Терентий Гравин - Азарт
Чего уж скрывать – именно тогда я наконец испугался. Первое, что я сделал, это подобрал меч поверженного врага. Не скажу, что мечник из меня мирового уровня, но уж всяко лучше отмахиваться настоящим оружием, чем пугать своих противников бухтой капронового шнура. Вторым делом я тщательно осмотрелся. Раз в наличии одно порождение больного разума, значит, и другие отыщутся. И не факт, что они сейчас на меня не выбегут гремящей костями толпой из-за ближайшего здания.
Прислушался… Тишина. Не видно никого. Из оставшейся открытой двери больше никто не появился. Значит, можно проанализировать бой и рассмотреть поверженного врага: кости как кости, разве что толстые и широкие, как уже подмечал. Затем глянул на меч и не сдержался от скепсиса:
– Э-э! Да тут металл совсем никудышный! – десяток зазубрин настолько попортил оружие, что оно теперь больше на пилу походило, чем на гордость рыцаря.
Я поднёс меч к самым глазам, присматриваясь к пострадавшему лезвию внимательнее. Зазубрины свеженькие! Только что сделанные. Это и без высшего образования понятно. Но тогда получается, что порчу оружию нанёс мой щит, больше нечему. А на нём?.. Ни царапинки!
В самом деле легендарный? Если это определило даже безглазое существо, значит, мне повезло с находкой. Оставалось только понять всю гамму и глубину слова «именной». Или тут всё-таки мои фантазии руководствуются какой-нибудь компьютерной игрой? Тогда, если рассуждать по игровым стандартам, именное оружие ни украсть у игрока нельзя, ни даже забрать после его смерти. А уж воспользоваться постороннему – тем более. Возможно, что здесь вполне нормальный мир Средневековья, но именное оружие в руках чужака всё равно низводит взявшего в ранг вора, убийцы и деклассированного элемента.
Тогда первая часть мозаики складывается нормально: прежний обладатель этого девайса погиб, но воспользоваться самой ценной частью его экипировки даже родственники не посмели. А вот последующие события мозаику портили неузнаваемо. Я-то ведь весьма продуктивно щитом пользуюсь, словно он мой с пелёнок. Ну и каким образом, спрашивается, «толстый» скелет опознал легендарную вещь и почему так резво бросился в атаку? Неужели он читать умел? Могло и такое случиться, что я видел только его кости, а плоть оказалась для меня прозрачной… М-да! До чего додумался!
Кости-то – вот они, ссыпались вниз кучкой. Будь на них плоть, так бы и упали в должном расположении трупа. Да и череп как череп. Почти ничего примечательного. Разве что слишком свеженький и слишком целый, как для давно усопшего существа. И повязка, отлетевшая в сторону… ну-ка, ну-ка!.. Я воткнул меч в землю и нагнулся за трофеем.
Подхватив странное изделие рукой, я только тогда рассмотрел, что это действительно украшение. Причём весьма ценное украшение. На десяток нитей оказались нанизаны мелкие зелёные изумруды, и всё это скреплено в виде аккуратной полоски. Украл ли скелет украшение или ему подобная бижутерия по рангу полагалась?
Вот уж действительно: чудны дела твои, больная фантазия!
Долго любоваться переливами изумрудов я не стал, примерять на себя тоже. Вот тут впервые пригодился один из электромассажных носков, пара которых болталась у меня на поясе вместо карманов. Уложив заслуженную добычу туда, я двинулся к отрытой двери на обследование жилища.
Глава 11
Не просто Робинзон, а единственный
Когда я перешагнул порог, моим глазам открылась печальная картина, подтвердившая мои самые худшие опасения по поводу местных жителей. Около двух десятков ссохшихся от времени тел были аккуратно уложены высоким штабелем у дальней стены горницы прямо под окнами. Ещё четверо, семейная пара и двое детей лет десяти-двенадцати, застыли прямо за столом, уткнувшись в него лицами. В пространстве стояла вонь длительного разложения и гниения, и превосходно, что свежий воздух потоком врывался в раскрытую дверь, иначе меня вывернуло бы от смрада.
На столе лежала красивая скатерть, стояла посуда – плошки, супница и окаменевшие от времени остатки пищи. Вдоль стен – лавки и сундуки. В углу громоздился массивный шкаф. В другом углу – небольшое зеркало. На стенах, помимо нескольких мечей, копий и сабель – с десяток картин с природными пейзажами. Причём на всех без исключения изображено огромное, голубого цвета светило. Наверное, именно от картин в горнице казалось гораздо просторней и светлей, чем на самом деле. Вот только скорбные останки сводили на нет всю добротность и богатство обстановки.
В горнице была еще пара дверей, за которые тоже следовало заглянуть. Но за ними ничего примечательного не нашлось. Солидная кухня с печью. Рядом, в угольной яме поблескивают крупные куски антрацита и тусклые – торфяных брикетов. Прогресс, однако! Гора посуды и домашней утвари. Две кладовки с мешками, туесками и подвешенными сетками с чем-то, покрытым чёрной плесенью. К створке одной из дверей прислонилось осевшее тело женщины.
Я открыл окно, выходящее во внутренний двор. Что-то мне подсказывало, что сквознячок лишним не будет.
Вторая комната с той же стороны оказалась небольшой спаленкой с двумя кроватями. На одной из них, вытянувшись, лежал старик с седой, чуть ли не до пояса, бородой. Подумав, я и там открыл окно. Потом заметил комнатку, расположенную между двумя основными помещениями крыла. Войдя, я совсем не удивился чугунной ванне в комплекте с умывальником и несколько диковинным унитазом.
Во второй половине дома располагались две огромные, роскошно обставленные спальни. А между ними – внушительные ванные комнаты, с покрытыми эмалью ваннами, блестящими кранами на умывальниках и фаянсовыми унитазами. Натуральный евродизайн, которого в старых хрущёвках не отыщешь.
Спальни – особая песня. Одна – явно детская, с двумя кроватями в два яруса. Два стола, четыре стула, много книг на этажерках и полках. Масса вполне обычных на вид мягких игрушек. Карандаши, нарисованные картинки. И снова везде голубое солнце. Ностальгия или культ?
В родительской спальне мое внимание привлек не шкаф удивительной красоты и не оружие на ковре в головах огромной кровати, а большое, во весь рост, зеркало, висящее между подобием секретера и дамским столиком с бижутерией во внушительной шкатулке и с баночками-скляночками косметики. На секретере красовался канделябр с тремя свечами, кресало, кремень и пакля с фитилём для горения. Так что мир не такой уж отсталый, лишь одними лучинами здесь не увлекались.
«Всё тут как у людей, – хмыкнул я мысленно, направляясь к зеркалу и зажигая свечи. – Только вот граната с фугасом не вписываются в это законсервированное Средневековье. О! А это кто?!»
Своё лицо я совсем не узнал. Конечно, если кривляться да присматриваться, сходство со мной двадцатипятилетним имелось. Только я всегда был шатеном, со слегка вьющимися волосами, а тут в отражении гримасничал натуральный блондин с короткими прямыми волосами, подстриженными «под горшок», а мои карие глаза поменяли цвет на стальной. Десяток других мелких расхождений с действительностью делали меня почти неузнаваемым. А зубы, половины которых я лишился в аварии, я уже давно и так нащупал языком. Теперь только убедился, что на месте все тридцать два, и на них ни единой пломбы.
Налюбовавшись своим перерождённым отражением, я осмотрел спальню, подсвечивая свечами. Первой мыслью оказалось банальное желание вздремнуть на удобной и мягкой кровати. Причём не столько из-за физической усталости, сколько моральной – слишком много впечатлений за пару часов.
Вспомнив о времени, я прикинул, что скоро четыре часа истекают, и это меня здорово интриговало:
«Вернусь я в свою палату или не вернусь? Если да, то нельзя терять даром ни минуты. Надо тщательно осмотреть остальные постройки, да и вообще успеть разобраться, что здесь случилось. Если не вернусь, то следует это жилище приватизировать для временной обители. Ведь в любом случае придётся где-то спать, где-то питаться (урчание голодного желудка вовремя напомнило о кладовых возле кухни), да и готовить грядущее строительство моста в мир «Тетриса».
То есть, так или иначе, стоять на месте и пялиться в окно – нет смысла. Воздух в спальне был свежим, но окно, выходящее на дорогу вдоль хутора, всё равно открыл нараспашку. Загасил свечи (экономия – наше всё!) и бросился осматривать остальные постройки.
За четверть часа обежал все, охватывая взглядом обстановку, замечая ссохшиеся мумии да запоминая, где что лежит. Некие опасения вызывал второй жилой дом: вдруг там в засаде поджидает второй скелет? Зря напрягался, никто нигде не шевельнулся.
В сараях и хлевах я нашел ещё несколько людских тел и первые тела домашних животных. Три коровы и теленок, девять лошадей, четыре крупных при жизни хряка и почти сотня тушек кур, задравших лапки в своих просторных клетках. Ещё что-то виднелось там и сям по мелочи, но я не стал присматриваться, даже на исправные повозки, телеги и две лёгкие брички особого внимания не обратил.
