Екатерина Дей - Амир
Вито стоял по пояс в ледяном бурлящем потоке и время от времени опускал меня туда, я захлебывалась водой, и он меня поднимал, давал время, чтобы я отдышалась, а потом снова отпускал. Громкий голос Фисы командовал:
– Витек, ты не жалей ее, не жалей, опять вздумала убежать, лениться решила! Живи, девка, живи! Ишь, чего захотела, всем тяжело, вот оклемаешься, я тебе о своей жизни расскажу, и ничего, живу вот! Топи ее, топи дурочку!
Промерзшую насквозь, практически утонувшую, меня, наконец, достали из воды и завернули в несколько одеял, Вито так постарался, что я чувствовала себя куколкой насекомого. Когда я смогла уже мычать, а не стучать зубами, Фиса приказала мне открыть рот и влила туда какую-то огненную жидкость:
– Я тебя заставлю жить, заставлю, назло этому кровопийце, ты у меня красавицей неземной будешь, на коленях перед тобой ползать еще будет. А ты что стоишь? Неси травы, согреется маленько, натирать начнем.
Я уже пришла в себя и только испуганно на нее посмотрела, огненная жидкость бушевала во мне, возвращая к жизни. Фиса натерла меня так, что все двигалось как у гуттаперчевой куклы, если до этого она ко мне относилась как к тяжелой больной, то теперь решила, что хватит терпеть мои выходки, лечить надо всерьез. Она раздела меня и, не обращая никакого внимания на присутствие Вито, крутила и вертела во все стороны, на мои крики и стоны лишь продолжала учить жизни:
– Терпи березка-яблонька, ты сильная должна быть, ты этому зверю еще покажешь, что женщина всегда сильнее, она по красоте своей уже сильнее мужика, а умом им нас никогда не догнать. Ты и так разумница, слышала, как с ним разговаривала, истинно, что не боишься, и глазами своими ясными прямо на него смотрела, не мог он в твои глаза смотреть, не мог, вот и правильно, пусть сам тебя боится! Витек, неси еще масло, горлышко надо почистить.
– Фиса!
– Пей красавица, пей, милая, утром спасибо скажешь.
После огненной жидкости маслице пронеслось по горлу легко, обожгло все внутренности, и я уже казалась себе вулканом, наполненным раскаленной лавой.
– Вот и хорошо, вот и щечки стали персиковыми, ты теперь красная девица, невиданная доселе в этом логове змея, а ты его не боись, его несчетным головам такой красоты не превозмочь, мы ему водопад твоей жизни красотой да силой перекроем, ишь чего вздумал, разговорами тебе …
Я открыла рот и выпустила бушующее внутри меня пламя, прошептала:
– Сама я …спросила…
– А он, ирод, знал, ты заволнуешься, и сразу ему жизнь свою отдавать будешь! Для того и пугал, словами сказать не мог, кинул…
И замолчала, губы сжала, поняла, что проговорилась, а я вопросительно взглянула и прошептала:
– Видела…
Фиса махнула рукой, что уж, опять сама виновата, даже на Вито оборачиваться не стала. Хотя стоило бы, удовольствие могла получить, он стал бледным как полотно и глаза опустил. И я остановила взгляд на нем, ты в доме у хозяина служишь, значит, все знаешь.
– Да, Рина, во дворце везде установлены камеры. Во всех комнатах.
Я продолжала на него смотреть, даже пыталась изобразить недовольство, и он кивнул:
– В бассейне тоже.
Неожиданно Фиса решила оправдать действия хозяина дома:
– Ты, Рина, не обижайся, для тебя это, чтобы если что, успеть к тебе, ты тогда бурю учинила, могла и утонуть, а Амир на тебя смотрел, успел, значит, спасти.
Видимо огненные потоки совсем очистили мой мозг от остатков мути, и он стал работать в прежнем рабочем режиме. Вот все, вернее, маленькая часть, стала складываться, смотрел Амир на меня постоянно, появлялся всегда ниоткуда и в курсе всего. И сказал, что он очень силен, значит, двигается быстро, Вито тоже. Ну да, на руках нес как свадебное полотенце, а Амир, а что Амир, ему мой вес, как это, своя ноша не тянет. Но опять, же, странно, не давал возможности Мари о себе со мной говорить, сказал все сам, а сам все уклоняется от разговора, изучает меня в экране телевизора. И, небось, смотрел, как Фиса меня в гуттаперчевую куклу превращала. Я опять подняла глаза на Вито, и он, уже, натренированный Фисой, сразу понял мои мысли:
– Амир видит все, что происходит в этой комнате.
– Вот пусть и смотрит, пусть любуется твоей неземной красотой, где он такое еще увидит, людей-то, ирод проклятый, он только…
– Фиса, мне нужно с ним поговорить.
– Завтра, миленькая, завтра, ночь уже, вот поспишь, сны добрые посмотришь, утречком и поговоришь.
А утречком я еле выжила после того, что она назвала «косточки разомнем», чтобы ходить легче было. Ходить и стоять я не могла, лежала тоже с трудом. Мышцы болели и чувствовали даже прикосновение такой тонкой ткани, как моя простыня и покрывало. И еще маслице для горлышка и многочисленное оборачивание, чтобы голосок лучше звучал. Голос звучал хорошо, судя по тому, что Вито даже иногда глаза щурил от моего возмущения.
– Фиса! Я уже не могу, все опять болит, дай мне возможность…
– У березоньки ствол беленький, ровненький, я тебя красавица, как березоньку выпрямлю, ручки твои вытяну как веточки…
– Не надо веточки!
– Пей, миленькая, пей, голосок свой прозрачный, соловьиный, хрустальный разворачивай для песни нашей, женской, я его сделаю…
– Не надо ничего делать! Я не пою!
– Как это, поешь, еще как поешь, Витек, там травка у меня приготовлена, мы ей ручки-то белые умоем, ножки прекрасные намажем, спать уложим, сон самое лекарство лучшее.
– Я только проснулась, Фиса, мне с Амиром поговорить необходимо.
– Амир уехал.
Вито смотрел на меня ярким желтым взглядом, даже губы поджал, я смогла удержать лицо и пожать плечом, уехал хозяин дома по делам, мне какое дело. Вито не смог промолчать:
– Амир вернется, как только сможет.
Но я на него уже не смотрела, выпила предложенный стакан удивительной гадости, и как это мне нравилось ее пить в первые дни, ужас какой-то. Безропотно далась намазать себя такой же гадостью и улеглась спать в полной тишине, даже Фиса больше ни слова не сказала. Вито встал у окна и опустил голову, крепко сжатые губы и кулаки, что ж может и права Фиса в своих обвинениях Амира.
И только сейчас я подумала, завернувшись с головой в одеяло, Вито служит Амиру, он из его клана, значит и он такой. Нелюдь. И пищей ему служат люди. Я сразу поднялась на постели и крикнула:
– Вито!
Он подскочил ко мне и попытался взять за руку, я не далась, отвела их за спину. Фиса подскочила с кресла и тоже подбежала ко мне:
– Звездочка моя, что с тобой?
А я отвернулась от них и опять завернулась с головой в одеяло. Не буду об этом думать. Не буду думать вообще.
– Вито.
– Рина.
Он уже стоял рядом со мной и смотрел чернотой глаз.
– Ты мне что-то давал, лекарство какое-то, что бы я не думала ни о чем, принеси.
– Ты что, миленькая моя, сладенькая, не нужно тебе никакого лекарства, может, ты уснуть не можешь, так мы ванну тебе голубенькую сделаем…
– Не нужна ванна. Вито, неси, я не буду думать, это правильно, буду просто лежать, и не буду думать. Буду лежа отдавать свою жизнь, и все для всех будет хорошо, Амиру хорошо…
– Амиру не будет …
– Будет! Он же этого добивается? Сколько будет моих сил, пусть столько и будет!
И вдруг Вито схватил меня за плечи, одним рывком поднял с постели и странным шипящим голосом произнес:
– Он от тебя уехал, чтобы не убить, удержаться в своей…жажде.
Как-то сразу сник, опустил меня и тихо сказал:
– Жажде твоей крови.
– Ирод! Отпустил бы Рину…
– Расстояние не имеет значения, он все равно будет забирать у нее жизнь. Где бы она ни была.
А я вдруг успокоилась, вспышка непонятного гнева и обиды прошла, правильно, не просто гнева, а обиды, вот корень, причина такого неадекватного поведения. Амир вчера так крикнул свое «нет», что я вдруг уверилась, что нужна ему, и он не хочет моей смерти. И вдруг уехал, ничего не сказал, просто исчез, повел себя как обычный… а вот и еще одна причина гнева, он такой, какой не может вести себя как среднестатистический, то есть нормальный мужчина. Он не может быть обычным, потому что уже в принципе не человек. А значит, должен вести себя соответственно. Соответственно чему? Моим представлениям об идеальном мужчине? Особенно если пьет человеческую кровь шестьсот лет.
– Вито, тебе тоже шестьсот лет?
– Меньше, столько смог прожить только он. Мы живем дольше людей, но обычно не более трехсот лет.
Фиса странно молчала, сидела в кресле и смотрела на меня потухшим взглядом. Я догадалась, о чем она думает и заявила:
– Вот видишь, Фиса, сбежать даже на крыльях не удастся.
Она перевела взгляд на Вито и спросила:
– Давно началось?
– Сразу, как только Амир почувствовал Рину.
– Это он при ней был и …
– Он держится.
– Да как он мог с его силищей, он же постоянно рядом был, а если убил…
– Он держится.
Фиса даже не смогла слово выговорить, только открывала рот и махала кулачком в сторону Вито. Почему-то именно кулачок Фисы помог мне понять, что Амир хотел меня съесть, а Вито ему не позволял.
