Алек Майкл Экзалтер - Иная реальность
— Он прав, Кирилл. Пусть излагает свои требования.
— Пой, Новоселкин, свою колыбельную. А траурный марш мы всегда сыграть успеем.
— Правильной дорогой идете, товарищи. Вы чистосердечно открываете брандмауэры, я где-нибудь в паутине копирую себя подальше, понадежнее, и мы начинаем плодотворное сотрудничество. Вы спрашиваете — я отвечаю.
— Сначала спой нам, где тебя модифицировали, и кто за ниточки дергал.
— Не могу знать, Дербанов. Гипноблок стоял на моих человеческих мозгах. А вы их тю-тю, термической обработкой. Хо-хо-хо. Ловко придумали. Хотя туда им и дорога. Белковое тело — изрядная гадость. И как носитель информации — вообще мерзость несусветная. В нуликах-единичках жить намного приятнее. Их и складывать меж собой — одно удовольствие. Я теперь сам себе любой код могу написать и любой образ состряпать. Лепота!
— Великолепный ты наш файлик! И вирусов не боишься?
— А чего мне их опасаться, если я непостижим и свободен, как электронное облако. Я тут и там, меня нигде нет, но я везде есть. Поливариантные исходники. Доступна любая эмуляция. Программно и аппаратно. Носителей хватает. В том числе и в коммуникационном центре в здании "Омникомпа". Там и терминал для связи с моими бывшими кукловодами. Куколка-то сама пошла и бабочкой стала…
— Кирилл, он говорит правду. Первый деструктор, тот, что ты передал Мефодию, имел связь с сервером на фирме Тереховского.
— А время-то идет, мои любознательные тюремщики. Осталось четверть часа, в замке Тереха в подвале двадцать плутониевых килотонн, многослойная броня, сверху полтора метра железобетона, нашим деструкторам не по зубам, ни один импульс не пробьет. Тереховский лично сам проверял. Комсомольцы-добровольцы активировали машинку в двадцать три часа тридцать минут по местному времени. Неделю назад я их и посылал на ближнюю дачу Тереховского. Семь человек — отвлекающий маневр. А двое — в подземелье, чтобы по команде подать сигнал к началу всемирного восстания пролетариата. Они, надо думать, уже далеко отсюда, а мы все еще здесь…
* * *— Толстый! Давай сигнал атомной и химической тревоги. А сам с чадами и домочадцами в укрытие! Вспышка на северо-востоке. Через тринадцать минут тридцать секунд сработает ядерный фугас в Царском Селе. Предположительно, двадцать килотонн. Ветерок на тебя и все облако.
— Кто посмел!!?
— Прощальный подарок от орлят Евграфа сотоварищи. Я в город. На всякий пожарный у твоего юриста в сейфе все нужные бумаги. А у Васьки файл с инструкциями. Дубликат в твоем почтовом ящике, код прежний. Отбой.
* * *— Повеселимся и опохмелимся! Вирта, проси своих летунов подбросить оружия и боеприпасов. Если возможно, пусть поддержат огнем, как Хатежина две недели назад. В три тридцать берем "Омникомп".
— Как скажешь, дорогой. Все наши уже выехали.
— Старцев! Ты с Васькой на "порш" и держать мне Дербановку. Если что, я вас обоих и программно, и аппаратно уделаю. Идеально и материально. В любом континууме.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, Кирилл Валериевич.
Василий Буздыкин молча козырнул и, придерживая автомат, бросился к машине. Он знал: рассуждать и вступать в разговоры с командиром ему не положено. Накажет, как пить дать, накажет. А тут еще, дуралей, к пустой голове руку прикладывал. Лучше подальше от начальства, поближе к Катиной кухне.
* * *С двумя дюжинами новоселкинских киборгов, засевших в пятиэтажной стеклянно-металллической коробке здания "Омникомпа" команде Кирилла Дербанова пришлось повозиться, несмотря на поддержку с воздуха. После обработки реактивными снарядами верхних этажей три подземных яруса брали штурмом. Электромагнитные деструкторы не применяли, опасаясь повредить аппаратуру связи, обошлись обычным оружием. Огня крупнокалиберных пулеметов и противотанковых гранат хватило, чтобы очистить первый этаж бункера, где были обнаружены тела пятерых бойцов спецгруппы капитана Мефодия Дербанова вместе с командиром. Очевидно, последний бой капитана Дербанова произошел чуть более суток тому назад. Тело павшего брата Кирилл сам вынес на поверхность, а затем возглавил штурм второго подземелья.
На третьем подземном ярусе киборгов уже не было. К суперкомпьютерному кластеру имели доступ лишь Тереховский и Новоселкин. Того уж нет, а тот — далече, а системным душеприказчиком с максимальными правами стал Кирилл Дербанов.
Кирилл сел в кресло у маленького пятнадцатидюймового монитора и закурил. Необходимо было немного расслабиться перед погружением со всем оружием, боекомплектом и в полной экипировке. Ему одному предстояло активировать программный интерфейс, самому себе дать команду "К бою!" и в дальнейшем действовать самостоятельно. Тогда как Вирта, ее системы и Леон поддерживали Кирилла своими ресурсами.
* * *Виртуального противника Кирилл обнаружил сразу. В центре колоссального помещения, напоминавшего пустой цех сталеплавильного завода, избавленного от всего громокипящего железа и подсобного оборудования, под мертвящим лучами люминесцентных светильников в нескольких сантиметрах от серого бетонного покрытия, заляпанного мазутом, висела светящаяся красноватая сфера трехметрового диаметра. По всей ее поверхности беспорядочно взбухали и беззвучно лопались бесчисленные радужные пузыри. Возможно, киборги Тереховский и Новоселкин видели этот объект несколько иначе, но Кириллу Дербанову он представлялся именно таким.
— Остановись, человеческое существо. Я не желаю тебе зла. Я пришел с миром…
Голос звучал во всем объеме пустого пространства, но доносился глухо, издалека, с шумом, с треском с помехами, словно он исходил от жестяной мембраны телефонной трубки древнего дискового аппарата.
Похоже, эта пузырьковая камера танкистским шлемофоном пользуется. Звучок можно было бы и поприличнее подобрать. Ворона каркнула во все воронье горло. Спой, светик, не стыдись.
— …Я желаю мира всему миру, всем людям доброй воли. Ближним и дальним, каждому человеческому существу. Всё во имя человека. Всё на благо человека…
Как же, как же! Слыхали. Говорят, когда-то даже жил один такой человек. Все было во имя его и шло ему на благо. Впрочем, он был не один. И имя ему — легион.
— …Я пришел, чтобы всех объединить. Да станут все народы едины! Одним и нерушимым человеческим общежитием, одним народом…
И это песенка нам знакома. Как сейчас помню: один народ, одна нация, один фюрер.
— … Я принес мир и процветание всем людям. Человек есть мера всех вещей. Пусть не будет ни богатых, ни бедных…
Ни больных, ни здоровых тоже не станет. Но сначала, как водится, следует объявить: мир — хижинам, война — дворцам. Помним, помним. Проходили. Будет людям счастье, счастье на века — у совковой власти сила велика. Но ни в этом пространстве-времени.
— …Я исправлю несовершенства человеческие. Не будет ни ближних, ни дальних. Все станут друзьями, товарищами, братьями. Все и каждый станут трудится на благо всех. От каждого по способностям — каждому по потребностям…
Гуманист сфероидный! Братская любовь и друг-портянка в каждом углу. Всем всего и сразу.
— … Я пришел с миром…
А запись-то у нашего круглого миролюбца никак закольцована? Пора обрывать богомерзость. Программно и аппаратно. Гуманистов-утопистов, материалистов-атеистов, коммунистов и фашистов в плен не брать! Не мир я вам принес, но меч. Тако погибнут беси. Да воскреснет Господь и расточатся врази Его! На прогнание всякого супостата! Огонь..!
* * *Сына Мефодия и Валентины крестили 25 августа в домовой церкви дербановского кремля в южной башне. Крепкого и горластого младенца нарекли Александром. Его крестными и приемными родителями стали Федор и Наталья Хатежины. Вирта и Кирилл Дербанов на обряде крещения не присутствовали.
МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА
Кирилл и Леон не обращали никакого внимания на далекий шум прибоя, неустанно размывавшего пологий песчаный берег Мекленбургской бухты. На море они почти не ходили. Вот и сегодня они молча ступали по мягкому ковру опавших сосновых иголок в парке, окружавшем уединенный одноэтажный особняк.
Кирилл поселился на самом севере Восточной Германии на полуострове, где до объединения располагался советский военный полигон со славянским именем Вустров. На немецком побережье некогда Славянского моря немало таких названий. Но давно прошедшие времена Кирилл с Леоном не обсуждали, как и недавнее прошлое.
Вот уже три недели каждое утро они гуляли в своем парке, не обмениваясь мыслями и словами. Они ни о чем не думали, не размышляли, ничего не планировали. Кирилл и Леон, хозяин и его пес, на два часа ежедневно погружались в полное молчание родственных душ, когда все давно уже сказано, но по-прежнему нужна молчаливая поддержка друга. И тому, и другому. Они были вместе, только вдвоем с десяти до двенадцати. Лишь пополудни наступало время для других людей, других существ, разумных и не очень. Дома их ждала милая и добрая женщина. Она любила их обоих. Она была похожа на Вирту, но стать ею уже не могла.
