Антон Орлов - Западня для ведьмы
– Я же обещала, что, когда мы доберемся до них, я верну твою жену живой. Варийма, ты меня слышишь?
– Да, госпожа Лорма, – донесся из паланкина, украшенного коричневыми кистями, тихий женский голос, почему-то совсем не счастливый.
– Можешь забрать ее, Онсур. Как договаривались.
Носильщики поставили паланкин на землю. Парень бросился к нему, распахнул дверцу – и сперва замер, потом отшатнулся. Отполз по траве в сторону с невнятным возгласом, перешедшим в подобие отчаянного звериного воя.
– Нет, нет, зачем! Я же вам помог, я же все выполнил…
– Я тоже сдержала свое слово, – древняя вурвана улыбнулась, показав полон рот острых клыков. – Твоя Варийма жива, и я ее тебе возвращаю.
– Не знаю, что они с ней сделали, но я так и думал, – процедил Зомар, его черные глаза ненавидяще сверкнули на худом небритом лице.
– Лучше бы вы меня убили, будьте вы прокляты! – выкрикнул Онсур.
– Иди же ко мне, я тебя убью. – Лорма, которая, возможно, только этого и дожидалась, оплела его тонкими руками, похожими на высохшие лианы, и впилась клыками в горло.
Кровь она втягивала жадно и шумно, с хлюпаньем, потом отбросила обмякшую жертву – и Орвехт увидел прелестную Сонанк Амуан, с которой имел удовольствие познакомиться в Сакханде. Впрочем, он не принадлежал к числу тех оригиналов, которые увлекаются вурванами.
Между тем разодетые в парчу амуши с заговорщическим хихиканьем выволокли из паланкина истерзанное, но все еще живое существо, у которого на руках не осталось ни одного пальца, и все лицо, да и не только лицо, покрывали запекшиеся кровавые раны. Варийма застонала. Видимо, до сих пор она хранила молчание и спокойно обменивалась репликами с мужем благодаря каким-то чарам, блокирующим боль.
– Что скажешь, маг? – спросила, улыбаясь с вызовом, красавица-вурвана.
– Так себе трюк, дешево и гнусно, – высказался Суно.
– Добейте меня, наконец… – прохрипела Варийма.
– Видишь, они сами об этом просят. Есть люди, которые годятся только в пищу, и таких большинство.
Амуши с ужимками подняли женщину, и Лорма вцепилась в нее, как перед тем в Онсура. А глумливые гримасы прислужников сменились гримасами агонии, когда их охватило пламя, посланное «Глазом саламандры». Стояли они рядом, амулетчику удалось поразить обоих одним импульсом.
Лорма прикрылась мощным магическим щитом и отступила, волоча за собой Варийму, словно ворох тряпья, потом отшвырнула ее, уже обескровленную, и слизнула с губ алую каплю.
– Это, маг, не дешево и не гнусно! Такие людишки, как ты, испокон веков все опошляют, видят грязь вместо величия… И кадаховы стены тебя не спасут, не надейся!
Пшоры метались по пещере с протестующим бормотанием – ни кричать, ни повышать голос эти твари не способны. Словно потревоженная моль в недрах полутемного платяного шкафа, целый сонм шелестящей моли. Похищенные люди по-прежнему апатично сидели на полу: не получая приказов, они на окружающую катавасию не реагировали.
Хеледика сунула в карман сослуживший службу клубок, подобрала почти дошитый кафтан и суконные штаны. Балбесы они с Дирвеном, господин Суно и господин Шеро отчитали бы их за такое недомыслие… Госпожа Кориц провела здесь три года, ее платье за это время превратилось в драное рубище, а новой одежды для нее не захватили, не считая спрятанного вместе с котомками теплого плаща. Хорошо хоть туфли сохранились – грязные, с потускневшими пряжками, но вроде бы целые, да им здесь и негде было износиться.
Хеледика взяла ее за руку.
– Сонтобия, идем со мной!
Женщина покорно встала, чары пшоров заставляли ее слушаться любых распоряжений. Пальцы у нее были шершавые, в болячках и трещинах.
Сжимая вялую прохладную ладонь, девушка потащила Сонтобию к выходу. Дирвен в это время лупил по пшорам импульсами своих амулетов, чередуя их – пока один накапливает заряд, другой работает. Трупов уже было больше двух десятков, остальных тварей охватила паника – они спотыкались о людей, пытались за кем-нибудь укрыться или забиться в нишу. В отличие от сойгрунов, гнупи или амуши, эти существа драться не умели, они оказались беззащитны перед разъяренным амулетчиком, который задался целью всех тут истребить.
– Ювгер, уходим! – окликнула ведьма, назвав его на всякий случай ненастоящим именем. – Ювгер! Забыл, зачем мы сюда пришли?! Хватай кого-нибудь – и бежим!
На второй раз он услышал. Сцапал за ворот ближайшего пшора и поволок за собой, крикнув:
– Веди ее вперед, я прикрываю!
Без пшора им не выйти наружу через зачарованный проем. Пленник что-то бормотал, умоляюще шевеля щупальцами – то ли предлагал какие-то сокровища, то ли просил пощады. Хеледика не сомневалась, что снаружи Дирвен его прикончит. Ну и пусть, эти упыри у нее сочувствия не вызывали.
Остальные наблюдали за ними издали. На попытки применить заклинания Дирвен отвечал импульсами, после которых беловатая масса в зевах коридоров начинала судорожно шевелиться и втягивалась в темноту, оставляя кого-нибудь лежать на полу.
Аргументы пшора стали более внятными.
– Мы просто пользуемся, – шептал невольный провожатый с грустной и убедительной интонацией. – Они сами становятся такими, из-за самих себя, из-за других людей, а мы берем то, что само идет в руки…
Возле выхода Хеледика велела Сонтобии сесть и переобуться, отметив, что ноги у нее отекшие, и туфли из-за этого тесноваты.
Снаружи был ветер, и небо, и очищающий запах травы, хвои, леса. Песчаная ведьма ощутила такое облегчение, словно это она сама провела три года в плену в вонючем подземелье.
Ее предположения подтвердились: Дирвен сначала до хруста врезал пшору кулаком по бледному печальному лицу, потом добил его импульсом амулета.
Котомки и плащи лежали там, где их оставили. Ведьма приказала госпоже Кориц переодеться и поменять местами туфли, они с Дирвеном тоже переобулись – и двинулись прочь.
Сонтобию одолевала одышка, выцветшие зеленоватые глаза от дневного света болезненно щурились. Ей бы помыться. И свалявшиеся засаленные волосы надо будет расчесать. И придется почаще отдыхать, а то у нее сердце не выдержит.
Молельня выстояла полтора часа, потом по ее стенам побежали извилистые трещины, словно там резвились, гоняясь друг за другом, какие-то невидимые существа, обитающие в вертикальных плоскостях. Посыпалась штукатурка, вышитые изображения Кадаха попадали на пол. Возможно, будь тут какой-нибудь праведный жрец, он сумел бы, воззвав к Радетелю, остановить разрушения и дать отпор нечисти, но Суно Орвехт – маг Ложи, отягощенный делами, не все из которых можно назвать благими.
Они с Зомаром держали оборону, используя заклинания и амулеты, да еще им помогал джуб, разозленный тем, что нельзя вернуться к Игре.
Когда стало ясно, что молельня вот-вот погребет их под обломками (а слуги Лормы потом раскопают, чтобы забрать ожерелье), Орвехт решил:
– Прорываемся во дворец.
Громадное заброшенное строение с остатками мозаик и позолоченной лепнины на обветшалых стенах выглядело куда более роскошным, чем окрестные обитаемые дома из бурого или желтовато-серого глинобита. Единственный шанс протянуть время… По открытой местности не уйти, Лорма привела с собой сойгрунов и стигов, эти проворные твари в два счета загонят дичь, а сад кишит амуши, словно кто-то надумал устроить тут сходку огородных пугал, тощих, долговязых и патлатых, с опасными зубастыми ухмылками.
С помощью заранее приготовленного заклинания Суно проложил «коридор» до запертой дверцы под низкой аркой. Тварей отбросило с дороги. Силы заклинания хватило на то, чтобы беспрепятственно перебежать через двор. Выбитую в мгновение ока дверь, окованную позеленелыми бронзовыми пластинами, Зомар, поднатужившись, поднял и прислонил на место, а маг ее запечатал.
Поневоле пришло на ум сравнение с Мезрой: там взбесилась сама окружающая среда, но там за Орвехтом не гонялись с такой целеустремленностью, не считая последней вылазки совместно с Эдмаром, а сейчас охота идет непосредственно за ним, зато никаких затруднений с заклинаниями, и спасательный отряд на подходе.
– Будем, наконец, играть? – раздраженно проворчал Кармукул, уже начавший раскладывать свое хозяйство.
– А нам позволят? – хмыкнул Орвехт.
Они с Зомаром устремились к двери во внутренние покои за вереницей колонн. В зал уже ввалилась через боковую галерею улюлюкающая толпа амуши и сойгрунов, позади маячила Лорма, все еще прекрасная после недавней трапезы.
Кармукул, гневно бормоча, наперекор всем расставлял фигуры на доске сандалу. Была вероятность, что его не тронут: джубы одержимы Игрой, ради нее готовы на все, больше с них взять нечего – это известно и людям, и народцу. На беду, один сойгрун из свойственного этим тварям злого озорства прыгнул прямо на доску. Лакированное дерево хрустнуло, фигурки разлетелись по залу.
