Денис Новожилов - Тридевятое царство. Война за трон
Князь Владимир, выходя из терема, поймал на себе вопросительный взгляд Полкана.
– Да помню я про это твое дело с монетами, помню, – сконфузившись немного, сказал князь, – но давай пока сам попробуй разобраться, ты же видишь, какие дела творятся, не до того сейчас.
Растеряха долго думал, но все же взялся за балалайку в последний раз за этот вечер:
Непонятно отчего,
Непонятно почему,
А тревожно только мне,
Только мне ли одному?
Владимир остановился в дверях и, посмотрев на старого друга, мягко улыбнулся. Его вид как бы говорил: «Сам весь в волнении, на такое дело решились, теперь бы не оплошать».
«Да, – подумал про себя Растеряха, – теперь бы не оплошать. Если все сделать правильно, уже к зиме все земли русские будут под рукой Владимира, а может, еще и царство Кощеево».
Глава 8
Гроза окрестных кур
В караулке было тихо, народ отправился смотреть на отъезд князя и богатырей на войну с Кощеем, так что в западной части города почти никого не было. Только стража не могла уйти с постов, так что, почитай, только она и осталась. Стражник Тихомир, дородный мужчина с окладистой коричневой бородой, снова беззлобно посмотрел на сидевшего напротив арестанта:
– Ну а все-таки, Яков, ну скажи, зачем ты курицу-то ощипал?
– Да, – меланхолично ответил сидящий напротив него человек лет тридцати в хорошем камзоле и ладных сапогах, – зачем я курочку-то ощипал?
Взгляд его вперился в угол караулки. На Тихомира он не смотрел.
– Это я спрашиваю, зачем ты курицу ощипал, – уточнил на всякий случай стражник.
– А у меня спрашивают, зачем я курицу ощипал, – снова глядя в угол, грустно произнес арестант.
Тихомир недоверчиво посмотрел на арестанта, потом в угол: там, конечно, никого не было.
– Яков, ну правда… – почти жалобно протянул он.
– Видишь, – снова поддакнул тот, кого назвали Яковом, – люди интересуются, зачем я курочку ощипал.
– Не смогла удержаться, – наконец виновато отозвалась из угла та, которой Яшка и адресовал свои вопросы. Маленькая зеленая кикимора сидела в углу и теребила в лапках куриное перо, вид у нее был самый виноватый.
Тихомир не знал, как ему поступить. С одной стороны, Яков был из людей боярина Полкана, поэтому с ним лучше по-хорошему говорить, но с другой стороны, уже не первый раз он порядок нарушает. А за порядком кто следит? Стража следит, а вовсе не люди тайного двора. Яков, впрочем, не возмущался, так что обычно решали все полюбовно: хозяину покупали двух лучших кур, и все оставались довольны. Кикимору, притаившуюся в углу, стражник, конечно, не видел.
– Купи себе кур, сколько хочешь, и ощипывай их, – снова начал гнуть свою линию Тихомир, – сло́ва же поперек никто не скажет!
– Я это разве не предлагал? – снова меланхолично отозвался Яков, не переставая смотреть в угол, – ощипывай сколько хочешь.
– Кому предлагал? – удивился Тихомир.
– Ну вообще, – ответил Яков, переведя на него взгляд, и снова посмотрел в угол, – и некоторым – в особенности.
– Неинтересно так, – буркнула в ответ кикимора.
– Но нам так неинтересно, – всплеснул руками Яков.
– Кому это «нам»? – Тихомир понимал, что он совсем теряет нить беседы. Может, дождаться лучше начальства, пусть разбираются – его-то дело какое? Он нарушителя поймал? Поймал.
– Нам чужую куру подавай, – ехидно продолжил Яков, – чтобы, значит, ту, которую нельзя трогать.
Стражник решил промолчать в ответ. Непохоже было, что его комментарий Якова всерьез интересовал.
– А почему? – задался вопросом Яков. – Почему именно такую курочку нам надо, а других нам не надо?
Тихомир уже с интересом смотрел, как Яков разговаривает с пустым углом. Кого только не держит боярин в своем тайном дворе!
– А потому это, – Яков поднял вверх указательный палец, – что надобно нам, чтобы у Якова, можно сказать, благодетеля и, я не побоюсь этого слова, кормильца, было как можно больше хлопот и трат!
Он яростным взглядом посмотрел в угол.
– Напраслину вы на меня возводите, Яков, – обиженно пропищала кикимора.
– Курице это расскажи, – мстительно ответил ей Яков, глядя с прищуром.
Кикимора обиженно засопела.
– Прости, Тиша, – арестант повернулся наконец к стражнику, – что-то я в последнее время того… уставать стал.
– Того… – согласился Тихомир многозначительно.
Разговор был прерван вошедшим в караульное помещение боярином Полканом.
– Опять? – с порога спросил он.
Тихомир тяжко вздохнул.
– Где? – Этот вопрос боярин задал уже Якову, и тот указал пальцем в угол.
Боярин наклонился к углу и рявкнул:
– Еще раз повторится – убью и съем!
Отвернувшись от угла, он достал из кармана серебряник и положил на стол стражнику.
– Хозяину возместить; Яшка – за мной, – скомандовал он и посмотрел в угол, – ты тоже – за мной.
Все это боярин проделывал так быстро и уверенно, что у стражника даже не возникло желания возражать. «Даже если будут звать в тайный двор и денег дадут втрое против нынешнего – откажусь наотрез», – подумал Тихомир, глядя вслед уходящей парочке, которая оказалась троицей.
Боярин шел впереди, Яков держался чуть сзади, кикимора семенила вслед за ним, виновато глядя себе под ноги и тихонько сопя. Улицы обычно многолюдного Киева сейчас практически опустели, лишь изредка попадались навстречу люди, обычно мастеровые, спешащие по делам. Проходя мимо очередного двора, где за забором ходили куры и гуси, кикимора на секунду загляделась на них. Ушки ее топорщились, глаза блестели, острый носик смешно дергался в предвкушении. Однако она резко замотала головой и быстро побежала вслед за людьми, стараясь не смотреть на куриц.
Боярин же тем временем завел Якова в один из домов, ничем внешне не выделявшийся от остальных. На крылечке его сидела обычная старушка в пуховом платке и лузгала семечки. Она поздоровалась с боярином и пристально начала осматривать Якова. Взгляд у старушки был цепкий и изучающий.
– Эти со мной, – наконец пояснил ей боярин, и та, едва заметно кивнув, снова начала осматривать дорогу. Люди зашли в дом, кикимора проскочила следом за ними. Дом как дом, ничего необычного: стол, скамейки, несколько табуреток, печка русская в углу.
Боярин сел за стол, предложив Якову место напротив, тот присел и вопросительно уставился на Полкана: мол, зачем звал.
– Разговор у нас сегодня, Яша, пойдет о деньгах.
– «Началось», – подумал Яков, но вслух сказал:
– Все оплатим, боярин, чай, курица – не Жар-птица…
– Да к шуту твоих куриц! – отмахнулся боярин. – Но, кстати, раз уж сам заговорил – знаешь, чем подобное твое поведение плохо?
– Подрывает высокий нравственный облик служителя тайного двора Тридевятого царства, – уныло ответил дежурной фразой Яков.
– Да к лешему твой высокий облик! – рассердился боярин. – Плохо то, что мы стражникам вроде как обязаны становимся. Они тебя задерживают, а потом милостиво отпускают после моего вмешательства. Это мне сигнал: мы тебе, а ты уж – нам, случись чего… Вот такие вот, Яша, пироги получаются. С курятиной, – ехидно добавил боярин.
– Виноват, – засопел Яков, усиленно обозначая осознание вины.
– Виноват, – согласился боярин, – но сейчас не про то я хотел говорить.
– Про деньги, – услужливо подсказал Яков, стараясь выглядеть послушным.
– Верно, – нахмурился боярин. – Вот расскажи-ка мне про монеты – что ты знаешь вот об этом, – боярин выложил на стол серебряник, – и вот об этом, – теперь он положил золотник.
– Серебряник и золотник, – послушно отозвался Яков.
– Ты меня вывести из себя, что ли, сегодня решил?! – взорвался Полкан – Я, по-твоему, глупые вопросы задаю?
Яков пристыженно взял в руки монеты и повертел, внимательно их рассматривая; наконец, взвесил каждую в ладони и попробовал на зуб.
– Вроде не фальшивые, – осторожно ответил он наконец.
– Полновесное золото и серебро, – кивнул боярин. – Всё?
Яков снова начал осматривать деньги.
– Монеты времен царя Василия, – продолжил он, – но они ходят в обращении по закону.
– Ходят, – снова согласился боярин, – если золотые монеты переплавлять и чеканить с каждым новым царем, то от переплавки убыток казне будет ощутимый, потому и ходят такие монеты невозбранно, золото – оно золото и есть.
Яков снова и снова вертел монеты; он понимал, что зря боярин спрашивать бы не стал, что-то с ними было не так, но что – уловить никак не мог. Полкан же пристально смотрел на Якова.
– Вот тут на монетах буковки «Ки» стоят, а мне казалось, что Киевский монетный двор ставит только одну литеру – «К».
– Заметил, – засиял боярин, – это мало кто замечает, а вот для нас странности замечать – прямая обязанность.
– Не пойму пока, что тут странного: ну ошиблись…
– Нет, Яша, не ошиблись, – посмотрел на него боярин пристально. – Буквицами «Ки» испокон веков обозначался не Киев, а Китеж-град.