Андрей Круз - Странники
Форт-Мак-Мюррей — стена Тьмы, на первый взгляд кажущаяся сплошной и поглотившей собой все. Однако на взгляд второй стало видно, что стена на самом деле дальше, чем кажется, и тянется наискось. То есть место, где сожгли автобус, поглощено полностью, но западная часть города по-прежнему принадлежит нашему миру. И уже дальше Тьма снова изгибается к востоку.
И все же Тьма очень близко, очень. Мы уже в зоне «обратного времени», в голове шум, руки дрожат, дышишь через раз. Наш крошечный самолетик на фоне всего этого ужаса — как песчинка в прибое, в цунами страха и кошмара. Как ничто рядом с бесконечностью.
— Смотри давай! — напомнила о себе Настя. — И сваливаем, а то я скоро с ума сходить начну!
— Смотрю, смотрю…
Вон нужное нам шоссе, идет даже не по кромке Тьмы, а подальше. До нее оттуда километра три, наверное. Где этот чертов домик в лесу? Должны быть вместе дорога и трубопровод. Трубопровод, трубопровод…
Цвета знакомо ушли в сепию, лес едва зеленым кажется, словно выцветшая ткань. В глазах рябит, мысли разбегаются, зрение трудно фокусировать на чем-то. Ага, вон оно…
— Вижу! Право двадцать, примерно!
А ведь я прав, точно прав. Эта подстанция, или что это такое, — она как центр четко очерченного круга, оттесняющего Тьму. Вон как ее край в этом месте вогнут, словно вырезали из ее черного тела аккуратный полукруг.
— Все, можем обратно!
Не надо ничего «радаром» щупать, и так все ясно. Не может нечто неактивное так выдавливать Тьму, эту невероятную силу. Просто не может, и все тут. А Насте два раза повторять не потребовалось. «Хаски» завалился в крутой вираж с ускорением и понесся от черной клубящейся стены прочь, словно нас преследовала тысяча призраков. А призраков как раз не было почему-то, только на земле я успел разглядеть несущуюся куда-то целую стаю «гончих». Но до нас им, к счастью, не добраться.
Чем дальше от Тьмы — тем легче дышать, видеть, думать. Мысли перестают заплетаться. Перевели дух, чуть пришли в себя. Самолет сбросил скорость до самой экономичной, все равно уже никуда не спешим. Дело сделано, что нужно, то увидели, разглядели. Ровный гул мотора, идем как по рельсам.
И тут зашумело радио. Именно так, как мы слышали тогда в записи, голос Тьмы.
— Твою мать! — выдохнул я. — Любимая, ищем место для посадки.
— Сколько у нас времени? Нам бы подальше отлететь.
— Десять минут, не больше, не хочу рисковать. Лучше на земле подождем.
— Хорошо!
Настя опустила самолет почти к самому шоссе, высота была метров десять, наверное. Серая полоса шоссе неслась под нашими крыльями с отчаянной скоростью, как всегда на такой высоте кажется. Это там, вверху, ты вроде как еле плывешь, а тут чуть ли не скорость звука. Хорошо, что рельеф тут совсем плоский, а шоссе прямое как линейка. Для «хаски», который можно на носовой платок посадить, это чуть ли не ВПП международного аэропорта.
Каждые десять секунд взгляд на часы — сколько летим? Голоса Тьмы меняют ритм, еще чуть-чуть, и скоро они сольются в сплошной вой… но пока еще есть время, есть. Я просто это чувствую. Нам бы действительно уйти от Тьмы подальше, как можно дальше от нее убраться.
Легкий доворот, чтобы машина не теряла шоссе под крыльями. Настя ведет самолет как по невидимым рельсам, с невероятной, просто филигранной точностью.
— Все, сажай!
Голоса уже наползают друг на друга, ритма нет, просто дробь.
«Хаски» чуть проваливается в легком парашютировании. Чувствую, как массивные дутики слегка сжались, а затем спружинили, а потом машина начала резко, почти неестественно быстро терять скорость и так же неожиданно быстро встала, задрав нос и опираясь на хвостовое колесо.
— Глуши. Ждем.
Двигатель замолк. Все равно заглохнет после «трясуна», никуда не денется, это уже все выучили.
Где мы? Не совсем в пустоте и глуши. Вон справа два дома, а чуть дальше в поле два то ли склада, то ли ангара. Что тут раньше было? Не знаю. Да и не важно, потому что радио уже с ума сходит, скоро начнется.
Цвета вдруг исчезли, сепия накрыла весь мир. Заложило наглухо уши, сердце сжалось в крошечный тугой комок. Мир ушел в негатив, мигающий как в стробоскопе, тонкий вой в мозгу буравом вкрутился в сознание. Ледяная волна прошла по всему телу, а само тело начисто потеряло всякую чувствительность. Ощущение падения в бесконечную бездну.
Негатив замигал реже, сменяясь сепией, потом вой в голове смолк, как отрезало. Потом в мир приливом вернулись краски: зелено-желто-красный пейзаж ранней осени, неожиданно набежавший свежий ветер качнул стоящий на земле самолет.
Глянул на ред-дот висящего на груди автомата — выключен. Как так выходит? Не сам по себе отключился, а именно что выключен выключателем. Повернул с тихим щелчком колесико, вернул красную точку на место.
«Радар». А вот «радар» как раз включился. Вон там, то ли в домиках, то ли в сараях, что-то есть. Я это чувствую так же ясно, как свои руки.
— Заводись быстрей. — Я тупо уставился на сложенный приклад своего «калаша». Я в этой тесной кабиночке с оружием и не развернусь. И пуск у нас наверняка холодный опять, даром что только что приземлились. Да еще и справа угроза… если это угроза… то есть с совсем неудобного плеча.
Может, на вертолете следовало? Там из кабины стрелять легко. Зато заново заводиться и взлетать дольше.
Что-то здесь даже не «есть», здесь что-то зарождается и с каждой секундой становится сильней. И понимание этого колотится в голове набатом: «Вали отсюда на хрен!»
Завелись! Зафырчал мотор, раскручивая пропеллер, самолет дернулся, пошел на разбег, чуть набрал скорость, и тут же отрыв от земли, и в этот момент сарай и дома исчезли в бешено вращающейся непроглядно черной воронке, взрывом рванувшей своими краями во все стороны.
Волна кромешного ужаса почти что накрыла нас, настигла маленький «хаски», изо всех своих сил старавшийся удрать от этой катастрофы. Затем эта волна накрыла нас своим краем, тело миллионом иголок пронзил холод, пейзаж за окном вдруг сменился другим. Под нами была пустыня, над которой светило черное солнце, а перед нами из-за холмов торчали высокие антенны, но затем и этот странный пейзаж исчез, а наш самолет словно вынырнул на поверхность болота, завывая мотором, и снова по сторонам осенняя равнина, а сзади, прямо за спиной, вздымается до неба новый торнадо Тьмы, новый ее прорыв в этот мир.
А затем пришло осознание того, что все же мы вырвались, сбежали. Летим.
— Так вот ты какой, северный олень, — не нашелся я сказать ничего лучше. — Любимая, давай тогда над нашим контейнером пролетим. Подозреваю, что там уже кто-то есть, хоть крыльями помашем.
