Роберт М. Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад
Все замерли, словно само время споткнулось и остановило свой вечный бег.
Праведные были превосходными рубаками, но, когда помогающая им Сила исчезла, они вновь стали обычными людьми. Умели много, но здесь этого не хватило бы им даже в том случае, будь их пятнадцать, а не пять. Потому что для чужого воина они представляли собой лишь мелкое препятствие, столь не важное, что он даже на них не глядел. Он кивнул вору и печально улыбнулся.
А потом принялся убивать.
Двинулся, делая быстрые маленькие шажки, словно бежал по тропке, выложенной углями. Первого противника он убил на полушаге, вор даже не заметил удара, отрубившего мужчине руку вместе с плечом, в воздухе лишь мелькнул темный клинок, а жутко искалеченный дворянин плюхнулся в реку и тотчас же исчез под водой.
Со следующими Праведным воин обменялся двумя ударами, а потом раздался мокрый посвист, и убийца внезапно оказался за спиною противника. Не сбиваясь с ритма, он приближался к следующей паре. Мужчина, которого он миновал, стоял еще миг-другой с поднятым вверх мечом, словно готовясь к последнему, страшному удару, после чего оружие выпало из его руки, а сам он упал на колени, согнулся напополам, ткнувшись лбом в доски, и тихо заскулил. Тело его дернулось в единичном спазме. Он сделался неподвижен. Вода, текущая из-под мола в том месте, где он корчился, окрасилась в багрянец.
Парень, атаковавший Альтсина, отступил к остальным, еще живым, Праведным, а кончик меча, который он держал в руке, явственно подрагивал. Без стоящей за ним Силы был он лишь обычным молокососом, испуганным и понимающим свою смертность.
Один из Праведных внезапно опустил меч, поднял руку и выдавил из себя:
– Погоди… я не…
Убийца не позволил ему закончить, ударил левым клинком сверху, блокируя его меч, правой же хлестнул по шее, а потом выполнил красивый, изящный пинок, отправивший дворянина под ноги подбегающего товарища. Мягкий уход с линии атаки – и кончик клинка, словно черный клык вырастающий из спины Праведного, завершили битву.
Самый молодой остался в одиночестве. Встал спиною к реке, миг-другой отчаянно переводил взгляд вправо-влево, от убийцы к вору, словно раздумывая, кого выбрать. Внезапно развернул меч, упер рукоять в доски и кинулся вниз. Клинок вошел в подвздошье. Парень кашлянул, захрипел и свалился в воду, а река моментально милостиво поглотила тело.
Они остались одни. Альтсин взглянул незнакомцу в глаза и не заметил в них ни гнева, ни мрака, ни бессмысленной ярости. Только равнодушное спокойствие.
– Она тебя искала. – У чужака был странный, мягкий акцент. – Искала тебя вот уже месяц. Я уж думал, что мы покинем город.
– Тех ублюдков на крышах – это ты?
– Нет. Мы. Я и она. Пятерых.
Короткая арифметика показывала, что граф нынче лишился всех своих любимцев. Убийца не отводил взгляда от вора.
– Если бы ты не проявился нынче, завтра мы бы покинули город.
Вор кисло ухмыльнулся.
– Выглядит так, что мое купание в реке привлекло к себе всю пену из окрестностей. Будь я грудастой шестнадцатилетней жрицей Владычицы – еще мог бы понять. Но так?
Во взгляде чужака появился холод. И внезапно пришлец кинулся вперед, а мечи его превратились в размытые полосы. Альтсин принял оба удара, справа и слева, так быстро, что клинок его выглядел словно полупрозрачный щит, и контратаковал сверху, с нерушимой уверенностью зная, что убийца парирует удар левой, а правой попытается выпустить ему кишки в глубоком выпаде. Как будто тело противника наперед говорило ему, каким будет его следующее движение.
Вор вышел противу этого удара, сокращая дистанцию и развернувшись боком, а черное острие на ноготь разминулось с его животом. Теперь…
Ударит сильно, сверху – не клинком, но рукоятью, – и весящий более трех фунтов меч расколет череп мужчины. Потом он легонько оттолкнет его, спокойно разрубит ему грудь и…
Пойдет в город…
Станет убивать людей графа…
А потом найдет самого аристократа и выпустит тому кишки…
А потом отправится в Храм Меча и…
Нет.
Он ударил сбоку, сдержав руку в последний миг, хотя все равно заставил противника пошатнуться. Упер свободную руку тому в грудь и толкнул в сторону берега, отбрасывая убийцу на добрых десять футов. Мужчина приземлился на запятнанных кровью досках, пошатнулся, но не упал, моментально вернул себе равновесие и пригнулся, словно перед атакой.
Альтсин оторвал от него взгляд. Разжал пальцы, медленно, с немалым трудом, как ему показалось, будто одной силой воли пытаясь отделить от тела собственную руку. Наконец, через миг, растянувшийся в вечность, меч зазвенел о мол. Вор сделал шаг назад, потом еще один, что-то потекло у него по лицу, железистый привкус наполнил рот, и внезапно доски закончились, а он полетел вниз.
Вода была холодна, куда холоднее, чем ранее.
Он нырнул вслепую, в полную темноту, направляемый инстинктом, лишь бы только поближе ко дну, лишь бы подальше от окровавленного мола. Десять, двадцать, тридцать ярдов.
Он вынырнул, хватанул воздуха и завертел головой в поисках противника. Полагал, что тот прыгнет тоже, что теперь плывет следом, желая завершить схватку, кривые мечи против голых рук. Даже в воде это был бы короткий бой.
Убийца стоял на конце мола, свободно опустив оружие и всматриваясь в поверхность реки с непонятным выражением на лице. Он казался… совершенно равнодушным. Ни удивленным, ни разочарованным, ни злым. Как будто в миг, когда Альтсин оказался в воде, все дело перестало его интересовать.
Наконец их взгляды встретились. Мужчина кивнул и поднял мечи в салюте. Потом стряхнул с них кровь и одним движением вложил в ножны.
Она вышла из-за его спины. Словно стояла там все время, словно сопровождала его в битве. И внезапно все остальное перестало иметь значение. Ниже мужчины почти на голову, темноволосая, щуплая, она легко дотронулась до плеча убийцы и указала на вора. Воин улыбнулся одними глазами и, не глядя на нее, обронил несколько слов.
А Альтсин, хотя слух его наполнял грохот собственного сердца, понял эти слова, будто стоял в шаге от них. «Не умею плавать», – сказал тот, и похоже, что если какой-то бог присматривал за произошедшим, то наверняка был он сукиным сыном с извращенным чувством юмора.
А потом девушка взглянула прямо на вора.
Несмотря на темноту, он видел ее столь отчетливо, словно она стояла на солнце. Большие глаза, маленький носик, пухлые губы. И улыбка, словно нож в открытой ране. Жестокость.
Сущность в его голове взвыла. Вор никогда не думал, что можно испытывать нечто подобное. Ненависть? Раз или два в жизни ему казалось, что он кого-то ненавидит и желает им смерти. Это было лишь тенью того, что он ощущал нынче. Внезапно он перестал чувствовать холод, вода сделалась почти горячей, сердце, стучавшее, словно молот, едва не остановилось, чтобы через миг рвануть бешеным галопом. Прежде чем он пришел в себя, сделал несколько гребков – и оказался уже на половине дороги от мола.
Нет! Нет! Нет!
Альтсин остановился, вода заволновалась. Он изо всех сил воспротивился тому, что его захватывало. Сделал глубокий вдох и снова нырнул. Добрался до дна, воткнул ладони в ил и стиснул их на первой же вещи, которую почувствовал под пальцами. Старая веревка. Молниеносно окрутил ее вокруг запястья, затянул, завязав петлю.
Сущность внутри его головы обезумела. Альтсин услыхал вой, рык лопающегося неба и…
* * *Кай’лл ведет своих людей на север, где вроде бы появились новые враги, а он смотрит и молчит. Как и она.
Ее называют Немой.
У нее лишь две тысячи человек, но это лучшие из лучших. Он запретил ей вступать в сражения, она должна лишь проверить, кто такие те пришлецы и каковы их намерения.
Ей придется пройти восемьдесят миль опустошенными, безлюдными землями, где нет ни единого поселения.
Некогда…
Некогда она проходила бы мимо городов и селений, в которых обитало до полумиллиона людей.
Нынче их кости белеют на полях тысяч битв.
А конца войне не видно.
Он же, во имя тех, кто погиб, должен сломать тех, кто более не желает сражаться…
* * *– Они красивы.
Солнце прячется за линией холмов, подсвечивая багрянцем старого вина низко висящие тучи. Нет ветра, что холодил бы кожу, однако под вечер температура несколько снижается. Жара последних дней утомила всех.
Если не спадет, придется выкапывать новые каналы и отводить несколько ручьев по направлению к полям на южных склонах. Иначе виноград засохнет.
– Говорю, они красивы. – Голос рядом спокоен, но в нем можно ощутить и раздражение. – Достойны, мудры, полны уверенности. Благородны. Поклонились Владыке как истинному богу.
– И потому-то они мудры?
«Животные, – думает он, – нужно забрать животных с лугов у леса. Овцы и козы как-то еще справляются, но для коров воды маловато. Пруд усох почти наполовину и начал подозрительно пахнуть. Еще немного, и звери начнут болеть.
