Константин Колчигин - Закон Космоса. На краю вселенной. Книга первая
На подходе к городу дорога, мощеная диким камнем, стала еще шире. Здесь куда более людно: кто-то спешил в город продать свой товар и приобрести необходимое, кто-то уже совершил продажу или покупки и торопился в свою деревню (они расположены по всей долине). Завидев меня, люди останавливались и провожали взглядами, а некоторые даже шли следом за телегой с мертвым крылатым хищником. В городских воротах стояли закованные в зловещего вида шипастую броню великаны, обвешанные оружием. Вступая в город и покидая его, торговцы и покупатели вносят налог. У стражников на входе большие права – они могут просто не пустить в город любого не понравившегося им человека, а могут изрубить его в куски огромными алебардами прямо в воротах. На широких латных поясах у каждого тяжелые длинноствольные пистолеты с мощными раструбами серебристого цвета – страшное техномагическое оружие, стреляющее фиолетовыми молниями, от которых нет защиты. Я уже предчувствую, что настанет время – и мне придется встать под их удар. Однако в этом мире владение холодным оружием ценится особенно высоко – ничто так не вызывает восторг зрителей, как убийство с одного удара мечом, ножом или копьем. За десяток шагов моего коня до ворот великаны-стражники встали «на караул». Я медленно проехал мимо даже не взглянув на них – они лишь стражи местного закона, а я – сам Закон. Закон Космоса и нет в этом мире власти равной моей. Сразу за воротами расположен один из главных городских рынков – фермерам нет нужды тащиться через кварталы – можно купить и продать все прямо здесь, При моем появлении торговцы у своих прилавков все как один замерали, а потом (когда я миновал их) облегченно вздыхали и качали головами, провожая меня взглядами. Люди даже не смели смотреть мне в глаза. Ловкий воришка, воспользовавшись временным «столбняком», охватившим торговца медной посудой, стянул у него со стола пару золотых монет. Я лишь чуть повернул голову в сверкающем армете с поднятым тяжелым забралом – и он положил монеты обратно. Здесь любой может обратиться ко мне за правосудием, но желающих почти не находится – я ясно вижу прошлое, настоящее и будущее людей, а никто не хочет знать всю правду о себе. Я ехал дальше, и всюду люди высовывались из окон (дома преимущественно были в три – четыре этажа), выходили из дверей, окликали даже своих домочадцев, чтобы и они успели взглянуть на меня. На главной улице находились дома самых богатых горожан – за чугунными заборами виднелись ухоженные сады, украшенные скульптурами, фонтанами и причудливыми беседками, а основные строения здесь могли соперничать роскошью с настоящими королевскими дворцами. Я и тут привлекал не меньшее внимание – прислуга глазела сквозь решетки ограды, а сами хозяева степенно выходили за кованные ворота и тоже смотрели мне вслед. Вот показалась городская площадь, окруженная домами самых влиятельных граждан и административными зданиями – Квангар считается республикой, и правительство избирается народным голосованием на весьма длительный срок. Едва мой конь застучал подковами по шлифованным камням главной площади, как кто-то бросил ему под ноги тяжелую латную перчатку. Неторопливо и нехотя (ясно чувствовал, что угрозы нет) я остановил коня и глянул на рослого рыцаря в темно серых доспехах, сидевшего на черном боевом коне. Забрало его шлема было поднято, но я и без того уже все знал о нем: молод – двадцать два года, неплохой для его лет боец, беден – доспехи и конь приобретены в долг, дома мать и три младшие сестры, решил прославиться поединком с Охотником.
– Ты хорошо подумал, парнишка? – спросил я на Тулосе – одном из нескольких универсальных языков этого мира. – Если ты сам поднимешь перчатку, я забуду об этом недоразумении!
– Я бросил вам вызов, Господин! – гордо сказал он.
Его услышали случайные прохожие, зеваки идущие следом за мной и те, кто выходил из ближайших домов, узнав о моем появлении. Теперь парень подписал себе смертный приговор. Заставив коня сделать два шага назад, сверкающим острием длинного копья я подцепил перчатку и прямо с наконечника бросил ее своему противнику (он поймал ее на лету).
– Я принимаю твой вызов! – спокойно сказал я. – Но мне тебя жаль – мог бы жить!
Мы разъехались по разным сторонам площади. Отовсюду уже спешил народ, чтобы увидеть поединок с участием легендарного Охотника. Я опустил забрало и укрепил поводья на луке седла – сейчас предстояло управлять конем лишь шпорами и коленями, взял висевший на ремнях щит в левую руку (в правой было копье). Стоявший где-то посередине почетный горожанин (вызвался сам) подал сигнал, махнув шейным платком. Пришпорив своего могучего коня, я сразу с места взял хорошую скорость (к середине площади уже летел во весь опор). Моя боевая техника богата сложными, разработанными и приспособленными именно для себя приемами – это неизменно ставит в тупик даже подготовленных зрителей и тех, кто пытается мне подражать. Расходясь с противником правыми плечами, я неожиданно взял резко левей, избегнув острия копья молодого рыцаря, которое тот жестко держал, как было принято, вставив древко в выемку на своей кирасе, и с силой выбросил собственное копье чуть снизу под небольшим углом, целясь в середину корпуса противника. Смертоносное острие, выкованное из лучшей оружейной стали, отбросив по пути край щита, пробило броню доспехов на уровне пояса словно лист картона. Я сразу выпустил копье (его основание было выполнено из железного дерева и обладало огромной прочностью), однако наконечник успел провернуться в ране и нанес страшные внутренние повреждения. Мой противник глухо (под забралом) и хрипло вскрикнул, откинулся назад, вылетел из седла и с грохотом рухнул на камни мостовой. Но левая нога застряла в стремени, и конь протащил его еще с десяток метров, гулко звеня броней по покрытию городской площади. Развернув коня, который успел проскочить с разгону почти всю площадь, я вернулся назад, спрыгнул на камни и подошел к поверженному противнику. Кто-то поднял забрало, и я увидел белое как мел лицо с заострившимися чертами – он еще дышал, но оставались считанные секунды. Другой не в меру услужливый зевака хотел было вытащить из страшной раны острие копья.
– Не трогать! – приказал я. – Пусть умрет без лишних страданий!
Парень наконец разглядел меня над собой. В его глазах появилось осмысленное выражение.
Ты непобедим… – прошептал он. – Моя семья…
Его глаза остекленели, и все вокруг услышали последний судорожный выдох. Я сам извлек копье из его тела, осторожно и умело – слишком много раз приходилось это делать. Вытер, согласно традиции, наконечник о плащ побежденного и жестом подозвал городского управляющего, стоявшего поодаль с несколькими стражниками. Тот с опаской приблизился вместе с вооруженными до зубов охранниками. Расстегнув поясную сумку, я дал ему с десяток больших золотых монет (столько стоит хорошая ферма в долине).
– Пусть рыцаря с почестями похоронят за мой счет! Остаток денег передать его семье! – повелительно распорядился я.
Городской управляющий принял деньги, поклонился и отступил назад. Взяв коня в повод, я направился к дому правителя Квангара. Знал – все будет сделано, как сказал, никто не посмеет ослушаться, здесь я – суд и судья, а также тот, кто видит поступки людей еще до того, как они задумают их совершить. Прислуга торопливо раскрыла передо мной ворота, кто-то сразу перехватил повод моего коня, а кто-то уже бежал открывать главные двери роскошного дома правителя. В огромном холле я снял шлем и откинул назад кольчужный капюшон вместе с шерстяным подшлемником, привычным движением поправил пышную шевелюру темных густых, тронутых сединой, волос. Расторопный слуга хотел принять шлем, но я даже не взглянул на него. Держа тяжелый армет на полусогнутой в локте правой руке и положив левую в латной перчатке на рукоять длинного боевого меча, я неторопливым мерным шагом, звеня шпорами и грохоча оружием (на поясе и плечах целый арсенал), направился в обеденный зал, где собрались на полуденную трапезу правитель Минон, члены его семьи и приближенные. Едва я показался на пороге просторного, роскошно обставленного помещения, как сидевший во главе большого стола, низенький толстенький человек в дорогой, расшитой золотом одежде, вскочил и поспешил мне на встречу.
– Господин! – вскричал он, – Мне только что доложили… Какой-то юнец осмелился бросить вам вызов!
Не взглянув на хозяина, я с тем же звоном и грохотом обошел стол, смахнул с его края большое блюдо с изысканным кушаньем и поставил на его место блестящий шлем. Потом опустился в кресло хозяина и положил закованные в броню ноги на обеденный стол. Да, я силен и отважен, но еще бесцеремонен и нагл. Первые два качества – мои собственные, два других приходится изображать, поскольку вежливость и обходительность здесь принимаются за слабость.
– Я всегда отвечаю на вызов! – небрежно ответил я, окинув презрительным взглядом публику за столом. – А также ударом на удар!
