"Фантастика 2024-92". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Головнин Вячеслав Владимирович

— Хорошо всем, а не одному, — пожал я плечами.

Вру — я бы Валентину сплавил при первой возможности!

— В городе и деревнях окрестных нас многие в лицо знают, — продолжил он. — Едем по улице, а сзади дети бегут: «Волки едут, волки!», — грустно ухмыльнулся. — Взрослые не орут, но стараются подальше держаться. Какая реакция у подростка-оборотня на такое отношение может быть?

— Такая же? — предположил я.

— Такая же! — подтвердил он. — Подрастет — поймет и простит, мы все однажды понимаем и прощаем. А по весне она в соседней деревне пенсионерке одной вреднючей огород подрядилась вскопать. Работу сделала, а та орать начала — криворукая мол, придется все перекапывать теперь. Не заплатила, — развел руками. — Валя разозлилась и трансформировалась.

— Порвала? — спросил я.

— Только платье и сапоги, — покачал он головой. — Просто чтобы до дома быстрее добежать, поплакать, — горько вздохнул. — Но закон нарушила — оборотням перед обычными людьми трансформироваться нельзя, приравнивается к угрозе жизни.

— А почему не в тюрьме тогда? — спросил я.

— Свидетелей не было, а мужики, когда узнали, ночью следы замели, — ответил он. — Когда следователи из города приехали, остались только слова пенсионерки и Валины слезы — мы ее научили, что говорить надо. Пенсионерка та — известная всему району скандалистка и кляузница, веры ей у следствия нет совсем — даже оборотню верят больше, у нас в Липках-то шестой год ни одного правонарушения. Но у Валентины теперь испытательный срок. А в прошлый понедельник закон приняли, по которому оборотни не пять лет в армии служат, а все пятнадцать. А это, Андрей, почти верная смерть — нас в самые горячие места отправляют, время для подхода основных сил выигрывать. Валька-то храбрая, не боится, но все равно девке обидно — всю молодость с жуками воевать будет, демобилизуется «старой девой», а оборотням и так семью строить непросто. Все это, само собой, не дает ей право на тебе отыгрываться, — строго добавил он.

— Она и не отыгрывается, — снова соврал я.

То же мне благодетель — сейчас на волчицу наорет и уйдет, а я-то с ней останусь.

— Хорошо, что не отыгрывается, — смирился он и открыл чемодан, вынув оттуда привычного вида тонкую тетрадку с зеленой бумажной обложкой. — Помоется — передай, чтобы больше не забывала. Хорошо, что мне по пути, так бы пришлось ей завтра двойку ставить.

Приняв тетрадку с аккуратно выведенным «для домашних работ по русскому языку», увидел «нашу» фамилию — Штырковы. Запомним.

— А у вас отдельная школа получается? — спросил я.

— Отдельная, — указал он направо по улице. — Пятеро учеников и двое преподавателей — Вадим Андреевич точные науки преподает, я — естественно-научные и гуманитарные, — немного подумав, он спросил. — А ты школу-то успел закончить?

— Наверное да, — кивнул я. — Аттестат есть, ни одной тройки.

— Какой ты молодец! — похвалил меня Константин Владимирович и поднялся на ноги. — Пойду я, время позднее. А ты оптимизма не теряй — это самое главное! Валька к тебе привыкнет, еще подружитесь, а там, глядишь, и свадьбу вашу сыграем! — подмигнув, он заржал и пошел к калитке.

Да я скорее на змее подколодной женюсь, чем на этой!!!

Глава 6

Мылся я на чистом автоматизме — думал про разговор с Константином Владимировичем. Валентина у нас получается очень трагичная, а я должен терпеть и пытаться подружиться. А мне типа легко — выдернули из уютной квартирки, сломали весь план на жизнь, заперли в лаборатории, а потом выпнули в волчье логово. Удачи тебе, пацан, ждем через год в военкомате!

А какие альтернативы? Сбежать и попроситься в детдом? А кто гарантирует, что там будет лучше? И возьмут ли вообще? Я же типа отработанная «открывашка». Бюрократия — ей вообще на всё плевать, человек для нее — статистическая единица, которую при необходимости нужно как можно быстрее «провернуть» через шестеренки механизма. Армейский лейтенант мне уже все объяснил — сбегу отсюда, скорее всего отдадут на воспитание другим оборотням. Грёбаный замкнутый круг, выйти из которого получится только естественным образом — в армию.

А Константин Викторович вообще правду говорил или нет? У меня две картины мира теперь в голове: одна — официальная, другая — оборотническая. В какую верить? А зачем вообще верить? Нужно приспосабливаться — сделать-то я все равно ничего не могу, а жить хочется. И жить, по возможности, как можно лучше.

Сполоснув после себя тазик, повесил его на стену и принялся одеваться, вспоминая последнюю на сегодня (очень на это надеюсь) встречу с Валей — когда она вышла из бани, я вручил ей тетрадку, получив в ответ холодный вопрос:

— Нажаловался?

— А на что мне жаловаться? — пожал я плечами. — Своя комната, вкусная еда, воздух свежий — не жизнь, а малина.

И Валентина с разочарованной миной — не хочет раб нарываться — ушла в дом.

Вернувшись мыслями в здесь и сейчас, я вышел из бани и повесил старенькое белое полотенце — в шкафу еще два, желтое и синее, но тоже старые — на веревку сушиться. Подумав, перевесил — теперь рядом с Валиным висит. Маленькая, трусливая, совершенно никчемная гадость. Достойная раба! Перевесив полотенце снова, я похлопал ладонями по распаренным щекам и пошел в дом. К черту — вкалывать я согласен, это типа оплаты комнаты и питания. Это — справедливо и даже полезно для здоровья. К тому же — хорошая подготовка к армии, там здоровье — главное.

Но с этого момента унижать себя никому не дам! На короткой дистанции играть в подчинение — это выгодно, потому что волчице от этого неприятно, и она теряет интерес, но так я рискую заиграться — вон, уже мелкие пакости придумываю. Это же не нормально! Прелести добавляет тот факт, что для этого хватило нескольких часов. Я же не такой! Я — целостная, сформированная личность с четкими жизненными ориентирами и непробиваемой самооценкой!

Пылая праведным гневом, зашел домой и направился в темную, освещаемую попадающим в окно светом уличной лампочки, большую комнату.

— Куда это ты полез, раб? — раздалось из-за шкафа.

Там тоже темно — ей свет и не нужен. Я пошел к шторке.

— Тебе сюда нельзя, раб! — в голосе послышался закипающий гнев.

Я отодвинул штору. Окно было и здесь, и свет звездного неба помог рассмотреть контуры шкафа у правой стены, письменный стол у окна и кровать с сидящей на ней Валей у стены левой.

— Ты что, совсем страх потерял? — прошипела она на меня.

Именно!

— Я?

— Ты! — рявкнула она.

— А что такого? — нагло спросил я.

В темноте увидеть движения Валентины не получилось вовсе — меня второй раз за день схватили за горло, прижав к спине.

— Ничего ты мне не сделаешь! — прохрипел я.

Фыркнув, она усилила давление:

— Уверен?

— П***й! — просипел я.

А вот в этом совсем не уверен — страх вернулся, остро захотелось жить дальше. Тут же так много хорошего! Корова, например — смотришь на нее, и на душу снисходит покой.

Волчица разжала руку, я удержался на ногах и закашлялся. Она — снова не успел разглядеть движение, будто сквозняк по комнате пронесся — вернулась в кровать и накрылась одеялом. Голая спит, что ли?

— Утром я с тобой разберусь! — грозно пообещала она.

— Спокойной ночи, — пожелал ей я и пошел к шторе.

На первый раз, думаю, достаточно.

— Это твоя последняя ночь, раб, — бросила она мне в спину.

Нет, недостаточно.

— Что ты как попугай заладила — «раб», «раб»? — остановившись, раздраженно спросил я. — Типа игра такая? Ты от этого возбуждаешься? Или охеренно важной себя чувствуе…?

Договорить я не успел — Валентина повалила меня на пол, я больно ударился спиной, а Валя добавила ощущений, приземлившись сверху и предсказуемо вцепившись в горло. Если бы не это, было бы даже приятно — она теплая и вкусно пахнет чем-то навевающим ассоциации с лесом.

Можно чисто ради челленджа попытаться дать ей сдачи, но мама всю жизнь учила меня не бить девочек. Затухающее от удушья сознание явило мне сально улыбающегося, натянувшего розовые девичьи трусы на голову, одетого в повязку для сумо, противного мужика средних лет. Бог анимешного жанра «этти» пришел ко мне на помощь! Оторвав руки от пола, я схватил Валентину за грудь. Так и есть — голая! Хе, а размерчик-то скромный, но до чего же мягкая кожа и щекочущие ладонь со…