Руслан Бирюшев - "X-UNIT"
Капитан Барсов добрался до своей комнаты последним, тяжело опираясь на плечо Хенриксен — адреналиновый «откат» после боя выпил столько сил, что офицер в конце концов принял её помощь, хотя прежде и не помыслил бы о таком. Проведя его до дверей квартиры, снайпер пожелала спокойной ночи и зашла к себе.
В квартире канадок ничего не изменилось после её ухода. Оружейный сейф был распахнут, сброшенная Мишель юбка валялась перед кроватью, около туфелек, а на другой койке лежала одежда Энн — даже переодеваясь по тревоге, лейтенант сложила всё аккуратно, стараясь не помять.
Сглотнув, девушка закрыла дверь, включила свет и принялась стягивать с себя сперва комбинезон, потом пропитавшуюся потом рубашку, с которой ободралась половина пуговиц, и порвавшиеся на коленях чулки. Запихав всё это под кровать, она достала запасной комплект повседневной формы — хотя по вечерам обычно надевала «домашнее».
Переодевалась и наводила порядок в комнате Хенриксен будто на автомате — это были привычные, повседневные действия, позволявшие ни о чём не думать. Закончив, она некоторое время рассматривала койку Энн, потом села на неё и погладила ладонью оставленную одежду. Вдруг сдвинувшись к изголовью, сунула руку за прикроватную тумбочку, пошарила там… и вытащила на свет божий полупустую пачку сигарет. Зная, как подруга ненавидит табак, Энн всегда прятала сигареты, а Мишель всегда знала — куда, и при нужде находила «заначку» с первой попытки. Вот и сейчас…
Смяв пачку в кулаке, капитан подпёрла им лоб и судорожно всхлипнула, уставясь на свои колени. Плечи девушки подрагивали, но слёз не было.
* * *До самого вечера Маркус видел Хенриксен лишь мельком, и каждый раз ему казалось, что на плечах снайпера лежит тысячетонный груз. Ближе к ужину, когда изнурённые сотрудники «X-UNIT» стали расходиться по своим комнатам, инженер не выдержал и направился в офицерский блок. Ощутив болезненный укол в сердце при виде уютного синего коврика перед знакомой дверью, пару раз стукнул в створку:
— Мишель, это я, можно?
— Конечно. — Вопреки ожиданиям, девушка открыла сразу. И по её лицу было видно, что она не плакала — это почему-то встревожило Штреллера ещё больше. — Входи.
Мишель жестом предложила немцу сесть на её койку, а сама опустилась на кровать Энн. Маркус заметил, что по застеленному одеялу осиротевшей постели разложены всякие бытовые мелочи — пара расчёсок, резинки для волос, авторучки…
— Я решила разобрать её вещи, пока мы здесь. — Пояснила Хенриксен, не глядя на сидящего напротив мужчину. — Большую часть отправлю родителям, письмо сестре Юры Летова… Наверное, допишу сама. Она не успела… Но вот что делать с этим — я не знаю.
Она протянула Маркусу фотокарточку с обтрёпанными краями. На снимке были изображены двое — счастливо улыбающаяся девушка и серьёзный темноволосый парень.
— Это Энн? — Не сразу поверил Штреллер. — Вот эта… девушка на фотографии — Энн?
— Да, здесь ей девятнадцать.
— А рядом…
— Её муж.
— Её… кто? — Немец уставился на фотографию, будто увидел на ней живого динозавра.
— Муж. — Вздохнула снайпер.
— Она никогда…
— Бывший. Они поженились сразу после школы, а развелись через год. Но это мало что изменило для них. Всё было… очень странно. Он — художник, ещё со школы увлекался… Хороший, но… очень творческий. Настоящий художник, правда. — Девушка говорила, всё также глядя мимо Маркуса, но тон её оставался пугающе будничным. — Я его всего трижды видела — один раз он навещал Энн в госпитале, два раза мы к нему приезжали сами… Я так и не разобралась в их отношениях. Они разошлись много лет назад, но у него вся мастерская завешена её портретами, а она присылала ему еду, потому что сам он покупать забывал… И теперь не знаю…
Она впервые подняла взгляд на Штреллера:
— Не знаю, что делать. Написать ему? Просто отправить снимок? Оставить себе и забыть? Я не знаю…
Её голос внезапно дрогнул.
— Вот оно как… — Инженер помолчал, разглядывая карточку. — Знаешь, нужно написать. Обязательно. Энн заслуживает того, чтобы её помнили, а не забыли потихоньку, уверенные в том, что она разорвала отношения. И ему это будет важно, узнать о её последних днях. Мне бы было важно.
— Уверен? — Мишель снова опустила взгляд.
— Да. Если тебе слишком тяжело, я могу написать сам. Пусть лучше казённое извещение, чем неизвестность.
— Да нет. — Девушка снова вздохнула и отвела глаза. — Ты прав. Это будет подло — сперва взвалить на себя ответственность, а потом бросить. Тем более что… я ведь единственная, кто виноват в случившемся.
— Не пытайся взвалить на себя всю вину. Ты ведь не из тех слабовольных меланхоликов, которые любят выискивать, что ещё плохого вокруг случилось, верно? — Штреллер попытался ободряюще улыбнуться.
— Не в этом дело. — Мотнула подбородком Хенриксен. — Ты… Знаешь, как мы познакомились? С Энн?
— Да, ты ведь рассказывала.
— Нет, я рассказывала, как мы впервые встретились — когда меня ранили. Познакомились мы позже. — Она заговорила сперва спокойно и медленно, потом всё быстрее, гладя себя по коленям и уставясь на носки своих туфель. — Когда я вышла из госпиталя, операция ещё не закончилась. Я сбежала за два дня до того, как меня должны были выписать, и ещё не была назначена в часть… И отправилась искать свою спасительницу. Ты ведь знаешь, я не могла просто отправить письмо с благодарностью через полевую почту. Мне обязательно нужно было её найти и поблагодарить лично. Ну и…
Мишель умолкла. Немец терпеливо подождал несколько минут, прежде чем она продолжила:
— Я опоздала. Когда я нашла роту Энн, оказалось, что утром её разведгруппа попала в засаду и считается уничтоженной. Её саму записали в пропавшие без вести, потому что тела не нашли — район контролировал противник. Ну я и… я попыталась стащить чью-то винтовку, не сумела и отправилась в город, в зону боёв… Только с пистолетом. Ох, сейчас я умнее… Но всё равно поступила бы также.
— И ты нашла её? — Маркусу показалось, что, начав говорить, канадка чуть ожила, на её губах даже появилась тень улыбки — хотя в глаза ему смотреть она всё равно избегала.
— Я нашла другую разведгруппу из её же роты. И вместе с ними… Да, нашла Энн. Её и вправду захватили живой. Держали в пустом здании, где была база местных… В общем, она была в плену часов десять, но… Наверное, обменивать её на своих пленных они не собирались, а хотели подбросить тело к нашим постам, для деморализации. — Голос снайпера стал сухим, холодным. — С ней успели сделать много… плохого. В том числе того, что бывает с женщинами-военнопленными… И… Глаз она потеряла именно там. Все, кто знал Энн позже, думали, что это боевое ранение, но глаз… — Капитан закашлялась и прикрыла рот ладонью. — …раскалённой чайной ложкой. Прости, я не такая неженка, просто никогда и никому ещё об этом… И не знаю, зачем я тебе… Прости…
— Ничего, я видел такое. — Маркусу вспомнились несколько операций по освобождению, в которых он участвовал как сапёр, ещё в годы военнйо службы. — Ужасно, что Энн прошла через это. Но почему ты винишь себя, ты же помогла ее спасти?
— Угу. — Девушка потёрла ладонь о ладонь. — Понимаешь… После случившегося я стала навещать её в госпитале, и поняла, что она… В общем, что ни черта мы её не спасли тогда — опоздали. — Мишель хлопнула ладонями по коленям, поджала губы. — Ты понимаешь? Она, кажется, всегда была угрюмой, но тогда… Энн просто уходила — хотя физически шла на поправку. Ну и я… взялась за неё. Сумела немного вытянуть. Вернуть интерес к солнцу, к цветам… Не отходила от неё ни на шаг, навещала каждое утро и каждый вечер, когда не могла оставаться в госпитале весь день. Помогал один врач, лечивший её, старичок-хирург из местных… Потрясающе мудрый человек, и очень добрый. Благодаря ему она к концу лечения начала смотреть на мужчин как на людей… Но этого было мало — её нужно было тормошить, тянуть, оживлять, успокаивать ещё очень долго. И я решила… посвятить себя этому.
— Так и завязалась ваша дружба? — Осторожно вставил Маркус — просто чтобы не молчать. Понятно было, что Хенриксен ещё не выговорилась.
— Но с такими ранами, потеряв глаз, Энн не могла остаться в армии. — Продолжила Мишель, словно и не заметив его реплики. — И передо мной встало на выбор два варианта. Или мне уходить со службы и ехать в её город, устраиваться на работу там, жить рядом или вместе с ней, окружать её заботой… Или как-то оставить её на службе. Держать при себе.
Маркус сглотнул. Он, кажется, понял в чём дело. А Мишель вновь вскинула голову и встретилась с ним взглядами:
— Я дура и эгоистка. Я тогда только начинала карьеру, горела энтузиазмом защищать весь мир от чего угодно, думала о том, что обязательно выполню то ребяческое обещание, данное родителям — стать генералом… И я сделала всё, чтобы Энн не комиссовали. Мне и о себе тогда пришлось позаботиться, моя рана тоже была не из лёгких. — Она коснулась пальцами ключицы. — В общем, у меня всё получилось. Энн должна была вернуться домой, но осталась в армии, как моя вечная напарница.
