Сергей Анисимов - За день до послезавтра
– Все, сделал.
Судец разогнул ноющую спину и повел плечами, уставшими от нагрузки. Старший лейтенант напряженно улыбнулся ему, отдал сумку с инструментами и тут же ушел куда-то через лаз: докладывать. Еще раз оглядев все вокруг, старший прапорщик полез за ним, аккуратно переставляя ноги по ступеням подрагивающей под напором ветра технической лестницы. Неподалеку ругались: незнакомый техник очень внимательно осматривал «морковку» – килевой обтекатель антенн РЭБ[31], ему мешал ветер, и он комментировал это понятными всем словами. Внизу, на земле, Судеца встретил капитан Акимов, командир наземного экипажа Б/н 19. Капитану было лет тридцать, намного меньше, чем ему самому, но старший прапорщик его очень уважал: и за профессионализм, и просто как правильного мужика. Рост и вес у капитана был такой, что было странно, что он не в морской пехоте, но он был добрейшим человеком, и у него у самого были две дочки. Их квартиры были в соседних подъездах, и хотя жены капитана и старшего прапорщика особо не дружили, но девчонки отлично играли вместе. Возраст у них был почти одинаковый, одна из капитанских дочек чуть постарше близняшек Судеца.
Старший прапорщик кивнул капитану, уже принявшему доклад Енгалычева. Тот почему-то сделал вид, что или не заметил, или не узнал соседа. Этому была серьезная причина: вокруг кипела активность. Судец решил постоять с полминуты, ожидая приказаний и просто с восхищением наблюдая за происходящим. Бомбардировщик заправляли, что никогда не делалось, пока не закончена предполетная подготовка. Более того, его вооружали, что в принципе нельзя было делать одновременно с заправкой и тем более – одновременно с любыми работами, вовлекающими бортовую электросеть или внешние источники энергии. Еще не обнаруженные сбои либо непосредственно вызванные тестированием «наводки» в любой из систем могли привести к очень печальным последствиям. Обстоятельства гибели БПК «Отважный» на Черном море в 1974 году изучались не только в военно-морских училищах[32]. Наверняка еще вчера, в обычный мирный день, в субботу, за такое безумие с треском и шумом сняли бы и инженера, и комполка, да и комдива тоже. Но теперь безумия хватало и так, поэтому происходящее было фактом. Метрах в пятидесяти от бомбардировщика стояли здоровенная автоплатформа и два электромобильчика, похожих на те, какие миллионеры используют, чтобы разъезжать по полям для гольфа. Небольшой автокран перегружал на их прицепы тела крылатых ракет: человек пять придерживали каждую, внимательно наблюдая за обхватывающими полотна стропами. Кто привел громадную платформу, видно не было, но за рулем смешных маленьких машинок сидели офицеры. Узнав их лица, Судец огорченно присвистнул: это были не те, кого он ожидал увидеть. Настроение тут же испортилось, и, тихо подойдя к Енгалычеву, он поинтересовался:
– Товарищ старший лейтенант… Снаряжение неядерное, похоже?
– С чего ты взял?
Енгалычев явно не сумел пока сделать вывод, так быстро пришедший в голову ему.
– Посмотрите, кто за рулем.
– Ну?
– Были бы ЯБЧ, кто бы их привез?
– Бойцы Дмитрия Николаича?
Старший лейтенант посмотрел очень цепко и покачал головой: старший прапорщик его явно удивил. Постояв еще мгновение, он мягко направился к товарищу, и через полминуты Судец увидел, как Акимов пожал плечами, а еще через полминуты Енгалычев вернулся, матюкаясь на ходу.
– Ну ты даешь, Витя… Тебя бы в шпионы, – негромко произнес он, подходя. – Совершенно верно ты угадал. Полная подвеска, два барабана в неядерном снаряжении. Надеюсь, что по Белому дому, но нам не скажут, я думаю.
– Почему? – тупо спросил старший прапорщик, наверняка в значительной степени испортив впечатление о себе.
– Вот когда я маршалом стану, тогда мне начнут докладывать, почему. Пока не торопятся что-то…
Электромобильчики выстроились в кильватер друг другу и покатили к бомбардировщику. Ровно через минуту к ним присоединились еще два, выехавшие с другой стороны платформы. Ракеты на их прицепах были выкрашены в чисто белый цвет полностью, даже боевые части. 410 килограмм взрывчатого вещества, неизвестного старшему прапорщику. Гексогена или чего-то другого, современного. Не 200 килотонн. «Почему? – снова спросил он сам себя. – Тоже из-за времени?» Подробностей технологии подготовки «изделий» старший прапорщик, разумеется, не знал. Но отлично помнил, что их готовить к применению надо по 30 минут, а ракеты в неядерном снаряжении – всего по 10. Что, в этом дело? Подумав, он ответил себе «нет»: 20 минут разницы не могли окупить решение не ответить на удар полноценным ударом. Это было выше его понимания.
Вокруг уцелевших бомбардировщиков работали десятки офицеров и бойцов: специалисты по авионике, по вооружению, члены наземных экипажей десятка сгоревших машин. Прямо в эту секунду двое бойцов отсоединили массивный переходник, соединяющий топливные танки левого борта бомбардировщика «Валентин Близнюк» с отводом подземной системы. Керосина на каждый вылет Ту-160 жрал столько, что керосиновыми лампами можно было год освещать пол-России, и сечение у переходника было размером чуть ли не с велосипедную шину. С танками правого борта закончили минутой позже, и старший прапорщик увидел, что капитан улыбнулся, как улыбается крупная служебная собака. Самому же ему улыбаться не хотелось совершенно. Готовый к взлету ракетоносец и почти готовый второй – этого было недостаточно, чтобы перекрыть давящее чувство в груди, возникшее при виде пылающих машин и еще более усилившееся, когда он увидел ряд тел на засыпанном мусором асфальте у развалин, бывших часом ранее зданием штаба его дивизии. Для улыбки старшему прапорщику недоставало Дмитрия Николаевича и его подчиненных в пределах прямой видимости, надписывающих что-нибудь вдохновляющее на корпусах снаряженных ракет. Или просто ведущих их «под уздцы» к уцелевшим машинам. По 12 на каждую из двух. Или хотя бы по половине от этого числа. С его скромной колокольни техника этого хватало на многое.
Дмитрий Николаевич являлся, вероятно, одним из самых непростых людей во всей дивизии. Его погоны не соответствовали его возрасту, а знаки на петлицах – его военной специальности. Если про капитана Акимова можно было сказать «бугай», а лейтенант Енгалычев был высок и сутул, то подполковника так просто было не описать. Чуть ниже среднего роста, довольно смуглый, с явной долей еврейской крови, с фигурой и движениями боксера-легковеса, очень быстрый и очень пластичный. Способный и выпить водки, и посмеяться, но зримо отделенный чем-то от всех, кроме своих людей. В тридцать с небольшим лет – действующий чемпион дивизии по легкой атлетике и спортивной гимнастике, без труда делающий на турнике и брусьях даже офицеров отдельного мотострелкового батальона, осуществляющего охрану авиабазы, – между прочим, далеко не «пиджаков». Подполковник со знаками различия автомобильных войск и выражением лица, которое могло быть и 900 лет назад у закованного в железо рыцаря, и у кочевника-монгола, пришедшего из Степи и теперь с оценивающей улыбкой смотрящего снизу, из-под ладони, на стены чужого города. Хранитель мегатонн. Человек, являющийся посредником между политиками в далекой Москве и получателями ядерной смерти в «нулевых точках» на дальнем краю Европы или на противоположной стороне земного шара. Если бы он был здесь, среди ярко-белых туш ракет, известных миру как Х-55 и имеющих на редкость неприличное прозвище среди своих, старший прапорщик чувствовал бы себя спокойнее. Да, 410 килограмм в боевой части обычного снаряжения – это много, они могут убить и ракетный крейсер. Но жизни ребят из его экипажа и штабистов, испуг его девочек, сгоревшие мирным воскресным утром бомбардировщики, – это требовало более серьезного ответа. К 2013 году у почти что совсем демократичной России был один полк стратегических бомбардировщиков. К середине дня в нем осталось две боеспособных машины. Сейчас был их ответный ход, и было обидно и даже стыдно, что он наносился вполсилы.
Вдалеке взвыло. Старший прапорщик Судец озабоченно провел взглядом по горизонту, но ничего не увидел. Потом взвыло с другой стороны, и тут же все одновременно начали куда-то бежать. С ревом завелся дизель автоплатформы, выхлоп почувствовался даже с такой дистанции. Он стоял и продолжал озираться, как дурак, хотя Енгалычев что-то там вопил и куда-то звал. Происходящее было непонятным, поэтому старший прапорщик просто стоял и ждал, пока ему не станет ясно, что делать. По ушам будто чуть стукнуло несколько раз подряд, потом была пауза, а затем через вой довольно далеких сирен пробился негромкий дробный стук. Звук был несильный, но очень внушительный: такой издают несколько отбойных молотков, работающих через два-три квартала. Потом «бумкнуло», мягко говоря, и плиты под ногами довольно ощутимо тряхнуло. «Отбойные молотки» асинхронно постучали вдалеке еще секунд двадцать и один за другим умолкли. Судец так и продолжал стоять, разглядывая бомбардировщики. В сторону от ближайшего один из техников бегом оттаскивал гроздь потертых металлических «каблуков». У второго, который подальше, продолжали работать члены наземного экипажа. Все они остались на месте, разбежались от воя только те, у кого не было дела. Почему остался он сам, Судец понять не мог, но на вернувшегося капитана, похлопавшего его по плечу, посмотрел тупо.
