Стивен Эриксон - Память льда. Том 2
— Рейст! Ты где?
Облачённый в доспехи яггут явился откуда-то, молча замер перед Параном.
— Ага, именно, — пробормотал Паран, — я решил тут поселиться.
Голос Рейста прозвучал холодным скрипом:
— Верно.
— Да. Трёх недель в этой распроклятой таверне хватило с головой, уж поверь. Так что — вот он я, набрался смелости, чтобы поселиться в ужасном и зловещем Доме Финнэста — и сразу вижу, что в смысле домашнего хозяйства дела у тебя обстоят из рук вон плохо.
— А два тела на пороге — что ты с ними собираешься делать?
Паран пожал плечами.
— Ещё не решил. Что-то да сделаю. Но пока хочу просто бросить тут золото — а то устал уже спать вполглаза. У них сегодня открытие, знаешь ли…
Огромный воин ответил:
— Нет, Господин Колоды, не знаю.
— Ну и ладно. Я обещал прийти. Видит Худ, сомневаюсь, что ещё кто-то из всего города явится. Кроме, может, Круппа, Колла и Мурильо.
— Куда прийти, Господин Колоды?
— Лучше «Ганос». Или «Паран». Куда? В Хваткину новую таверну, вот куда.
— Я ничего не знаю о…
— Я понимаю, что не знаешь, поэтому и рассказываю…
— …и знать не желаю, Ганос Паран, Господин Колоды.
— Ну, значит, не повезло тебе, Рейст. В общем, говорю, Хватка открывает новую таверну. Со своими партнёрами. Они половину своего жалованья спустили на этот безумный проект.
— Безумный?
— Да. Ты что, не знаешь, что значит «безумный»?
— Слишком хорошо знаю, Ганос Паран, Господин Колоды.
От этого Паран опешил. Он посмотрел на укрытое шлемом лицо, увидел лишь тени в узких прорезях забрала. По телу малазанца пробежала лёгкая дрожь.
— Кхм, да. Короче, они купили храм К’рула, колокольню и всё остальное. И превратили…
— В таверну.
— Храм, который весь город считает про́клятым.
— Что ж, в таком случае, — проговорил Рейст, отворачиваясь, — я полагаю, продали задёшево…
Паран оторопело уставился в спину яггуту.
— Ладно, увидимся, — сказал малазанец.
И услышал негромкий ответ:
— Если тебе угодно…
Как только Паран вышел из ворот на улицу, он едва не споткнулся о дряхлого человека в капюшоне, который неуклюже устроился на краю канавы. Из лохмотьев появилась грязная ладонь, потянулась к малазанцу.
— Добрый господин! Подай монетку! Всего одну монетку!
— Повезло тебе, старик, я и больше одной могу потратить. — Паран сунул руку в кожаный кошель у пояса. Вытащил пригоршню серебряных.
Нищий ахнул, подтянулся поближе, волоча за собой ноги, точно мёртвый груз.
— Богатый человек! Послушай меня. Мне нужен партнёр, о щедрый господин! У меня есть золото. Новые «советы»! Они спрятаны в тайнике на склонах Тахлинских гор! Целое состояние, господин мой! Нам только и останется, что организовать туда поход — ведь недалеко.
Паран бросил монеты в ладонь старика.
— А там закопан клад? Ну, разумеется.
— Господин, сумма внушительная, и я с радостью расстанусь с половиной. Твоё вложение вернётся по меньшей мере десятикратно.
— Мне не нужно больше денег, — улыбнулся Паран. Он сделал шаг прочь от попрошайки, но затем остановился и добавил: — Кстати, не стоит тебе задерживаться у этих ворот. Дом не привечает чужих.
Старик съёжился. Голова его свесилась набок.
— Ве-ерно, — протянул он из-под рваного капюшона, — этот Дом — не привечает. — Затем послышался тихий смешок. — Но я знаю другой, где привечают.
В ответ на загадочные слова нищего Паран лишь пожал плечами, развернулся и пошёл прочь.
Позади попрошайка надсадно закашлялся.
Хватка не могла отвести от него глаз. Мужчина сидел, сгорбившись, на стуле, которому ещё не нашлось стола, продолжая сжимать в руках обрывок изорванной ткани, на которой что-то было написано. Алхимик сделал всё возможное, чтобы вернуть жизнь в практически уничтоженное, иссохшее тело, но даже внушительные дарования Барука подверглись серьёзному испытанию — в этом не было сомнений.
Она про него слышала, разумеется. Все слышали. И все знали, откуда он явился.
Человек молчал. Не сказал ни слова с самого воскрешения. И Барук категорически настаивал, что речь у него отнял отнюдь не какой-то физический недостаток.
Императорский историк онемел. И никто не знал, почему.
Хватка вздохнула.
Торжественное открытие «К’руловой корчмы» обернулось катастрофой. Столы пустовали, терялись в огромном главном зале. Паран, Штырь, Дымка, Мураш, Молоток и Перл сидели за тем, что стоял ближе к очагу, и редко когда бросали друг другу хоть слово. Рядом находился второй занятый стол, за которым расположились Крупп, Мурильо и Колл.
И всё. О боги, мы прогорели. Зачем только послушали Мураша…
Входная дверь распахнулась.
Хватка с надеждой подняла глаза. Но это был только Барук.
Высший алхимик задержался в прихожей, затем медленно направился к столу, где сидели остальные даруджийцы.
— Дражайший друг благородного Круппа! Барук, доблестный защитник Даруджистана! Кто мог бы пожелать лучшего общества нынче вечером? И он здесь, о да! За этим самым столом! Крупп как раз повествовал, повергая в оторопь своих достойных товарищей, равно как и мрачнолицых отставных солдат за соседним столом, — он рассказал удивительную и поучительную историю о том, как Крупп и тёзка сей корчмы совместно задумали сотворить новый мир.
— Так значит, история окончена? — спросил, подходя, Барук.
— Увы, но Крупп с радостью…
— Отлично! Тогда я её выслушаю в другой раз. — Высший алхимик бросил взгляд на Дукера, но Императорский историк даже не поднял глаз. Сидел по-прежнему, склонив голову, неотрывно глядя на обрывок ткани в руках. Барук вздохнул. — Хватка, есть у тебя горячее вино с пряностями?
— Так точно, — отозвалась она. — За тобой, у очага.
Мураш потянулся за глиняным кувшином, поднялся, чтобы налить чашу Баруку.
— Хорошо, — громко сказала Хватка, подходя к очагу. — Ну что же. Отлично. Огонь славно полыхает, выпили мы достаточно, и я лично хотела бы послушать какую-нибудь историю — нет! Не ты, Крупп! Твои рассказы мы уже все слышали. Но вот Барук, например, и Колл с Мурильо, наверно, захотели бы послушать историю о том, как всё-таки взяли Коралл.
Колл медленно наклонился вперёд.
— Так ты, наконец, заговоришь, Хватка? Давно пора.
— Не я, — ответила та. — Поначалу — уж точно. Капитан? Налейте себе ещё, сэр, и начните рассказ.
Паран поморщился, но покачал головой.
— Я бы рад, Хватка.
— Слишком свежо ещё, — проворчал Штырь, кивнул и отвернулся.
— Худов дух, ну и жалкая же вы компания!
— Само собой! — огрызнулся Штырь. — Такой рассказ, чтоб заново нам всем сердце разбить! Какая в нём ценность?
Хриплый, надломленный голос ответил:
— Ценность есть.
Все замолчали, повернулись к Дукеру.
Императорский историк поднял взгляд, рассматривал их тёмными глазами.
— Ценность. Да. Я думаю, великая ценность. Но не ваша, солдаты. Ещё нет. Слишком свежо для вас. Слишком рано.
— М-да, — пробормотал Барук, — наверное, тут ты прав. Мы хотим слишком многого…
— От них. Да. — Старик вновь посмотрел на кусок ткани в руках.
Молчание затягивалось.
Дукер не шевелился.
Хватка уже начала поворачиваться к своим товарищам, когда он вновь заговорил:
— Что ж, позвольте мне, с вашего разрешения, занять этот вечер. И вновь разбить вам сердца. Это повесть о «Собачьей цепи». О Колтейне из клана Воро́ны, недавно назначенном Кулаке Седьмой армии…
И так заканчивается третье сказание из Малазанской книги павших
Глоссарий
Паннионский Домин
Паннионский Провидец: политический и духовный лидер Домина
Септарх: правитель одной из семи провинций Домина (также военачальник)
Урдо: командир отряда элитной тяжёлой пехоты (урдомов)
Урдомы: элитная тяжёлая пехота, фанатичные последователи Провидца
Провидомины: фанатики, секта телохранителей и убийц в Домине
Бетаклиты: средняя пехота
Беклиты: обычная регулярная пехота (известны также как «Сотня Тысяч»)
Бетруллиды: лёгкая кавалерия
Бетакуллиды: средняя кавалерия
Скаланди: лёгкая тактическая пехота, стрелки
Десанди: сапёры
Тенескаури: крестьянская армия
Капастан
«Серые мечи»: религиозный культ, наёмники, нанятые для защиты от Паннионского Домина
Совет Масок: Верховные жрецы Четырнадцати Взошедших, культы которых представлены в Капастане
Джидраты: солдаты на службе одного из четырнадцати храмов
Капанталл: городской гарнизон стражи Капастана, дружина князя Джеларкана
Коралльская рота: приверженцы изгнанного князя Арарда из Коралла
