Елена Ершова - Царство медное
Последний обрывок памяти перед тем, как наступают сумерки.
…За миг до пробуждения ему казалось, что он еще слышит это низкое гудение. И, разлепив веки, какую-то долю секунды видит жаркое марево пожаров и чувствует ударивший в ноздри запах нагретой меди и крови. Тело горело и ныло, и последнее, что он помнил, был Рихт, захлебывающийся своей кровью.
– Око за око, Рихт, – даже не пробормотал, а еле слышно прошелестел он в бреду.
Говорить тоже было трудно: болели зубы, а вместе с ними и челюсти, и скулы, и весь череп. Взгляд постепенно выхватывал из полумрака бревенчатые стены, густо смазанные лаком, и потолок с круглыми лампами, и тумбочку рядом с кроватью. Здесь, в реальности, не было места ночным кошмарам.
Если только он сам не вызовет их из небытия.
Ян попробовал пошевелить рукой, но ему это удалось с трудом, острая боль отдала в предплечье. Руки будто затекли, и при каждом движении слышался металлический лязг.
Подобно лязгу цепей с мясницкими крюками.
Повернув голову, Ян понял, что его правая рука заведена назад и пристегнута к изголовью кровати. Левая просто лежала под неестественным углом и действительно затекла от долгой неподвижности.
Он снова попробовал пошевелиться, и мелкие болевые иголочки начали прокалывать мышцы от плеча до кончиков пальцев. Это вызвало в его памяти какие-то смутные, почти неуловимые образы, когда он переживал свое второе рождение – через удушье и страх остаться в густой, обволакивающей тьме кокона. Через боль от разрываемой пуповины, от яда, циркулирующего по его кровеносной системе, перестраивающего организм подо что-то совершенно иное…
Ни тогда, ни теперь Ян не спешил.
За время своего обучения от неофита до преторианца Ян уяснил, что спешка никогда не доводила до добра. Он сам поплатился за свое заблуждение глазом. А Рихт… где теперь Рихт?
Кроме того, пока что никакой опасности замечено не было.
Чем сильнее Ян стряхивал оцепенение, тем яснее ему становилось, что находится он не в Даре и не в Выгжеле. В воздухе витал запах древесины и подопревших фруктов (приятный, сладкий, почти дурманящий аромат), а значит, здесь все еще стояла ранняя осень. В единственное зарешеченное окно, располагающееся на другой стене комнаты, скреблись ветви яблонь. Извилистые тени, будто тонкие живые щупальца, ползли по потолку и сплетались в причудливые паутинные узоры. В комнате становилось темнее.
Боль в теле постепенно отступала. Ян попробовал приподняться и отметил, что лежит на кровати совершенно голый. На животе и груди он видел прошитые синтетической нитью раны. Они уже не выглядели вздувшимися и болезненными, и Ян провел по ним пальцем, подушечкой ощущая крохотные узелки. Надо отдать хирургам Выгжела должное – шили они аккуратно. Даже принимая во внимание, что их пациент не был человеком. Ян откинул одеяло и осмотрел рану на ноге. Она была обработана с неменьшей аккуратностью.
Это вызвало у него подобие улыбки, но та быстро пропала, когда Ян увидел на тумбочке тетрадь в матерчатом переплете. Перекатившись на бок, Ян дотянулся до нее и открыл на середине.
Листы были испещрены аккуратными буквами и цифрами. Дата. Время забора крови. Измерение температуры тела. Давление. Пульс. Краткие результаты тестов и прочее, прочее…
Ян пролистал страницы. Везде было одно и то же, менялись лишь время, дата и некоторые показатели. Но Ян сразу понял, о чем были записи в тетради, – это был его собственный анамнез. Не потребовалось складывать два и два, чтобы понять, где и почему он находится. Даже если бы на тумбочке не лежал телефон с клочком бумаги, на котором был написан номер и стояло одно имя: «Виктор Торий».
Ян ни минуты не сомневался, для кого предназначалась записка. Единственное, чего не знал Виктор, так это того, что в дарских ульях вместо телефонов использовались рации. Но Ян уже видел эти штуки в человеческих домах, в Выгжеле, и еще раньше до этого (когда небо становилось черным от копоти и гудение огня сотрясало землю, превращая целые города в сплавленные остекленевшие струпья). А потому быстро, по наитию разобрался в его устройстве и уже через минуту коротко произнес в трубку:
– Освободишь меня? Или я сделаю это сам.
Ян не бравировал и не кривил душой. Выбитый сустав пальца не казался ему большой проблемой, как не казалось проблемой пулевое отверстие в ноге и уж тем более не поверхностная рана на животе, куда его полоснул стек Рихта. Другое дело, что хозяину не нужно было об этом знать. Равно как и о многом-многом другом. Для дела Ян был готов и потерпеть.
За окном потемнело совершенно. В стекло мелко забарабанили дождинки.
Ян зажмурился и прислушался к ощущениям. Он чувствовал себя словно подвешенным в воздухе или падающим с головокружительной высоты в мягкий засасывающий водоворот. Это было как новое рождение. Через боль – в радость. От тьмы – к свету.
Когда дождь усилился, а внизу послышались сердитая ругань и шаги, пьянящее чувство почти окончательно покинуло его. Ян открыл глаз и со спокойным ожиданием устроился на подушке.
Вместе с хозяином в комнату проникли запахи влажной одежды и стылой земли. Сам Виктор выглядел довольно раздраженным – он весь вымок и продрог. Но не это обеспокоило Яна. Васпы не любили дождь. Он смывал все запахи. Теперь дождь помешал почуять всю полноту эмоций человека. А без знания не было контроля.
– Освободи, – сказал Ян, стараясь, чтобы это прозвучало как нечто среднее между приказом и просьбой.
Виктор не торопился.
– Гораздо спокойнее видеть тебя в наручниках, – сказал он.
Ян ожидал, что человек выскажет что-нибудь глупое, поэтому быстро нашел готовый ответ:
– Не обманывайся. Ты знаешь, я могу освободиться сам. Но это достаточно больно.
Кажется, человек раздумывал, все еще стоя на достаточном расстоянии от кровати.
– У меня ведь нет никаких гарантий, так? – спросил он.
Ян почувствовал, как в нем начинает зарождаться одно из немногих знакомых ему чувств, и на этот раз это было раздражение. Люди настолько глупы, чтобы много раз пережевывать одну и ту же жвачку, когда ответ очевиден. Точно так же, как бывают глупы, когда повторяют одни и те же ошибки. Или рискуют жизнями ради смешных идеалов, ради других людей, которые представляют меньше ценности, чем рабочий муравей. Не логично.
Слава Королеве! Как хорошо, что для него это все теперь позади. Это лишь мешающая, архаичная скорлупа, которая отпала сама собой вместе с последними обрывками кокона.
– Я ведь не убил тебя раньше, – сказал Ян.
– А если… если вдруг я захочу избавиться от тебя? – спросил Виктор. – Выдам военным?
Ян растянул губы в улыбке.
– Нет, – уверенно сказал он. – У тебя была возможность. Но я нужен. Прочел дневник. Ты изучаешь меня.
Ян указал на тетрадь. Люди любят доказательства. И любят, когда их убеждают в чем-то.
Потом подумал и добавил:
– Или я прямо сейчас намочу твою кровать.
Виктор округлил глаза и поспешно выхватил из кармана ключи от наручников.
– Хорошо, сейчас…
Ян сдержанно улыбался. Лучший способ установить контакт – не запугивать человека, а разговаривать с ним на его собственном языке. Наручники звякнули, снова вызвав в памяти лязг и скрежет металла из недавнего сна. Но если почти каждую ночь снятся кошмары, учишься не обращать на это внимания.
– Туалет и ванная внизу, налево, – сказал Виктор. – Я поищу что-нибудь из одежды. Хотя моя тебе наверняка велика будет.
– Тогда найди мне новую, – рассудительно ответил Ян. – И поесть. Я голоден.
– Как пожелаете, – расшаркался Виктор.
Несмотря на общую бестолковость и нелогичность, присущую всем людям, Виктор оказался податливым, а его психика – гибкой. Ян почуял это еще тогда, в разбившемся вертолете. Струйки эмоций текли от людей: гнев – от военного, смятение – от женщины, страх и любопытство – от Виктора. Этот человек идеально подходил на роль хозяина, к тому же имел одну с Яном группу крови. Оставалось только установить контакт, успокоить и заключить договор на крови. Находясь поблизости от человека, Ян испытывал возбуждение, которое, должно быть, испытывает паук, подбираясь к запутавшейся в паутине мухе. Подергал невидимые нити: их упругость успокаивала. Теперь человеком легко управлять.
Когда Ян вышел из душа, завернутый в махровое полотенце, дождь все еще сплошной пеленой затягивал окна. Виктор сидел за столом и угрюмо жевал что-то, лежащее перед ним на тарелке.
– Пельмени в кастрюле, – сказал он при виде Яна. – Возьми сам, сколько хочешь. Я не собираюсь разыгрывать из себя еще и официанта.
Ян поднял крышку, принюхался. Уголки его губ презрительно поползли книзу.
– Что сдохло? – спросил он.
– Или ешь это, или проваливай! – зло ответил Виктор и принялся еще более ожесточенно орудовать вилкой.
Ян не стал перечить. В походных условиях он чем только не питался, поэтому послушно положил в тарелку слипшееся нечто из теста и кусочков фарша. С сахаром это оказалось вполне съедобно.
