Graham McNeill - Отвергнутые Мертвецы
Биение сердца, и место изменяется. Теперь это храм живого божества.
Божества в мрачной броне, чья божественность была взращена его собственными руками. Когда-то он был аватаром более великого бога, но сейчас отпал от концепции любого служения, пусть даже и тем, кто вознёс его над пределами, что ограничивали его сверх-человеческое бытиё. Он – божество, кующее собственную судьбу грубой силой и непреклонной волей, придавая будущему форму, которая угодна ему, и ему одному. Он не зовёт повелителем ни одного человека, но это изменит развязка.
Вспышка. Вперёд и назад. Вспышка, вспышка.
Варп смеётся над любой концепцией линейного времени.
Кай видит его тело: в прошлом – сияющий нимбом предтеча, одетый в красное верх совершенства, ныне же – изуродованная жертва, сама направившая в своё сердце клинок палача. Мёртв. Это немыслимо, и разуму Кая претит это ужасающее зрелище, этот мерзкий и злобный парад ужасов, сотворённых лишь для того, чтобы сломить его дух.
Но варп способен на куда как большее, и это всего лишь цветочки перед кошмаром похлеще.
Кай смотрит, как он неуклонно разворачивается во всех подробностях, видит каждый изгиб золотой брони, каждый нюанс игры света вокруг лица, чьи черты непрерывно меняются, но всегда отражают душевную боль. Ненависть, любовь, вина, ужас, решимость, сломленная и восстановленная в то же мгновение, и бездонный колодец скорби по будущему, которое он прозревает, понимая, что он его создал.
Темпоральный поток срывается с колеи, складываясь сломанным позвоночником. И хотя Кай видит происходящее в хаотичных проблесках временны́х завихрений, он знает, что оно может быть только будущим.
И оно уже не за горами.
Золотой свет вздрагивает, и Кай чувствует на себе невероятно внимательный взгляд. Он смотрит на свет, а свет смотрит на него. Свет озирает его и узнаёт о нём всё за неизмеримо короткое время. Свет впитывает увиденное Каем, сейчас ему уже известно, что тот разглядел на приподнятом помосте, и астропат ощущает всю меру его готовности принять эту судьбу.
В голове Кая складываются слова, они звучат мягко, и для них не нужно что-то столь примитивное как голос, но в них заключена сила неистовейшего из ураганов. Кай понимает их смысл, и отныне он знает, почему смертные никогда не должны слышать глас живого божества.
Он видит, что происходит дальше, с устрашающей чёткостью. Золото и мрак, повелитель и слуга, бог и полубог.
Отец и сын.
Это может кончиться только одним, и знания того, что уже случилось, хотя ещё только произойдёт, достаточно, чтобы свести с ума любого смертного, и неважно, насколько крепок его рассудок. Но Кая уже закалили вина и ужас, и он превосходит других своей стойкостью.
Ему остаётся выполнить ещё одну задачу.
3
Зрелище исчезло во вспышке золотого света, и Кая вышвырнуло из Красного Зала в место, где царили тепло, звуки журчащего фонтана и запахи благовоний и ароматических масел. Он открыл глаза и обнаружил, что полулежит на мягкой кушетке, обитой шкурой какого-то экзотического зверя. Астропат чувствовал во всём теле такую лёгкость, словно он парил на невидимой подушке, а все травмы, полученные им с момента возвращения на Терру, исчезли, как не бывало.
"О, Аник, – прошептал он. – Чего же нам с тобой пришлось насмотреться..."
Он мог вспомнить каждую подробность увиденного в Красном Зале, но хотя оно и пророчило такие ужасы, каких он никогда не смог бы себе вообразить, астропат чувствовал странную отстранённость, словно для него они не будут иметь никакого значения.
Кай сел и, оглядевшись, увидел, что находится в одном из гостевых покоев Арзашкуна, предназначенных для самых важных лиц. Помещение было обставлено с такой претензией, что это выглядело едва ли не неприличным. Физическое тело Кая было восстановлено, но вдобавок с его плеч свалился огромный груз. Он даже не осознавал всей чудовищности этой ноши, пока она не исчезла. Астропат сделал глубокий вдох и закрыл глаза, вслушиваясь в звуки тысяч голосов, которые затихали в его голове, удаляясь в отведённые им места в его памяти.
Они уплывали прочь, сливаясь воедино в невыразимом ощущении освобождения. Мёртвые не могут вернуться, но они способны простить. Кай знал, что всегда будет помнить этих людей, а они никогда не забудут его. Мысль о том, что они навечно останутся с ним, заставила его улыбнуться, поскольку теперь они были частью его прошлого, а не тяжким камнем на его душе.
Тёплый ветерок приглашающе теребил шелковый полог, занавешивающий открытую дверь балкона, и Кай поднялся на ноги. Он неторопливо пересёк мраморный пол, чувствуя себя так, словно Арзашкун перестал быть местом укрытия, превратившись в царство чудес. Он воссоздал по памяти каждую его башню и каждую его комнату, но никогда не наслаждался его великолепием по-настоящему. И лишь сейчас он оценил всё чудотворное мастерство его древних строителей, их чувство пропорции и ту радость, с которой они возводили эту красоту к небесам.
Он вышел на балкон, но вместо бескрайних песков Руб-эль-Хали увидел зелёный пейзаж из буйных лесов, широких лугов и прозрачных рек. Это была Пустая Земля тех времён, когда её ещё не поглотили пески, – изобильный край, за который цари и императоры сражались с самой зари цивилизации. Это было место, где зародилась его раса, и оно лучилось безграничным потенциалом человечества.
Кай не удивился, увидев, что его ожидает регицидная доска с расставленными на ней фигурами. Его соперник по игре на побережье снова сидел со стороны оникса, и их разговор вдруг всплыл в памяти Кая со всей чёткостью. Но если раньше его противник имел малопонятную внешность, то сейчас его голова была непокрыта, и Кай почтительно склонил голову при виде лица, которое привычнее было видеть изваянным в мраморе.
– Ты выглядишь изменившимся, Кай, – сказал человек. Его золотые глаза поблёскивали, как две монеты.
– А я и изменился, – ответил Кай, усаживаясь за серебряные фигуры. – Я чувствую себя свободным.
Мужчина улыбнулся:
– Хорошо. Это всё, что я когда-либо для тебя желал.
– Вы вывели "Арго" из варпа, – сказал Кай, двигая вперёд серебряную фигуру.
– Это вопрос?
Кай помотал головой:
– Нет. Не хочу знать. Правда только портит дело.
– Правда неуловима, её вечно приходится завоёвывать заново, – заметил мужчина, пересекая доску храмовником.
– Вы видели? – спросил Кай, уже зная ответ.
– Я видел то, что Сарашина спрятала в тебя, да.
Кай промолчал, и они продолжали играть в тишине, разменивая фигуры по всей поверхности доски. Памятуя о предыдущей схватке за регицидной доской, Кай делал ходы осторожно, не жертвуя понапрасну своими фигурами и отказываясь идти на излишний риск.
– Тебе не хочется играть? – спросил его противник.
– Даже не знаю, что вам сказать, – ответил Кай, откидываясь назад в своём кресле. – С учётом того, что вы знаете о будущем, вам всё ещё хочется разыгрывать партию?
– Конечно. В такие времена, как нынешние, это лучший способ не потерять собранность, – сказал мужчина, двигая вперёд своего императора в рамках агрессивного хода, задуманного, чтобы склонить Кая к опрометчивому решению. – Хочешь узнать настоящий характер человека – сыграй с ним партию. В любом случае, будущее есть будущее, и мои чувства по его поводу никоим образом его не изменят.
– Правда? Даже вам не по силам его изменить? – спросил Кай, охотно заглатывая наживку.
Мужчина пожал плечами, словно они обсуждали какой-то пустяк.
– Некоторым вещам, Кай, необходимо случаться. Даже самые кошмарные ужасы, какие ты только в силах вообразить, иногда должны воплощаться в жизнь.
– Зачем?
Его соперник передвинул своего дивинитаха на запирающую позицию:
– Затем, что иногда единственная победа, которая возможна, – это не дать выиграть твоему противнику.
Кай изучил доску и увидел, что не может сделать ход.
– Пат, – подытожил он.
Мужчина развёл руками в пустом жесте извинения.
– Я знаю, что некоторые люди считают меня всемогущим. Но в том, чтобы быть всесильным и всеведущим, есть одна загвоздка.
– И?
– Ты не можешь быть ими обоими одновременно, – иронически улыбнулся мужчина.
– Так что же теперь будет?
– Я доиграю партию.
– Эту? – спросил озадаченный Кай.
– Нет, – сказал мужчина. – Наша игра закончена, и я тебе за неё благодарен.
– Я вас ещё увижу?
Его противник рассмеялся:
– Кто знает, Кай? Если я что и вынес из нашей игры, так это то, что всякое возможно.
