Анна Мистунина - Искупление
Молчание затягивалось, и Амон наконец ответил Норну:
– Это значит, ты против?
– Как ни странно, я – за. Из всех безумных идей, принятых нами в последнее время, эта единственная может в действительности изменить ситуацию.
Кати улыбнулась. Безумная идея, упомянутая Норном, принадлежала ей, и принята была ценой ожесточенных споров, когда четверка Сильных едва не устроила прелестную магическую драку. Тогда еще жива была Тари. Как и Норн, она посчитала кощунством саму мысль увеличить количество магов за счет рассеянных по окраинам Империи полукровок. Но слишком многие пали от рук дикарей. Лэйн неохотно поддержал Кати, и Амон, поразмыслив – тоже. Возможно, он и сам обдумывал нечто подобное, еще с тех пор, как убедился в способностях своего сына. Надо ли говорить, что изгои, не питавшие теплых чувств к Империи дикарей, с готовностью откликались на зов «настоящих колдунов»? Так их ряды пополнились более чем полутысячей ошалевших от радости, отчаянно неграмотных дальних родственников. Некоторые, впрочем, проявили неплохие способности, да и при столкновениях теперь можно было подставить их под удар и тем сберечь более ценные жизни. Так что идея себя оправдала, и возмущался Норн исключительно из упрямства.
– А ты, Лэйн? – спросил Норн.
– Я тоже не в восторге, – отозвался маг, чей вид был чересчур надменным даже для Сильного. – Ворошить это гнездо мы не решались никогда. Не берусь предсказать, к чему это приведет и сомневаюсь, что Кати сможет что-то разглядеть. Но выхода нет. Мы можем позволить себя истребить, и тогда погибнет даже память о нашей Империи – или же пойти на риск и попытаться. Я поддерживаю предложение Сильнейшего. Кати?
Она помолчала – ноги скрещены, спина прямая, пальцы задумчиво поглаживают серебро кубка. Когда глаза мужчин загорелись привычным раздражением, улыбнулась:
– Как неприятно оставаться в меньшинстве. Я против.
Сильнейший кивнул, словно того и ждал. Двое других тоже не выглядели особо удивленными. Никто не ожидал хорошего от Сильной Кати, дочери Амона, с тех самых пор, как вопреки разуму, обычаям и воле Совета она вернула к жизни павшего в поединке с отцом Кария. И тем самым, возможно, обрекла на гибель свой народ – горькая правда, стоившая ей многих часов отчаяния и ненависти к себе. Много раз она мечтала повернуть время и исправить ошибку, и столько же раз понимала – вернись все назад, она снова его воскресит. Безумной этой манере любить врагов и ненавидеть друзей Кати научилась от него.
Но, как бы там ни было, Кати оставалась Сильной, и Совет нуждался в ней. Амон нуждался.
– Объяснись, – сказал он.
– Все уже было сказано здесь. Как и Норн, я считаю эту идею безумной; как Лэйн, помню, что даже во дни рассвета Империи маги не решались ворошить это гнездо, предпочитая укрепить так удачно возникший заслон и забыть о нем. Но, Сильный Лэйн, я вижу несколько дальше… Хоть и не могу отчетливо разглядеть обитателей этих странных мест.
– Что ты видишь?
Кати стиснула кубок – на сей раз не наигранно. Картины, встававшие перед мысленным взором, пугали.
– Первое. Мы отправляемся туда и разрушаем заслон. Это нетрудно. Ситуация выходит из-под контроля, орды этих существ вырываются наружу и уничтожают нас вместе с дикарями. Второе. Мы не разрушаем заслон, а пробиваем в нем временные проходы. Это потребует большого количества Силы и лучших мастеров, желательно, нас самих. Выпускаем часть существ и подчиняем их – это потребует еще большей Силы. С их помощью мы уничтожаем большую часть дикарей и возвращаем Империю. Ненадолго, потому что вскоре существа выходят из-под контроля и уничтожают нас.
– И все? – спросил Лэйн.
– Да.
– Мы можем избежать этого, если избавимся от существ, как только в них отпадет надобность.
– Такой возможности я не вижу.
– И, тем не менее, она есть, – сказал Сильнейший.
Кати не ответила. Можно было обойтись без слов, открыв перед собратьями часть своего разума и позволив им увидеть весь ужас грядущей бойни. Но делать этого Кати не собиралась.
Потому что была и третья возможность – неразрывно связанная с нею самой. Возможность, впервые появившаяся год назад, когда Амон еще только обдумывал сегодняшнее предложение, пока не обрела очертаний неизбежности. Но и пропадать не спешила.
– Итак, двое за, один против, – подытожил Лэйн. – Совет одобрил твою идею, Сильнейший.
Амон кивнул. Конечно же, он знал, каким будет решение. За последние три столетия Совет ни разу по-настоящему не воспротивился своему Главе. Спорили, ругались, проклинали – и подчинялись. Так будет, пока Амон не умрет, побежденный врагом или съеденный червем бессилия, что мало-помалу точит его вот уже восемь лет.
– Нам понадобится твоя помощь, Кати, – сказал Амон.
– Конечно, Сильнейший, – улыбнулась она. – Как всегда.
Сердитый взгляд Амона мог бы прожечь камень или убить десяток-другой рабов. Но Кати он не смутил. Она подняла кубок и принялась мелкими глотками допивать горький травяной настой, и впрямь действенный. Мысли стали четче, страшные картины будущего – яснее.
Потрепанный дорожный шатер, с горечью именуемый шатром Совета, заливал белый свет четырех повисших под потолком сгустков магии. Все убранство составлял затертый ковер на полу, низенький столик – оструганные доски, лежащие на двух толстых бревнах, да найденная в одном из дикарских замков серебряная посуда. Жалкая насмешка над роскошью Зала Совета в занятой дикарями Долине.
Собравшиеся маги являли зрелище еще более жалкое. Рубцы от ран – их давно бросили сглаживать, как бросили следить за формой прически и ногтей. Остановить кровь, убедиться, что не задеты важные органы – вот и все, о чем помнишь в бою и после боя, исцеляя смертельно раненых, пересчитывая убитых и не подлежащих воскрешению.
Правую щеку Лэйна пропорол метко брошенный нож, еще немного, и вошедший бы в мозг. Темный шрам растянул губы мага до середины щеки в подобии кривой улыбки, отчего лицо его сделалось еще надменней. Лэйн высокомерно отмахнулся, когда Кати однажды предложила излечить его лицо. Больше она не предлагала.
У самой Кати стрелой было пробито левое плечо и раздроблена ключица. Доза яда, покрывавшая наконечник, могла убить грифона – тем более хрупкого человека. Тари успела вовремя. Кати не смогла отплатить ей тем же.
Драконья кожа, ценнейший материал Долины, превосходил крепостью любой другой, хоть и не мог остановить арбалетную стрелу. Но теперь и он держался из последних сил. Использовать же дикарские тряпки маги избегали, как будто тем окончательно утвердили бы свое одичание.
За тонкими матерчатыми стенами осторожно шумел лагерь – один из многих, затерянных в густых лесах Империи. Связь между лагерями осуществляли маги, обменявшиеся частицами сознаний, как некогда Амон подсадил часть своего разума в Кария, как сама Кати была связана с Зитой. Раздел высшей магии, волей-неволей освоенный младшими по Силе.
Необходимость разделиться Совет признал после того, как дикарские полчища дважды заявлялись в пристанище магов, наведенные Карием и тем же Карием подготовленные к драке. В первый раз была потеряна Долина. Во второй – удобное место на границе южной пустыни, вдали от дикарских поселений. Казалось невероятным, что эти орущие толпы способны выстоять против Силы магов и грифоньих когтей, да еще и причинить вред, но невероятное происходило. Потери среди магов и грифонов измерялись сотнями. Дикари гибли тысячами – но только больше распалялись. Кати видела во сне, как находит Кария и перерезает ему горло, и просыпалась, сжимая кулаки и рыча по-звериному.
На третий раз Амон приказал отступить, как только она увидела в отдаленных возможностях приход новых войск. Теперь небольшие группы магов оставались на одном месте не дольше, чем требовала необходимость. Передохнуть, собрать Силу, чтобы обезвредить еще один вражеский город, деревню, дом, и улететь прежде, чем появятся краснорясые служители дикарского божества, а за ними – гремящие железом солдаты.
Иногда уйти не удавалось. Иногда их находили. В последней стычке погибла Тари, и Кати осталась единственной женщиной в Совете Сильных. Заклятые селения не вымирали, а продолжали вести какую-то странную полужизнь под управлением краснорясых. Порой, для разнообразия, маги попросту подсыпали отраву им в колодцы, но дикари научились разбираться в ядах – тому свидетели убитые отравленными стрелами грифоны. И всегда, сколько бы дикарей ни обезвредили заклятия, их, разъяренных потерями, опьяненных победами, воинственно орущих, по-прежнему было слишком много. На их стороне было время, голод, то и дело гнавший магов из безлюдных мест ближе к селениям, к полям и стадам, долгие зимы, когда лишь все тончающая преграда драконьей кожи отделяла Владеющих Силой от замерзания и смерти.
