Туллио Аволедо - Корни небес
— Я следовал логике. Когда мы тебя всполошили вчера, ты был на Фондамента Нуове. Мне нужно было лишь вернуться туда и оглядеться. Готшальк бежал к тому острову. Нетрудно было догадаться, что это была и твоя цель. Я был рад найти хотя бы этого сумасшедшего. У меня с ним были свои счеты. К сожалению, он оказался уже мертв. Я смог лишь помочиться на его труп и поглумиться над его призраком. Надеюсь, что его дух будет вечно бродить над этим кладбищем, со своим мечом и в этих идиотских латах. Но теперь — какая удача! — я нашел и этого монстра. Кардинал будет рад, когда узнает.
— Так что же, ты хочешь отвезти его туда?
Дюран смотрит на меня в изумлении.
— Зачем?
Он вытаскивает из сумки что-то, похоже на мобильный телефон. Один из тех механизмов, которые в начале XXI века заполонили Землю. Я уже не видел ни одного с тех пор, как…
Моя мысль замедляется.
Появляется образ письменного стола.
Человека со спутанными волосами, склоненного над одним из таких аппаратов, все детали которого выпотрошены и лежат вокруг.
Максим.
Дюран смотрит на меня. Он улыбается.
— Это твой сосед по комнате дал мне его. Тебе он дал это придурошное полевое радио, которое не работает, а мне — вот это.
Он держит смартфон в левой руке, так, чтобы я смог увидеть экран.
Подобная вещь, в этом нашем новом мире, кажется более сказочным, чем Экскалибур.[109]
Я и не думал, что они до сих пор существуют. И что они могут работать.
Четырехдюймовый экран показывает круг, на котором мелькают разноцветные точки: синие, желтые, красные.
— Когда вышел этот девайс, незадолго до войны, никто не понимал, как он работает. Его механизм был основан на том, что сенсоры смартфона могли различать разницу квантового потенциала. Что бы это ни означало… его называли «радар призраков», поскольку думали, что он может улавливать голоса мертвых, которые появлялись на экране. В реальности мертвые здесь были ни при чем, но вот квантовая физика — да.
— Это ерунда. Сотовой связи больше нет.
— Да, но эта программа не нуждается в сотах. Она передает информацию, используя квантовую механику. Как твое самодельное радио. Разница лишь в том, что оно не работает.
Я мог бы переубедить его. Рассказать ему то, что сообщил мне Готшальк. Но в этот момент в репродукторе телефона вдруг звучит слово, произнесенное женским голосом:
«СЛУШАЮ».
То же самое слово показывается на экране.
— Максим! Я здесь! — кричит Дюран.
На экране начинает мигать красная точка. Потом появляется новое слово:
«ОТЛИЧНО».
— Скажи кардиналу, что миссия выполнена.
«КАРДИНАЛ. СКАЗАТЬ».
— Я здесь, рядом с их Патриархом. Это монстр.
«ПОВТОРИТЬ».
— Это монстр. Одно из тех созданий, вышедших из ада.
«УМЕЕТ. ДЕЛАТЬ».
— Он вызывает мертвых. Он окружен зомби. Прямо сейчас в этой комнате их пять штук.
«ПОВТОРИТЬ».
— Он вызывает мертвых.
Долгое молчание. На зеленом экране телефона быстро чередуются красные, синие, зеленые точки. Потом телефон произносит только одно слово:
«УБИТЬ».
Не колеблясь ни мгновения, Дюран чиркает лезвием мачете по горлу Легиона, рассекая его. Струя темной крови хлещет до середины комнаты, пачкая мне лицо.
Как марионетки, у которых перерезали нити, пятеро живых мертвецов обрушиваются на землю.
Дюран издает победный вопль.
Я оборачиваюсь.
Алессия исчезла.
Неожиданно я ощущаю, что в комнате холодно и сыро. В ноздри мне бьет вонь трупов.
Дюран, положив телефон на ручку трона, кладет мне руку на лоб. Указательным пальцем он рисует кровью Патриарха какой-то символ.
«ДВЕРЬ», — говорит женский голос.
Символ, вышедший из-под его пальца, это треугольник.
Затем Дюран загребает горстью кровь и размазывает ее себе по всему лицу, так, что оно становится похожим на маску.
— Миссия выполнена, — говорит он шепотом. — Кого я тебе теперь напоминаю?
Я качаю головой.
«АКТИВИРОВАТЬ».
— Ты не помнишь тот старый фильм? «Apocalypse Now»?[110]
— Нет.
«ПОРА».
— Я выполнил все приказы. Теперь уже осталось совсем немного: нагрузить «джип» да вернуться домой. Ты поможешь мне все погрузить. Потом можешь остаться здесь, если хочешь.
«ХОЛОДНО».
«НИКОГДА».
«ДЕРЖАТЬ».
Я не отвечаю. Я больше не слушаю ничего и никого. Со склоненной головой, со сложенными вместе руками, я повторяю молитву Легиона, за упокой стольким мертвым сегодняшнего дня:
«Вечный покой даруй им, Господи, и вечный свет пусть светит им…»
Дюран фыркает:
— Хотя, если подумать, я и сам смогу это сделать. Немного труднее, немного дольше, но это не так уж важно.
«БОМБА».
— Мы запаслись соляркой, ее достаточно, чтобы добраться домой. Тебе нужно только решить, чего ты хочешь: помочь мне и вернуться в Рим вместе со мной или остаться здесь умирать.
«СИЛЬНО».
«НИКОГДА».
«ОПАСНОСТЬ».
Я смотрю вверх. Глаза Дюрана, на его лице, перепачканном кровью, горят, как у сумасшедшего.
Мачете теперь приставлено уже к моему горлу. Его лезвие надавливает на него, заставляя меня поднять голову.
— Ты решил что-нибудь? — сипит капитан.
Его дыхание ужасно, он воняет гнилью.
Я смотрю на тело Патриарха. На секунду останавливаюсь в изумлении, смотря недоверчиво.
Потом улыбаюсь.
Рука Легиона взмывает вверх, выбивая мачете из руки Дюрана. Лезвие царапает мою щеку и ударяется о стену.
Я бросаюсь на француза со всех сил.
Рука Легиона снова падает, обессиленная.
Маленькое чудо, которое спасло мне жизнь, исчерпало свои силы.
Дюран намного сильнее меня, но у него ранена рука. Мне без труда удается удерживать его, повалив на спину. Или, по крайней мере, мне так казалось, потому что неожиданно он с силой пинает меня коленом и, вскочив на ноги, осыпает серией ударов, хотя правой рукой ему и трудно управляться.
Итак, мне больше не на что надеяться. Голод истощил мои силы. Я чувствую, как на меня навалилась вся усталость, накопившаяся за дни путешествия.
Я шаг за шагом отступаю к центру комнаты, к водоему, вырытому в полу. Дюран наступает на меня, его удары все более точные и сильные. У меня опух глаз, сквозь пелену крови я вижу, как лицо Дюрана искривляет дьявольская усмешка.
Еще один удар парализует мою щеку. Пинок в колено валит меня на землю, следом еще один, в живот.
Капитан подбирает мачете и спокойным шагом приближается ко мне. А у меня даже нет сил подняться.
Схватив меня за волосы, он тащит меня к водоему.
— Хочешь помолиться в последний раз, священник? Или хочешь, чтобы я сделал это за тебя? Ведь мой бог более могущественный, чем твой!
Я мотаю головой. Моя верхняя губа разбита, в голове гудит.
Кажется, что мобильник Дюрана сошел с ума.
Женский голос продолжает механически повторять:
«ПЕРЕДАВАТЬ».
«ПЕРЕДАВАТЬ».
«ПЕРЕДАВАТЬ».
Я отрицательно мотаю головой еще раз.
Капитан поднимает мачете.
Прежде чем закрыть глаза, на какой-то момент мне кажется, что я различаю в глубине водоема белую луну, которая медленно поднимается, как будто уровень воды очень глубокий. Луна опускается, становится все больше и, поднимаясь, превращается в лицо.
Все это происходит в один момент, в то время как лезвие мачете поднимается, чтобы затем опуститься.
Бледное лицо Алессии возникает из глубины темной воды.
Это лицо серьезно, напряжено. Оно решительное. Его прекрасные черты хмурятся.
Вдруг, перекрывая все звуки, и даже этот раздражающий писк телефона, звенит громкий и властный голос. Он звучит в моей голове, но кажется, что он слышен и везде вокруг.
— Пришло время показать тебе, сколь велик Бог!
Алессия выскакивает из бассейна, сама как будто сделанная из воды, искрясь металлическим блеском. Ее руки хватают капитана за шею и поднимают его вверх. Мачете падает в воду. Я ошеломленный смотрю на Алессию и Дюрана, которые кружатся высоко под потолком, как будто в танце.
— Ты ничуть не лучше того убийцы, за которым гнался! — гремит голос Легиона.
Они кружатся все быстрее, как дервиши из легенд. Глаза капитана, кажется вот-вот вылезут из орбит. Его язык вывалился изо рта. Кожа на лице покраснела, вздулась. Ноги болтаются в воздухе. Они взбрыкивают два, три раза. Четыре. Потом замирают. Тело сотрясается в судорогах и тоже замирает.
Алессия открывает глаза.
Дюран падает, погружаясь в черную воду, которая поглощает его.
Алессия корчит гримаску, бросая на него холодный взгляд.
Я чувствую, как две руки поднимают меня за плечи.
Мне трудно удержаться на ногах, но, в конце концов, удается это сделать.
Алессия стоит передо мной. Я никогда не видел ее столь прекрасной.
