Василий Звягинцев - Дырка для ордена
— Только без шуточек, хорошо? — Он указал стволом автомата, куда Маштакову нужно отойти. — Мы это обсудим отдельно. Что-то у вас не сработало.
— Наоборот. Все сработало, и все теперь мне окончательно ясно. Вы даже не представляете…
— Представляю, — резко ответил Тарханов, просто чтобы не давать противнику лишних козырей. — Куда больше вашего представляю. Рассказывайте, как и в каком порядке все это разбирать, чтобы в Москве собрать в работоспособном виде.
— В чем дело? — спросил его Кедров, когда работа пошла, а сам Сергей отошел к двери и закурил. — О чем вы говорили?
— Да так. Эта машинка умеет воздействовать на психику. Я оказался к ней слишком близко. А ты ничего не почувствовал?
— Совершенно. Он протянул руку, ты его ударил. Он зашипел, матернулся и спросил, где ты был. Я думал, это у него крыша поехала.
— Ага, — удовлетворенно кивнул Тарханов. — Никакой расстыковки по времени не было?
— Я же говорю, нет. Разве только… Ну, может, мне показалось. Удар ты как-то слишком четко зафиксировал. Словно на показательных. Ударил, задержал руку в крайней позиции, потом вернул обратно.
— На полсекунды?
— Да, может, на полсекунды. Вряд ли дольше.
Меньше чем за час все содержимое мастерской и лаборатории под присмотром Маштакова и отрядного инженера погрузили в две военные санитарные машины. Изобретатель заодно попросил забрать и технические книги из его библиотеки.
— Вдруг у вас не окажется возможности предоставить мне аналогичный комплект. Здесь есть настоящие раритеты, тем более с моими заметками.
— Надеетесь, вам еще придется заниматься науками? — осведомился Кедров, которому явно не нравилось, что он не понимает в происходящем чего-то очень важного.
— Обязательно. Куда вы без меня денетесь?
— Ну-ну, — без особой, впрочем, уверенности произнес кавторанг.
— Займитесь обеспечением отхода, — предложил ему Тарханов. — Черт его знает, вдруг отсутствие звонка от того ресторанного придурка — тоже сигнал тревоги.
— А теперь — давайте, — скомандовал Сергей, когда все было готово и изобретателя тоже посадили в машину, защелкнув, на всякий случай, на запястьях тугие наручники и приставив к нему двух персональных охранников. И сам первый дал в воздух очередь трассирующими пулями.
Минуты три несколько автоматов и пистолетов работали беглым огнем и по окрестным зарослям, и по стенам и окнам дома. Со стороны это могло восприниматься как звуки внезапного, суматошного, торопливого встречного боя, когда его участникам некогда целиться.
Стрельба, которую не могли не услышать на окраинах города, потому что летняя ночь была уж слишком тиха и воздух неподвижен, прекратилась так же неожиданно, как и началась.
С воем сирен санитарные машины рванулись к городу, сопровождаемые полицейской, идущей впереди и яростно мигающей сине-красными проблесковыми маячками.
Любой случайный зритель, прогуливающийся ночью между ресторанами, пансионатами и санаториями в окрестностях Провала, и неслучайный тоже, смогли бы сделать из увиденного вполне определенный вывод.
Точнее, законченный вывод сделал бы только тот, кто изначально посвящен в тайные суть и смысл происходящего. Все остальные увидели бы и поняли только то, что попало в их поле зрения в конкретный миг.
Где-то была стрельба, куда-то мчатся санитарные машины.
Взглянул, удивился или нет, забыл тут же или оставил в памяти до завтра, чтобы поделиться впечатлениями и гипотезами с соседями или друзьями.
А те, кого всерьез интересовал затерянный в лесу домик изобретателя, кто обязан был его охранять или, упаси бог, ликвидировать в случае чего, да упустили момент, не обеспечили должным образом возложенную на них миссию, тем отчетливо дано понять, что все, птичка из одной клетки попала в другую или — на тот свет. А уж местная полиция тут работала или кто-то другой, выясняйте по доступным вам каналам.
Другие машины, тоже обозначенные красными крестами, тронулись спустя пару минут без огней, не доезжая Иноземцева свернули налево, в глухой буковый лес.
Там их ждал шведский двухэтажный автобус туристской фирмы «Викинг лайн».
Без спешки в него перегрузили захваченное имущество и самого Маштакова, «Скорые помощи», уже пустые, поехали обратно, через город и на шоссе, ведущее в сторону Нальчика и прочих горских губерний, а автобус спустя полчаса направился в сторону Москвы, как и значилось в путевом листе.
Не то чтобы Тарханов с Кедровым опасались, будто здешняя группировка сторонников «Черного интернационала» настолько мощна и многочисленна, что может предпринять попытку организовать преследование группы и отбить пленника силой. Они скорее допускали возможность вмешательства со стороны служб госбезопасности или армии. Потому и решили устроить шум и направить внимание возможных противников в другие, южную и восточную стороны.
А саму акцию оформить под бандитскую разборку.
Бойцы «Печенега» имели по всей форме выправленные документы туристской группы из Москвы, возвращающейся из круиза по Грузии и Армении.
Автобус несся через ночь Южной России к северу, наматывая на свои колеса по полторы сотни протяжных верст в час, и, хотя риск погони или перехвата на одном из дорожных постов или прямо в чистом поле стремился к нулю, занимавшие передние сиденья бойцы не спали, наравне с водителем сторожко всматривались в освещенную светом фар и мощного лобового прожектора дорогу.
И оружие у них было под руками, несмотря на то что и впереди автобуса шла машина в качестве передового дозора, и с тыла прикрывала еще одна.
Опыт подсказывает, что самые неприятные вещи происходят тогда, когда все уверуют, что самое трудное позади.
В заднем отсеке второго этажа автобуса, отделенном от общего салона глухой звукоизолирующей дверью и похожем своей обстановкой на купе международного спального вагона, Тарханов и Розенцвейг, не теряя времени, приступили к предварительному допросу Маштакова.
Вернее, не совсем к допросу, а скорее к ознакомительной беседе. По горячим следам, пока клиент не опомнился и не составил в голове сценарий поведения.
Собственно, вести допросы ни Сергей, ни тем более израильский майор вообще не имели права, но об этой несущественной детали информировать клиента не было никакой необходимости.
Кроме того, изощренная интуиция подсказывала Тарханову, что Маштаков настроен на сотрудничество и, похоже, имеет на этот вариант собственные, далеко идущие планы.
— Ну-с, побеседуем? — светски осведомился Розенцвейг. — К сожалению, мы прервали ваш ужин. Может быть, вы голодны? Желаете что-нибудь выпить?
— Спасибо, не беспокойтесь. Разве что пару глоточков коньяку, если есть? Спать, как я догадываюсь, нам в ближайшее время не придется? Тогда не откажусь от кофе и сигареты.
Все требуемое было немедленно выставлено на откидной столик. И коньяк «Курвуазье» из личных запасов Розенцвейга, и коробочка с треугольными ломтиками сыра «Бакштейн», по отдельности завернутыми в тонкую фольгу, и термос с крепчайшим кофе. Пачку своих любимых «Купеческих» Тарханов раскупорил и протянул «Кулибину».
— Благодарю, вы крайне любезны. Итак, что вы видите темой нашей беседы?
Во вводной части разговора обе стороны старательно избегали касаться того, что ему непосредственно предшествовало.
Словно просто так встретились благорасположенные друг к другу люди и ведут обычный дорожный разговор, чтобы скоротать время.
— Вообще-то нас больше всего интересует тот прибор или, лучше сказать, устройство, которое некоторые далекие от материалистического взгляда на мир люди назвали «Гнев Аллаха», — разминая сигарету, сказал Тарханов, стараясь попасть в тон и стиль профессора. — Ну и заодно хотелось бы узнать, что именно случилось конкретно со мной.
— «Гнев Аллаха»? Образно, хотя неверно по сути. Ни о каком гневе тут говорить нельзя. Но разве объяснишь об этом малообразованным людям, тем более что их мировосприятие действительно резко отличается от нашего, а ведь кое-кто из них заканчивал европейские и российские вузы.
Очень богатый и настолько же дикий шейх по-своему истолковал объяснения, которые ему давал один из моих бывших студентов. Вообразил, что мой, скажем так, квантовый генератор можно использовать в качестве оружия массового поражения…
— А на самом деле нельзя? — включился Розенцвейг.
— На самом деле? Это скорее философский вопрос, если задуматься, что вообще означает термин «на самом деле».
— Давайте пока не вдаваться в философию, — пресек словоизвержение Маштакова Тарханов. — Давайте сначала четко расставим точки по положенным им местам, а уж потом… Так оружие это или нет?
— Или, если я правильно понял, нечто, по своему принципу действия могущее быть использовано в качестве оружия, но таковым не являющееся? — внес уточнение Розенцвейг.
