"Фантастика 2023-74". Компиляция. Книги 1-13 (СИ) - Осояну Наталья

Груз в трюме, все готово к отплытию, но «Быстрая» чувствует: ее капитан чем-то обеспокоен. Встревоженная, она обнимает команду так, что слишком уж чуткий юнга падает в обморок, и навигатор злится, безмолвно ругает ее. Что же происходит? Она обращается к пассажирам: те, хоть и неподвластны ее сущности, все-таки не могут спрятаться полностью. Надо лишь набраться терпения, подождать немного: в море позволено лгать лишь Великому Шторму, а все остальные рано или поздно начинают говорить правду, поэтому…

Поэтому она совершает самую большую ошибку в своей долгой жизни.

Нужно было не ждать, а уничтожить чужаков и их груз, нужно было ослушаться, но это «Быстрая» поймет лишь за той гранью, откуда нет возврата. Фрегат не может думать о будущем, фрегат не может нарушить приказ – и все-таки, погрузившись во мрак, она станет вновь и вновь вспоминать события последнего дня. Дня, когда в открытом море, далеко от порта, их встретили два черных фрегата, и один из незнакомцев, подойдя к капитану, что-то ему сказал. Вслед за этим «Быструю» переполнил гнев, переходящий в еле сдерживаемую ярость. Она, сжав кулаки, ответила чужаку резким и решительным отказом, а капитан расправил паруса, чтобы поскорее уйти от этих странных фрегатов, источающих невыносимый смрад.

Но их остановили, будто ударили в спину. Чужак протянул руку, схватил их связующую нить – и пришла боль, какой им не доводилось испытывать ни разу. Она ослепила их, жгучим огнем растеклась по венам, пропитала внутренности желчью. Смертельным ядом полнились жестокие слова, чей смысл на миг сделался пугающе ясным: «Ты отказываешься? Что ж, обойдемся и без твоего согласия. Пусть тебя утешит то, что твой фрегат послужит благому делу… Такова воля императора!»

И безжалостной смертью упало с неба лезвие, расколов ее корпус пополам. В пробоину хлынула соленая вода, а где-то вдалеке Великий Шторм расхохотался, злорадно потирая руки, – наконец-то дождался!

Что ж, всему на свете приходит конец…

Однако она не умерла. Человек, так долго бывший с нею единым целым, тряпичной куклой рухнул на палубу, но и он не умер.

Случилось нечто непоправимое, и осознание накатило, как мощная волна, способная опрокинуть и утянуть на дно, а потом волны ринулись одна за другой, неся холодный ужас и безумие, потому что «Быстрая» встретилась лицом к лицу с самым жутким из своих страхов – она осталась в одиночестве.

Все то, что делали с нею потом…

– …уже не имело значения, – прошептал Хаген. – О Заступница!

Гарон стоял рядом, закрыв глаза. Выражение бледного лица нельзя было назвать иначе как страдальческим. Видел ли он те образы, которые «Быстрая» показала пересмешнику, или же вспоминал, что произошло с ним самим десять лет назад? «Моя вина, – сказал себе Хаген. – Я заставил его вернуться в прошлое, из-за меня он потерял свою новую мечту, свою деревянную лодку. Я виноват…»

– Тот, кто сотворил такое, – негромко проговорил Гарон, – утратил свою душу.

Он повернулся к пересмешнику, ошеломленному столь неожиданными речами, и прибавил:

– А я, кажется, вновь обрел свою…

Мачты «Быстрой» трещали, паруса на глазах расползались, превращаясь в лохмотья, но загадочным образом она неслась вперед, как будто опять стала настоящим, живым фрегатом. Гарон немногое мог для нее сделать – лишь направить туда, где находился черный корабль, – да к тому же для фрегата, лишенного абордажных крючьев, оставался лишь один способ атаки.

– Держитесь крепко! – крикнул моряк.

Это был не просто таранный удар, это было форменное самоубийство, на которое ни за что не отважился бы кто-то другой. «Быстрая» врезалась в борт черного корабля с такой силой, что носовое копье полностью вошло в его корпус, как нож входит в переспелое яблоко. Живой фрегат от такого удара парализовало бы, но черный как будто и не заметил, что произошло. Гарон махнул рукой и первым перебежал на палубу вражеского корабля, на ходу вытаскивая саблю; товарищи последовали его примеру, а Хаген на миг замешкался – ему не хотелось покидать «Быструю».

«Прости меня… лучше бы тебе не просыпаться, не переживать эту боль заново».

Едва эта мысль мелькнула в голове пересмешника, он ощутил прикосновение – теплое и ласковое, но вместе с тем печальное. Это было что-то вроде прощального объятия, и пересмешник ринулся в бой с внезапным ощущением, что вершит месть именно за собственный корабль и собственного капитана. Он чувствовал, что «Невеста» и Крейн его поймут и простят.

Что могут сделать восемь человек против тридцати? Не так уж много. Всего лишь внести сумятицу во вражеские ряды, не дать черному кораблю выдвинуться вперед, навстречу «Невесте», позволить Крейну исполнить свою часть плана – а потом погибнуть, потому что запас чудес, припасенных Заступницей для них на эту ночь, давным-давно исчерпан.

Пересмешник словно впустил в себя не только сознание «Быстрой», но еще и чью-то чужую душу, и поэтому сражался с небывалой яростью. Отчего-то это его не удивляло, как не удивляло и кое-что другое: матросы с черного фрегата показались Хагену похожими друг на друга безликими куклами, словно они вовсе не люди, а меррские солдаты, которые, если верить рассказам бывалых моряков, сотворены Меррской матерью из песка, водорослей и мелкой морской живности и одухотворены ею для одной лишь цели – битвы.

Что ж, цель у них была общая.

Удар.

Это так просто. Не нужно лгать и изворачиваться, подавая яд и ожидая результата, все честно – лицом к лицу, глаза в глаза, кто успел, тот и… Ничего, что вместо лица ты видишь лишь расплывчатое пятно, ведь твой противник видит то же самое.

Удар.

Мерр – не человек, он не чувствует боли, не истекает кровью, и удар сабли может остановить его только в том случае, если отрубит ногу, руку с оружием или голову. На лице мерра никогда не отразится злость на врага или растерянное осознание приближающейся смерти. Пересмешник все это знал, хотя и никогда не сражался с морскими воинами, он вообще ни разу не бился против такого множества противников, к тому же рука об руку с малознакомыми людьми, которых еще минувшим вечером считал проходимцами, неудачниками, чуть ли не бандитами.

Удар.

Сталь пронзает чужое тело, раздается чей-то крик. Не слушать. Дальше. Где-то рядом огромный Гарон яростно рычит, словно дикий зверь, и кажется, что он готов рвать врагов голыми руками. Но их слишком много, слишком… а ведь ты чувствуешь? Вас уже не восемь, а семь.

Шесть…

Высверк молнии перед лицом заставил Хагена отшатнуться, и удар пришелся вскользь. Жгучая змея поползла по груди наискосок, но он, не обращая на это внимания, рубанул в ответ и оказался точней.

Удар.

Повеяло холодом – теперь их осталось пятеро, и Хаген с внезапным облегчением понял, что скоро все закончится. Пересмешника охватила усталость не тела, но души; сабля сделалась тяжелой, а рукоять, скользкая от его и чужой крови, так и норовила выскользнуть из стиснутых пальцев. За одну эту ночь он убил больше народа, чем за десять лет обучения и службы у дядюшки Пейтона… Нет, пора взглянуть правде в глаза.

Он служил не дяде, а его величеству капитану-императору Аматейну.

Он лгал себе, говоря, что рассчитался с Пейтоном Локком за обман и за то, что любящий дядюшка отнял у них с Триссой возможность быть счастливыми, или просто – возможность быть. Пейтон сделал его убийцей, Аматейн – дважды предателем. Так он твердил себе, отыскивая тайные пути в Облачную цитадель, чтобы наконец-то свершить месть за клан, за Триссу, за самого себя. А когда шанс, которого пришлось дожидаться несколько лет под личиной старого слуги лорда Рейго Лара, представился, он… его упустил. Он подчинился Ризель столь безоговорочно, словно был ее слугой, причем верным и преданным, готовым отдать жизнь за свою госпожу.

Что же с ним произошло? Какое сильное слово она произнесла так, что он даже не осознал, когда изменился?

…На скользкой палубе ты спотыкаешься, падаешь на одно колено – и тотчас же получаешь удар в спину. Темнеет в глазах, твой хребет превращается в раскаленный железный прут, руки и ноги будто перестают тебя слушаться. Это конец? Нет. Еще нет…