Коллин Хоук - Пробужденный
– Мне не нравятся твои фокусы, – сказала я тихо, но твердо. – Когда ты говоришь таким голосом, тело будто перестает мне подчиняться.
– Прости. Будь моя воля, я никогда бы не прибегнул к своей власти. Но мне нужно, чтобы ты оставалась рядом. Мне нужна ты. Ты даже не представляешь, насколько, – и он, взяв меня за руки, принялся осторожно массировать мои запястья. – Поверь, я никогда не хотел причинять тебе боль или доставлять неудобства. Хотя бы в это ты можешь поверить?
Одно долгое мгновение я молча вглядывалась в ореховые колодцы его глаз. Амон был для меня головоломкой, сложносочиненным пазлом, в котором я не понимала добрую половину деталей. Но я каким-то шестым чувством знала, что он не лжет.
– Ладно, – нехотя ответила я. – Я тебе верю.
– Хорошо, – кивнул парень. – Что такое рак?
– Заболевание клеток. Как ты мог о нем не слышать?
Он вздохнул.
– Слишком много вопросов.
Я откинулась на спинку скамейки и с нарочитым равнодушием пожала плечами.
– Зачем ты так делаешь? – спросил Амон.
– Делаю что?
– Прячешься так глубоко… внутри себя.
– Не понимаю, о чем ты.
Несколько секунд Амон внимательно изучал мое лицо.
– У меня не было намерения тебя обидеть, – сказал он наконец. – Если хочешь, задавай вопросы. Может, я отвечу на твои, а потом кое о чем расспрошу тебя сам?
Я заколебалась, но в итоге кивнула.
– Для начала, я многого не понимаю в твоем мире, но одно знаю наверняка: мое тело и разум не поражены никакими болезнями.
Я истерически рассмеялась – и вдруг расплакалась до икоты. Это было уже слишком. Голова кружилась, будто я не спала неделю. Я схватила из пачки одну салфетку, потом другую, третью… И тут же услышала над ухом настойчивое:
– Лилия, возьми меня за руку.
Я с подозрением покосилась на раскрытую ладонь Амона и громко шмыгнула носом.
– Пожалуйста, Лилия. Я могу принести твоей душе мир.
Почувствовав, что это не приказ и непослушание не обернется очередным приступом агонии, я неожиданно смирилась и взяла его за руку.
– Прими мою силу, – предложил Амон. – И постарайся найти равновесие.
Пытаясь сосредоточиться, я глубоко вздохнула – и почти сразу ощутила, как незримая нить между нами натянулась струной. Но сейчас не Амон забирал мои силы, а наоборот. Я почувствовала, как в меня медленно перетекает солнечный свет. Он успокаивал нервы и разглаживал спутанные мысли. Смятение, гнев, обида – все это внезапно стало неважным. Еще несколько секунд назад я захлебывалась слезами злости, а теперь будто опустилась на самое дно своего внутреннего моря, где царили тишина и бесконечный покой.
– Кто ты? – прошептала я. Сомкнутые ресницы Амона затрепетали, и темно-зеленые глаза с золотым ободком заглянули мне прямо в душу. – Ты так на меня смотришь… Будто хорошо знаешь.
– Да.
– Нет, я имею в виду… Будто знаешь обо мне все.
– Не все.
– Но ты можешь как-то… Меня читать?
Амон кивнул.
– Такова наша связь, Лилия.
– Ты не тот, за кого я тебя принимаю, да?
– Я больше. А может быть, меньше.
Я вздохнула. Час от часу не легче.
– Ладно. Тогда вернемся к началу и сделаем все как положено, – я протянула ему руку, и он с улыбкой пожал ее. – Меня зовут Лилиана, а тебя, надо понимать, Амон. Итак, Амон, откуда ты приехал?
Тот взглянул на меня с удивлением, но потом пожал плечами.
– Я из Египта.
– Ты там родился?
– Да. Много лет назад.
– А как ты оказался здесь?
Амон пересел в траву у моих ног.
– Я не уверен. Но раз мой саркофаг стоял в Обители Муз, наверное, меня привезли туда в нем. С какой целью, мне неизвестно.
– Твой саркофаг?
– Да.
– Не понимаю. У тебя есть саркофаг? Ты музейный куратор? Что это за музеи, где учат гипнозу?
Амон рассмеялся.
– Надеюсь, если я отвечу на все эти вопросы, то буду вознагражден хоть толикой твоего доверия, – и он, растопырив пятерню, принялся загибать пальцы. – Я не знаю, кто такой «куратор». Моя сила – дар солнечного бога Амона-Ра и его сына Гора. И я считаю этот саркофаг своим, потому что спал в нем много веков.
Следующие несколько секунд мы играли в гляделки. Наконец я задала мучивший меня вопрос, сама не веря, что произношу эти слова:
– Ты хочешь сказать, что ты… мумия?
– Мумия, – он повторил слово, старательно артикулируя, будто пробовал его на вкус. – Каждое тысячелетие, когда я пробуждаюсь в этом мире, мое тело освобождается от покровов Анубиса. Ты говоришь об этом?
Я выпрямилась, внезапно почувствовав себя очень неуютно.
– Мумификация означает, что труп с головы до ног обертывают лентами, кладут в саркофаг и прячут в пирамиде или храме.
– Тогда да. Я мумия.
– Но ты не кажешься мертвым, – заметила я, когда ко мне вернулся дар речи.
– Я не мертв, – ответил Амон и после секундного колебания добавил: – По крайней мере, сейчас.
Я тут же вспомнила, как забрела в египетское крыло и обнаружила крышку саркофага сдвинутой.
– Клянешься, что не врешь?
– Клянусь сердцем своей возлюбленной матери, что ты не услышала из моих уст ни слова лжи.
Когда Амон недавно спросил, верю ли я ему, я кивнула совершенно искренне. Он не был похож на лжеца. Во всяком случае, он явно верил в то, что говорил – даже если его слова и не были абсолютной правдой.
Решив проверить его «легенду», я прибегла к методике киношных копов – подалась вперед, грозно сузила глаза и принялась бомбардировать парня вопросами:
– Как звали твоих родителей?
– Царь Геру и царица Омороза.
– Любимая игрушка в детстве?
– Деревянная лошадка.
– Любимая еда?
– Мед и финики из моей страны и круглые сладкие лепешки из твоей.
– Хм… – Что ж, по крайней мере, ему понравились блинчики. – Любимая музыка?
– Систра, арфа и лютня.
– Если ты и в самом деле мумия, где твои покровы?
– Сейчас мое тело в них не нуждается. Я восстал, как делаю каждую тысячу лет.
Я заморгала, обдумывая это утверждение.
– Но я не видела обрывков на выставке. Куда они пропали?
– Когда настает время пробудиться, я уничтожаю их своей силой. Иначе мне было бы трудно двигаться.
Я фыркнула.
– Надо думать… О’кей, как ты так быстро выучил английский?
– Чары.
Я недоуменно уставилась на Амона, и он добавил:
– Сперва я не понимал твоего языка. Помнишь, как мы объяснялись жестами в Обители Муз?
Я кивнула.
– Я прочел заклинание из Книги Мертвых и связал наши сознания так, чтобы мы понимали друг друга.
– Значит, ты сможешь понять любого человека из любой страны?
– Если понадобится, да.
– Почему ты выбрал меня?
Несколько мгновений он молчал. Затем сорвал пригоршню травы и медленно ссыпал между пальцами.
– Потому что ты была там, – наконец ответил он, не поднимая глаз.
Я откинулась на спинку скамейки и скрестила руки на груди. С каждым его ответом мой скептицизм рос и ширился.
– Ты можешь мне что-нибудь показать? – и я описала ладонью замысловатую дугу. – Ну, что-нибудь волшебное?
– А то, что я перенес тебя из дома сюда, не доказывает мои способности?
– Ну, может, ты меня загипнотизировал, и я дошла своими ногами, просто не помню. Покажи что-нибудь, что меня убедит.
– И что тебя убедит?
– Не знаю. Десять казней египетских? Восстание армии мертвецов? Воскрешение твоей давно усопшей любви?
Амон нахмурился.
– Зачем мне это делать?
Я пожала плечами.
– Мумии в кино обычно так и делают.
– Что такое «кино»?
– Ну, представление. Вроде спектакля.
– Гм. Мне бы не хотелось насылать на твой город… казни. Чтобы поднять армию мертвецов, мне понадобится источник бесконечной силы, которого у меня сейчас нет. И я никогда не любил ни одну женщину.
– Серьезно? Значит, тебя нигде не ждет подружка-мумия?
Амон склонил голову набок.
– Меня ожидают братья, но больше никто. У меня нет друзей женского пола.
– Хм. Интересно. – Я мысленно пометила эту информацию ярлыком и до поры до времени убрала на полку. – Ладно, тогда давай что-нибудь другое.
– Мне нужно беречь силы, – ответил Амон после краткого размышления. – Так что я сделаю что-нибудь маленькое.
– Идет.
И я, подавшись вперед, хищно уставилась на Амона, который поднял руки и сложил их в молитвенном жесте. Ничего не произошло. Парень закрыл глаза, наморщил лоб и медленно развел руки в стороны.
Между ними горел огонек.
Не успела я удивиться этому чуду, как в ладонях Амона начал закручиваться миниатюрный песчаный вихрь. Я инстинктивно прищурилась: отдельные песчинки, долетая до меня, кололи лицо и запутывались в волосах. Затем песок начал сгущаться, приобретая очертания сфинкса со сложенными крыльями.