Роман Глушков - Повод для паники
Хотелось, конечно, чтобы этот бой сохранился в летописи реал-технофайтинга. Не потому, что он был красив и проходил в экзотическом месте, – просто я полагал, что принимаю участие в последнем сражении в истории этого вида спорта вообще. Так что продемонстрировать достойную игру было необходимо еще и по этой причине.
Дьявольский шквал бушевал в зале Закона. Огненный ураган разрывов расшвыривал по воздуху обломки убранства и кварцевые осколки стен. Я тоже вносил лепту в этот хаос, пусть не такую существенную, зато гибель бесценного экземпляра конституции следовало записать на мой счет. Укрывшись за постаментом с конституцией, Ахиллес, видимо, решил, что у маршала дрогнет рука стрелять в него через такую преграду. Не спорю, наверняка у маршала из Привычного Старого Мира и дрогнула бы, но у того, кто прошел науку варварского практицизма и научился давать вещам реальную цену, руки от подобного уже не дрожали.
Подумаешь, реликвия! Одной больше, одной меньше – таковых по всему миру отыщутся еще сотни. Если бы мне предложили из всего книжного наследия человечества выбрать самое ценное, я без колебаний остановил бы выбор на сундучке дяди Наума, содержимое коего при умелом использовании помогало пережить даже Конец Света. Великая созидательная сила скрывалась в мелких строках, написанных торопливым почерком. Если Ахиллес хотел гарантированно избежать снарядов моего «метеора», ему надо было реквизировать у Кауфмана одну из его книг и прикрепить ее к своим доспехам.
Град стальных шаров раздробил постамент и оставил от конституции лишь летающие по воздуху обрывки, уже через минуту сгоревшие в пламени очередного ракетного взрыва. Ахиллес вовремя догадался, что нашел не слишком удачное укрытие, и успел ретироваться за полсекунды до того, как беспринципный капитан Гроулер надругался над многовековой святыней.
После того как наш бой переместился на верхушку штаб-квартиры, его уже могли наблюдать не только толпившиеся у выходов члены наших команд, но и прочие горожане, кто находился в данный момент поблизости от Пирамиды. Только последним приходилось гадать, что же такое творится в зале Закона, поскольку доносившийся оттуда грохот и разлетающиеся во все стороны осколки рубиновых стен вряд ли проясняли картину. Тем не менее нашим собратьям этих примет было вполне достаточно, чтобы получить представление о ходе боя: противники еще не израсходовали боезапас, а значит, с учетом опыта обоих пока рано говорить о чьем-либо преимуществе. Вот когда у одного из капитанов иссякнут снаряды, тогда и можно будет ставить на победителя. Вопрос лишь в том, кто из нас окажется менее расточительным…
Когда нам с Ахиллесом приходилось одновременно перезаряжать оружие, на поле боя случались мгновения тишины. Мы затаивались за ближайшими укрытиями и, не выпуская друг друга из виду, спешно меняли обоймы, после чего возвращались к прерванному занятию. В одну из таких передышек Блондин даже снизошел до разговора.
– И это все, на что ты сегодня способен, Гроулер? – включив громкую связь, полюбопытствовал он. – Я в тебе разочарован! Ты ведь уже старик, а все куда-то лезешь и что-то кому-то пытаешься доказать!
– Просто я слишком добрый дедушка! – выкрикнул я. Мне приходилось надрывать голос, поскольку Хатори лишил меня всех видов связи, кроме командного окна на пикре. – Но на взбучку ты все равно напросишься!
Давала о себе знать сугубо профессиональная привычка. Работая на публику, мы всегда подначивали друг друга на арене подобными перебранками. Болельщики от них просто заходились в экстазе. Даже сейчас я не сумел удержаться от этой старой капитанской игры: за кем останется последнее слово.
– Размечтался, – злобно хохотнул Ахиллес. – Это не ты, а я чересчур добрый – дал тебе напоследок растрясти косточки! Растряс? Хватит! Теперь готовь гроб, дедуля!..
Оглушительно хлесткий, как раскат близкой грозы, треск разнесся по залу Закона. Звук напоминал выстрел снайперской винтовки, и я инстинктивно огляделся, недоумевая, откуда на арене мог взяться третий игрок. Однако никаких нарушений правил «контролки» не произошло – наши собратья просто не допустили бы этого.
Треск повторился. Теперь он продолжался гораздо дольше, и к нему добавился звон расколотого кварца. Несколько осколков упало с высоты неподалеку от меня. Забыв, что он находится в режиме громкой связи, Ахиллес грязно выругался, чего сроду не позволял себе на играх. Глядя вверх, мы на миг даже забыли друг о друге, так что заметь сейчас Блондин мою торчащую из-за укрытия голову, он имел бы возможность легко выбиться в победители. Но его, так же как и меня, встревожили звуки, доносившиеся из-под свода зала.
Однако, что бы там ни трещало над головой, долго рассиживаться на одном месте было для меня опасно. Как только осколки кварца отзвенели по полу, я вскочил на ноги и, стреляя на опережение, осыпал укрытие противника градом стальных шаров. Расходовать боеприпасы в таком темпе было нерационально, но я рассчитывал, что плотный огонь удержит Ахиллеса на месте, благодаря чему я подберусь к нему на расстояние точного выстрела.
Посмотрим, мерзавец, как тебе понравится такая растряска моих старческих костей!.. А это что еще за дьявольщина?..
Я даже присел от неожиданности, хотя чем-чем, а грохотом меня сегодня испугать было уже трудно. Я знал, что Блондин не стрелял из ракетницы, поскольку отчетливо видел его падающую из укрытия тень. Тень металась из стороны в сторону – Ахиллес судорожно пытался провести контратаку и припугнуть меня хотя бы неприцельным выстрелом. Но выстрела-то как раз пока и не было. Тогда откуда грохот?
Оттуда, откуда и треск – сверху…
Как я уже упоминал, в жизни меня не единожды били по голове, в том числе и сегодня. Вот и опять, когда перед глазами все дрогнуло и поплыло, ощущение было вполне знакомым и привычным. Разве что моя многострадальная голова никакого удара перед этим не испытала.
Верхушка Пирамиды, сама являвшаяся полноценной пирамидой размером со свой древнеегипетский прообраз, наконец-то не выдержала и рухнула, накрыв собой обоих бессовестных вандалов. Раздолбанный «метеором» и ракетницей, стенной каркас ослаб и уже не мог удерживать многотонные кварцевые панели. Мы же с Ахиллесом просто-напросто пощекотали пятки этому железному атланту, веками подпиравшему своды зала Закона. У титана, как оказалось, не хватило терпения выдержать такую усердную щекотку.
Сооружение провалилось внутрь сверкающим рубиновым водопадом, превратившись в груду битого кварца, часть которого тут же ссыпалась с десятого яруса и потекла по пологим стенам звонкими искристыми потоками. За несколько секунд знаменитая маршальская Пирамида изменила форму и обратилась в усеченную. На верхней плоскости новой Пирамиды образовалась грандиозная свалка – осколки кварца вперемешку с обломками металлоконструкций. Это и портило правильные геометрические очертания преобразившегося строения.
Мне несказанно повезло, что на момент обрушения я маячил не в центре зала, а с краю – там, куда с малой высоты упали лишь остатки кварцево-металлического обвала. Основная же его масса рухнула в середине яруса, местами проломив пол и выпустив потоки кварца на ярус накопителей.
Сама верхушка «пирамиды на Пирамиде» грохнулась с высоты добрых ста метров, разметав во все стороны разнокалиберную рубиновую картечь и обломки каркаса. Окажись я аккурат под лавиной, вряд ли «форсбоди» обезопасил бы мои старческие кости от этой небесной кары.
О противнике можно было в этот момент не переживать – с таким же успехом можно было бы попытаться попасть в мишень, стоя под Ниагарским водопадом. Я застыл на месте, совершенно растерявшись. Рушившийся вокруг мир вызвал во мне взрыв животной паники, однако взрыв этот прогремел внутри прочного бункера моей турнирной выдержки и наружу не вырвался. Паника гнала меня прочь отсюда, в то время как интуиция советовала прямо противоположное – замереть и не дергаться. Какому из этих двух чувств доверять, лично я не сомневался ни секунды.
Я и впрямь будто очутился под Ниагарским водопадом, причем весной, когда Ниагара только-только вскрылась ото льда. Мелкие осколки окатили меня сверху и брызгами застучали по доспехам, а нерасколовшиеся, подобные льдинам, панели несколько раз ощутимо ударили по шлему. Крупный фрагмент каркаса, что напоминал угодившее в водопад поваленное дерево, загремел в пяти шагах от меня. Даже стоя у края лавины, я трепетал от ее мощи, которая в центре зала была и вовсе губительной.
Именно оттуда – из звенящего на все лады ада – выстрелил тяжелый стальной обломок. Он шибанул меня по ногам, да так, что я крутанул в воздухе неуклюжее сальто и всем своим бронированным телом грохнулся в кварцевое крошево, а потом со скрежетом покатился по скользкому кварцу назад, к краю десятого яруса. Мне предстоял и вовсе немыслимый трюк: скоростной спуск по стене Пирамиды туда, откуда мы не так давно пришли, – на нулевой ярус. Однако вскоре шлем уперся во что-то твердое, и мое скольжение прекратилось. Бесспорно, отличный вышел бы тест на прочность «форсбоди», только я все-таки предпочел бы, чтобы в роли тестера выступал кто-нибудь другой. Да и не до тестов сейчас было.
