Владимир Мясоедов - Леди с клыками
Устав мерить кабинет шагами, ректор наконец-то добрел до своего кресла и устало в него опустился.
– Лучшее, что мы можем сейчас сделать, – это всеми силами попытаться замять этот инцидент. Как будто его не было. Поэтому, как это ни неприятно, ваш любимый Мист не будет с позором выгнан из академии. А о достойной компенсации леди Туиллойска, способной сгладить у нее воспоминания о столь чудовищном инциденте, я прошу договориться вас, леди Мериэль.
Взгляд ректора, устремленный на декана факультета целительства Мериэль лек Фаххильд и по совместительству единственную женщину среди руководящего состава академии, был наполнен теплотой и чем-то еще, о чем полностью зациклившая себя на науке эльфийка по какой-то странной причине не догадывалась.
Тем же вечером
– Клер, деточка, все же ты поступила опрометчиво, – мягко укоряла меня тетушка Хильда, когда я вместе с ней совершала вечернюю прогулку по одному из столичных парков. Впрочем, в голосе гномки особого укора не чувствовалось. Гномка-воительница просто выполняла свои профессиональные обязанности, журила подопечную за глупый поступок. Хотя сама, уверена в этом, поступила бы так же. А может, и покруче. Опыт как-никак. – Расисты были всегда. Рождаются и исчезают народы, но разнообразное отребье вечно. Истреблять бесполезно. Пробовали. И если угрозу нажаловаться газетам я одобряю, то вот мордобой… благородным леди не пристало пользоваться рукояткой пистолета не по назначению. Можно было бы оформить вызов на дуэль и пристрелить его ко всем дохлым демонам. Или проткнуть… Думаю, выбери ты в качестве оружия двуручный топор, у него вообще бы шансов не было. Нет, решительно надо было как-то иначе… дипломатией, может быть. – Последние слова наемница произнесла с явным сомнением. Наверное, этот способ решения конфликтов был известен ей большей частью теоретически. – Ну или, на худой конец, мне бы сказала, – встряхнула головой она и покосилась на меня снизу вверх. – Знаешь, с какой дистанции я могу пробить голову мишени в человеческий рост из своей любимой винтовки?
– В долгосрочной перспективе ты, конечно, права, – хмыкнула я. – Но… но как же это самоуверенное ничтожество меня достало! Был бы он просто бабником, и ладно, это в чем-то даже почетно. Хамом – бывает. Слабосильным тупым ничтожеством – ну что уж поделать, уродился таким. Самоуверенным и спесивым – ну это уж заслуга плохого воспитания целиком и полностью. Но чтоб в одном флаконе все сразу?! Это же не человек, это химера какая-то! Пока он более-менее держал себя в рамках, я терпела. Но не ответить на то, что он мне сказал…
– Молодость, молодость, – задумчиво покивала гномка. – Кровь молодая, горячая, сама такой же была. Слушай, деточка, а мне кажется, или вон из-за тех кустов на нас кто-то пялится? И блестит там что-то подозрительно, то ли меч, то ли мушкет… Нет, все-таки я ошиблась. Это кираса.
Караул. Нет, ну правда. Если подгорный житель заметил засаду, то человек должен был услышать или увидеть ее шагов за сто, эльф за тысячу, то я, дампир, позорно пропустила окружающую нас со всех сторон компанию наемников до самого их появления. Позор на мои клыки и врожденные сверхъестественные чувства, сколько и каких их бы ни было. Надеюсь, со временем это пройдет. В роде деятельности молчаливых людей и одного вроде бы полуорка с завязанными платками лицами сомнений не было. Разнородные доспехи, от уже упомянутой кирасы кавалерийского образца, поступившей в армию лишь года три назад, до рыцарского шлема как бы не трехсотлетней давности, разнородное оружие, от дубины до четырехствольного пистолета. Направленного, кстати, на меня.
Состояние ступора, которое по всем правилам должно было бы проявиться, по какой-то странной причине обошло меня стороной, оставив какое-то странное зудящее ощущение, плавно переросшее в азарт. Особенно после действий вроде бы мирно шествующей рядом со мной тетушки. И я, и выскочившие из кустов наемники просто остолбенели, когда гномка легким выверенным движением оторвала подол платья примерно по колено, обнажив чешуйчатые поножи и торчащие из-за голенищ коротких сапожек рукояти кинжалов. После чего, не говоря ни слова, отправила в полет извлеченный непонятно откуда топор.
Влажный удар – и булькающий хрип первого неудачника среди встретившей нас в столь уединенном месте компании объявил о начале веселья… Грохот четырехстволки почтеннейшего возраста и пронзительный, сводящий зубы визг рубленой картечи, подметающей не особенно чистую мостовую, еще мгновение назад покрытую небольшими кучками павшей листвы и конского навоза. Ругань и чертыханья сбитых с ног стремительным метеором под именем Хильда, расцветающим то тут, то там рыбками кинжалов, отражающих свет газовых фонарей. Чей-то рев, по какой-то причине перешедший в высокий, захлебывающийся визг. Танцующие вокруг тени, неумело и коряво ведущие свою партию… да какой там ведущие – то и дело наступающие друг другу на ноги, толкающие соседей, бестолково взмахивающие оружием… Это было… Это было скучно. Именно на таком внезапно прорезавшемся чувстве я и поймала себя.
Полностью абстрагировавшись от окружающего и только иногда уклоняясь от излишне настырных партнеров, если их можно так назвать, по танцу. Скучно… Режиссерская палочка «Амели» росчерком вороненой стали как будто сама собой выстраивала из окружающего хаоса хотя бы подобие стройной и прекрасной мелодии. Мелодии, под которую я принялась кружиться в безмолвном танце вместе с густыми тенями и отблесками неверного света, отбрасываемого закутанной облаками кокеткой луной и ровно гудящими газовыми лампами уличного освещения. Разлетающийся подобно цветку подол юбки и стаккато подкованных сталью каблучков вплеталось в метроном слов «Амели», несущей свои горячие поцелуи и распускающей на кончике своего ствола огненные лилии. Медленно гаснущие под напором вечерних сумерек… Подобно новомодному фотографическому аппарату, отнимающему работу у придворных художников, «Амели» останавливала мгновения, высвечивая лица и тела, застывшие в движении или в стазисе смерти. Экстаз неземного блаженства охватил мое тело, распахнув душу, и заставил объять происходящее… Я влюбилась в эти брызги крови, в эти растянутые во времени стоны, радугу мерцающих, подобно драгоценному жемчугу, кусочков содержимого чьей-то головы… Я любила… Танцуя и даря окружающим робкую и наполненную моими чувствами улыбку…
А потом все как-то вдруг и сразу кончилось. Все лежали, кроме меня и Хильды. Некоторые еще шевелились и вроде бы могли выжить, но попыток встать не делали. Странно. Я читала, что после первого боя обязательно должна наступать тошнота, но ее не было. Вообще никакого дискомфорта не испытывалось, хотя и пахло на набережной отнюдь не свежестью. Но тому, кто хоть раз бывал на крупной ферме, и не такое нюхать доводилось.
– Все? – спросила я Хильду, вертя в руках свою полностью опустошенную малышку.
– Да вроде, – пожала плечами она.
И тут из кустов прогремел выстрел. А в левое плечо мне вонзился раскаленный лом.
«Папа!..» – только и успела подумать я, стукаясь затылком о землю. Боль в голове на секунду ослабила жуткие ощущения в руке, которая, вполне возможно, после такого валялась где-то неподалеку отдельно от остального тела. Удар оказался сильным, но, к сожалению, не настолько, чтобы выбить из молодого дампира дух. Тут же в уши долбанул грохот разрыва, кажется, Хильда бросила в притаившегося стрелка динамитной шашкой. А может, это просто так грохотало одно из ее ружей – не знаю. Было больно, и ни на что другое отвлекаться уже не получалось. Костер жуткой агонии перекинулся с плеча на всю левую половину груди, да и дышать стало как-то трудновато. Вставать на ноги не хотелось. Небо кружилось и, кажется, падало. А может быть, резко подпрыгивало вверх и возвращалось на место.
– Ничего, милая, потерпи, – склонилась надо мной гномка, когда я уже окончательно смирилась с мыслью, что истекаю кровью из пробитого удачной пулей, думаю, серебряной, иначе я не должна умирать так быстро, сердца. – Платье, конечно, теперь только на помойку, но зато шрамик будет маленький, аккуратненький и почти незаметненький. Да и кто его увидит, на плече-то под одеждой? А без нее уж на такие мелочи и тем более внимания не обратят.
– Больно, – простонала я, не знаю как найдя в себе силы на этот подвиг. – Больно! Куда он мне попал? В сердце?
– Да нет, конечно, – успокаивающе ободрила Хильда, доставая откуда-то из глубин своей одежды чистую тряпку и какую-то подозрительного вида склянку. – Ты же не вампир – с такими ранами жить. По бицепсу пуля скользнула, даже входного отверстия нет, просто немного мяса вырвала…
Это что, я тут почти умираю, а меня, оказывается, всего лишь поцарапало?! Что же тогда действительно сильно раненные испытывают?! Ой, кажется, я хочу обратно домой, к папе. И пусть он сторожей для своей любимой дочки наймет. Армию…
