в тридцати двух километрах от аэропорта.
– Шестьдесят семь тысяч пятьсот локтей, – прошептала я Амону.
Тот ответил невнятным бормотанием, всецело поглощенный видом за окном. Современный Каир напоминал фешенебельный муравейник. Как и Нью-Йорк, он представлял собой смешение новых и старых зданий – только вот здесь понятие «старый» было несколько иным, чем на Манхэттене.
За окном мелькали мечети и базары, кладбища и музеи, театры и магазины, средневековые башни и современные жилые дома – но, в отличие от Нью-Йорка, каждый метр этого города был пропитан древностью. Мне даже показалось, что если беспечные горожане решат разом выехать на пикник, пустыня моментально воспользуется их отсутствием и занесет все следы цивилизации бесконечным и бесстрастным песком – как делала множество раз до этого.
Наконец такси въехало в ворота огромного отеля с круглым бассейном, из центра которого бил фонтан. Подъездную дорожку окаймляли стройные ряды пальм, а вход в отель венчали две гигантские колонны, напоминавшие доисторические обелиски.
Амон вышел из машины и принялся осматриваться. Я потянулась было за кредиткой, но он заметил мое движение и через лобовое стекло вперил в водителя неподвижный взгляд. Пара беззвучных движений губами – и шофер, мигом потеряв интерес к оплате своего труда, послушно выкатил со двора. Я нахмурилась, раздумывая, сколько еще мы сможем безнаказанно пользоваться этим трюком.
Отель полностью отвечал определению «очень дорого и с лепниной». Если бы не интерьер в арабском стиле, я вполне могла бы перепутать его с нью-йоркским. В вестибюле размещался пятизвездочный ресторан, а вдоль внешней стены тянулись бары и магазины с женской одеждой, дизайнерскими сумочками и сувенирами. Я даже приметила парфюмерный бутик.
Еще один пристальный взгляд на портье за стойкой – и мы вместе со своими скудными пожитками оказались в двухместном номере на верхнем этаже. Швейцар вручил Амону ключи от мини-бара и вип-зала, чтобы мы могли поужинать наедине, если не захотим спускаться в ресторан. Я объяснила парню, как заказать еду в номер, и скрылась в душе.
После ванны мне отчаянно не хотелось залезать в свои мятые тряпки, поэтому я накинула банный халат и в таком виде отправилась в гостиную. Амон дожидался меня в кресле у окна, в окружении подносов с разнообразными блюдами. Полдневное солнце обвело его фигуру золотым контуром, заставив светиться кожу и волосы. И все же я не могла не заметить, насколько он опечален.
Приблизившись, я увидела, что он даже не притронулся к еде.
– Ого, целый пир. А ты не голоден?
– Нет.
– Что-то на тебя не похоже.
– Возможно. Видишь, Лилия? – и Амон указал на Нил, потрясающий вид на который открывался из нашего окна. Солнечные лучи скользили по толще воды и золотили пенные гребешки волн. – Я плавал по этой реке множество раз, но больше не узнаю этих мест.
– Наверное, за столько лет берега размыло…
– Я говорю не о них. А о людях и самой земле. Мой народ исчез. Сейчас он не более чем тень, готовая растаять от первого рассветного луча.
– Амон… – я наклонилась и мягко сжала его руку. – Они… мы… по-прежнему твой народ. Да, мы изобрели новые технологии, путешествуем другими способами, делаем вещи, которых ты даже не можешь представить. Но в глубине души мы все те же. Наши желания остались прежними. Мы пьем, едим, заводим друзей и возлюбленных. Тревожимся за тех, кто нам дорог. Умираем на войне. Страдаем, болеем и умираем.
– Возможно, этому миру больше не нужны такие… памятники древности. Возможно, мне тоже настала пора уснуть под стеклом и никогда больше не просыпаться.
Я невольно задумалась, что делал бы Амон, не случись меня в тот день в Метрополитен-музее. За время его тысячелетнего сна мир изменился безвозвратно. Как бы он добрался до Египта? Как бы вообще выжил – без семьи и друзей? Насколько ему сейчас одиноко? Мы различались, как только могут различаться два человека, и все же я прекрасно знала, что творит одиночество с людьми.
Я приблизилась к окну и взглянула на синеющую далеко внизу реку.
– Нил питал бесчисленные поколения египтян – и даже в наши дни продолжает кормить их. Люди ходят по его берегам, не задумываясь, сколь многим ему обязаны. Они могут не помнить царей, бороздивших его волны в древности, и людей, которые до сих пор зависят от его вод. Но это не умаляет ценности Нила. Не делает его роль менее важной. Да, твой народ о тебе забыл. Возможно, на улице они пройдут мимо, даже не заподозрив в тебе принца, – но это не значит, что они в тебе не нуждаются.
Я умолкла, не зная, что еще сказать. Я понимала, насколько нынешнее пробуждение Амона отличается от предыдущих. Тогда его приветствовали песнями и дарами – а теперь забыли самое его имя.
– Ты права, Лилия, – вдруг сказал Амон.
– Что? Почему?
А я-то успела пожалеть о своих бесполезных сравнениях!
– Неважно, приветствуем ли мы солнце – оно восходит, невзирая на наши почести. Если мои усилия никогда не будут оценены, так тому и быть. Я клялся служить Египту – и продолжу делать это до тех пор, пока нужда во мне не отпадет.
– И когда это случится?
– Когда исчезнет угроза тьмы.
– Мне кажется, такое время никогда не наступит.
– Значит, мое служение никогда не прекратится.
Я заглянула в глаза Амона, сейчас напоминавшие два пустых колодца.
– Как ты все это выдерживаешь? Я хочу сказать, мир так изменился…
– Благодаря тебе, Лилия.
– В смысле?
– Это трудно объяснить.
– И все же попробуй.
– Наши сознания связаны, так что я смотрю на мир твоими глазами. Взять хотя бы «телефон». Если я сосредоточусь, то могу представить, как ты им пользуешься. И хотя я до конца не понимаю, что за чудодейственные силы его оживляют, он меня не пугает.
– А как насчет самолетов, машин и небоскребов?
Амон остановил на мне немигающий взгляд.
– Погоди-ка! Ты сейчас копаешься у меня в голове? Ищешь значение слова «небоскреб»?
– Да.
– Это такие высокие здания, ты видел их в Нью-Йорке.
– Понятно. Я могу уловить мысли и чувства любого человека, но связь с тобой самая сильная. Это не просто Око Гора. Ты не только питаешь, но и учишь меня. Без тебя я уподоблюсь лодке, оказавшейся посреди бури без рулевого и ветрил.
– А ты уже устанавливал с кем-нибудь такую связь? Ну, когда просыпался раньше?
– Нет. Ты первая.
– Почему? Разве тебе не требовалась помощь?
– Наша связь предполагает слияние всех пяти частей души. Границы между двумя людьми размываются. Это… слишком сокровенное.
