Виталий Сертаков - Свиток проклятых
– Цесарио, охранять! – рявкнула Привратник.
Цесарио послушно заслонил будущую Вожатую. Хонси взлетел на окно. Пиджак он снял, не как нормальные мужики, через рукава, а просто разорвал по швам. Но лоскуты не попадали на пол, они точно растворились в густой шерсти.
В шерсть, не доверяя зрению, прошептала Женька. Так не бывает, так не может быть, оборотни живут только в сказках, и выходят только при луне!
Взобравшись на подоконник, Хонси отодрал карниз вместе с занавесками, и выдавил плечом двойное стекло. Осколки зазвенели по полу, в палату ворвался ледяной ветер, шум моторов, и почти сразу несколько раз что-то ударило в потолок. Шлепнуло в потолок, в стену, второе окно разбилось само. За миг до автоматной очереди, Цесарио пригнулся. Женьке понадобилось время, чтобы понять – стреляют! По ним стреляли, это совсем не походило на игру. В полуметре от зажатой в углу, пациентки, в графике процедур образовались три дыры, с потолка посыпалась штукатурка. Маленький Глеб окончательно забился под одеяло. Жалобно запищали упавшие медицинские приборы.
– Оракул, трам-па-парарам! – произнесла в коридоре Ольга, и еще десяток непонятных слов.
Вестник тычком пальца уложила охранника в синем, шуганула двух медсестер. Второй дядька-охранник позорно бежал, кинув на поле боя резиновую дубинку.
– А ну, стоять. Никому не двигаться. Оружие на пол!
Звякнул открывающийся грузовой лифт, захлопали двери. Навстречу Вестнику, по широкому белому проему коридора, сминая растерянных нянечек, опрокидывая тележки с вечерней кашей, бежали в чем-то одинаковые, тревожные мужчины. Но одинаковые они были не так, как мохнатые парни Привратника, а вполне по-земному, слишком узнаваемо. Даже в том, как они били встречных, кулаками, локтями, наотмашь, словно им не женщины слабые попадались, а чучела, или белье на веревках, даже в этом Женька уловила некий печальный знак, некую связь с грядущей картиной безумия. Привратник, и Вестник, да и ущербный Оракул, они были вовсе не добряки, наоборот – жестокие и злые, но даже в их злобе и жестокости сквозило… благородство. Женечка внезапно обнаружила нужное слово. И почти обрадовалась, потому что требовалось поверить, ведь нельзя не верить тому, кому вручаешь жизнь, пусть даже этой самой жизни осталось не так много. Вручить жизнь, довериться следует тому, кто не ведет себя, как последний хам и сволочь… вот как этот, что бежал первый, с зализанной неприметной физиономией, трясущимися при каждом шаге щеками. Впереди себя он держал какое-то оружие, Женечка не разбиралась в пистолетах и тем более автоматах. Свободной левой рукой он в лицо ударил парнишку, тощенького больного из четвертой палаты, на свою беду вылезшего именно в этот момент. Пацана откинуло назад, острыми лопатками он впечатался в дверь, а обидчик, не глянув, пер дальше, точно взбесившийся носорог… или вожак стаи носорогов. Потому что их было много, как агентов смитов в Матрице, они все валили и валили сразу с двух сторон, с парадной лестницы, и с черного хода. Женька сморгнула, показалось, что носороги никогда не кончатся. Про черный ход Женька догадалась по поведению Ольги, та вертела коротко стриженной седой головой, стоя на полусогнутых посреди коридора, напротив двери. Черный вход осенью запирали на зиму, там на ступеньках курили нянечки, грудой хранились старые кровати, ванны, уборочный инвентарь. Но нападавшие каким-то образом догадались, выломали внизу засовы, и наступали сразу с обеих сторон.
Все очень серьезно, сказала себе Женька, против нас целая армия, а я не могу не то что драться, не могу сама дойти до туалета!
Вестник представляла собой отличную мишень, но, похоже, ни капельки не боялась. Белый парик валялся на полу, из обеих рук росли когти, у подкованных сапог вовсю мельтешил зеркальцами колдовской компас. Дверной косяк разлетелся мелкими щепками, над головой Женьки несколько раз взвизгнуло, посреди коридора схватился за живот и упал больничный охранник.
– Милицию сюда, милиция! – верещала толстая раздатчица с кухни.
– Здание окружено, приказываю прекратить сопротивление!
– Всем лечь на пол!
Ольга крутилась посреди коридора, возле поваленного шкафа, крутилась все быстрей, взмахивая сияющими серпами, ее компас подпрыгивал, едва не раскачивался, желтые линии плясали, вытягивались по стенам. По ней несколько раз выстрелили, Женька краем глаза наблюдала вспышки, но пули Вестнику не повредили.
Привратник невозмутимо поглаживала стража, что-то нашептывала ему в бок, до уха бы просто не дотянулась. Цесарио рос, рос на глазах, разогревался, как печка, и царапал ногтями пол. Зажатая им в угол, Женька только раз посмотрела вниз, на его руки, и с усилием отвела взгляд. С руками Цесарио происходило примерно то, о чем показывают в ужастиках про всяких оборотней. Но одно дело – грызть попкорн в обнимку с пультом, совсем другое – укрываться за спиной человека, который на твоих глазах превращается в…
В кого он превращался, Женечке не слишком хотелось думать.
– Живее! – гаркнули во дворе. – Стрелять без предупреждения! Лестницу на второй!
Во дворе ревел мотор, что-то тяжелое ударило о внешнюю сторону стены. Цесарио присел перед Женькой, словно готовился взять низкий старт. Внезапно она догадалась! – и без лишних слов, не стыдясь нелепой позы, полезла ему на спину. Запрыгнула, видимо, недостаточно высоко, Привратник схватила ее за шиворот и задвинула мужчине почти на затылок, сама шлепнула по выключателю, в палате стало темно.
– На третьем чисто!
– Первый, их здесь нет!
– Эй, сюда нельзя! Помогите… – кто-то вопил этажом выше, в операционном блоке.
– Девчонку не зацепите! Приказано девчонку не трогать!
Вылетели где-то стекла. Оракул в рюкзаке противно хихикал. Видимо, дело свое маленький телепат знал неплохо, – там, снаружи, явно готовились штурмовать окна соседней, девятой палаты. Со двора стреляли наугад, очередью сшибло карнизы, занавески вспорхнули к потолку, пули горохом сыпались в умывальник над клеткой Оракула. Женечка коротко ахнула про себя, представив, как напугались в ближайших комнатах детки.
– Тебе, великая Баст, – воскликнула Ольга.
Атакующие изнутри здания совершили ошибку, две группы бежали по коридору с разных сторон, и потому не могли стрелять в Ольгу без риска зацепить друг друга. За пару секунд женщина раскрутилась, как турецкий дервиш, обернулась бешеным волчком, серпы слились в блестящие восьмерки. Столь же резко седая великанша прервала вращение, присела в пружинящей позе, раскинув руки. Женечка охнула, когда голубые серпы сорвались с пальцев Вестника, один, второй, третий, и стало окончательно ясно, что это вовсе не ножи из карманов, а действительно когти, загнутые смертоносные лезвия.
Носороги отшвырнули стол дежурной сестры, покатилась разбитая настольная лампа, зашелестели страницы, сквозняк выдул тепло из палат, по полу рассыпались игрушки. В соседнюю палату, в окно просунулось с улицы что-то вроде пожарной лестницы, по ней тоже топали, матерились. На первом этаже кто-то истошно голосил. Женька застыла на полувдохе, мгновения текли бесконечно долго, противный носорог с пушкой сделал два прыжка…
Бежавшему в авангарде башку срезало, словно бритвой. Другому снесло половину черепа наискосок, третьему серп насквозь прошил грудь. Они фонтанировали кровью, но по инерции переступали ногами, валились друг на друга, а вращавшиеся с неистовой скоростью лезвия продолжали в толпе свою страшную работу. Наверняка своре, наступавшей со стороны черного хода, досталось не меньше, за стенкой скулили и хрипели, корпус больницы наполнился грохотом. В палату вкатилась коротко стриженная мужская голова, стукнула о ножку кровати, рикошетом отлетела под ноги Цесарио. Ольга зажала в кулаках рукава, ее качало, с изуродованных пальцев лилась кровь.
– Вестник, уходи, уходи! – тоненьким голоском взывал Оракул.
– Хонси, забери ее! – скомандовала Привратник.
Ольга послушалась. Ринулась в палату, закинула на плечо рюкзак со своим слепым приятелем. Сколько врагов Ольге удалось прикончить, Женечка не вычисляла. Самое печальное – свору удалось лишь ненадолго задержать.
Давя убитых и раненых, враги снова кинулись в атаку. До ближайших зверских рож оставалось не больше пяти метров, когда внутрь палаты вывалилось разбитое окно вместе с рамой, и обрушилось на пустую Дианкину кровать. Хонси, как на пружине, взлетел под потолок. Строгий костюм почти полностью впитался в его новое, мускулистое, вытянутое тело. В пустой оконный проем всунулась штурмовая лестница, по ней стремительно взбирались мужчины в шлемах и бронежилетах.
– Волки внизу… – среди бормотания Привратника прорезались нерусские слова, – Оракул, не жалей их!
Желтое мерцание поползло от компаса во все стороны, выдавливая все, что встречалось на пути. Маленький слепец выкрикивал слова, которых Женечка никогда не слышала, но ей отчего-то казалось – еще чуть-чуть, и она сумеет уловить смысл. Одинаковые парни бежали от ординаторской по натертому полу, а навстречу им катилась тонкая желтая линия света.
