Александр Петров - Забавы жестоких богов
Джек знал, что с ним Энджи очень скоро станет несчастной, хоть никому и не признается в этом, но… Да и не Капитана, даже не Концепольского она любит — новизну взрослой, такой притягательной для девочки жизни, символом которой стал щедрый и богатый граф-выскочка.
Но Джек знал и другое, то, что отец души в ней не чает и вряд ли простит ему сердечную рану дочери, если Эндфилд, заморочив голову девочке, оставит ее… Теперь он обязан жениться, как честный человек… Единственным извиняющим обстоятельством может быть лишь предложение руки и сердца старшей сестре. Однако, выбрав Ангелину, Джек стал бы гораздо выше в клановой иерархии… Да и денег за нее дадут больше.
Эндфилд отхлебнул из бокала. Как странно сложилась его жизнь. Голодранец, нелюбимый ребенок, блестящий студент, курсант школы камикадзе. Безукоризненный солдат. Бунтарь, еще недавно готовый перевернуть мир. И вот теперь состоятельный человек, вхожий в лучшие дома, готовый сделать последний шаг, чтобы непоколебимо встать на одно из лучших мест жизни. И все же Капитан понимал, что цена этому — предательство. Теперь он часто будет прикладываться к бутылке. И Электронная Отмычка, который облизывался на широкие перспективы успешных и выгодных игр, здесь Эндфилду не помощник, поскольку дело касалось недоступных его нечеловеческой части понятий. Разве что поможет всему стать Электронной Отмычкой.
Джек опять вспомнил молоденькую красивую дурочку Энджи, уверенную в своем исключительном праве на него, и следом — своего ведомого, который пошел на таран, спасая от гибели живой гиперрадар группы, зажатой стократно превосходящим противником, вылавливающий перемещения недоступных никакой автоматике крейсеров-истребителей врага, закрытых маскировочным полем, без данных которого все корабли крыла были обречены на уничтожение. Его, майора Джека Эндфилда, с тем чтобы он стал собственностью красивой пустоголовой кошечки и инструментом для отмывки денег ее папаши.
Вспомнил свою гордую и презрительную фразу Конечникова о том, что «драконы» не видят дальше собственного носа. Видят… Наверное, тогда они уже знали, куда заведет Джека дорога, которую выбрали за него и по которой Капитана гнали, используя банальный метод кнута и пряника.
Яркое солнце било в комнату сквозь жалюзи. Эндфилд открыл глаза. На него, улыбаясь, смотрела Ника. Джек потряс головой, поднялся на кровати, потянулся, положил руки на плечи девушки и мягко повалил ее на себя, сжал соски руками, уткнулся носом в развилку груди, вдыхая упоительный запах ее тела.
— Проспал, — удивленно сказал он, — впервые в жизни проспал. И неудивительно. Какая же гадость мне снилась всю ночь!
— Что-нибудь про войну? — спросила девушка, запустив свои пальцы ему в волосы.
— Не только. Сначала ко мне явились мертвые «драконы» с предложением вновь вернуться на службу… Потом снился кошмар про то, как мы расстались, иногда настолько реальный, что я и сам забывал, что это сон.
— Вот как? — девушка подняла голову и внимательно посмотрела на него. Как это было?
— Слава богу, не на самом деле, — ответил Капитан, поднимая голову и ловя ее взгляд.
— Джек, расскажи, — почти потребовала Ника.
— Зачем?
— Чтобы этого никогда не случилось. Сны ведь никогда не бывают просто так…
— Ладно. Мне приснилось, что из-за меня погибли тысячи пилотов Черного Патруля, а я, мало того что отказался помочь им, но сделал на разгроме флота огромные деньги.
— Да, милый, это действительно страшно… — Княжна провела рукой по его щеке. — Неудивительно, что ты стонал всю ночь…
— Потом было хуже, — Эндфилд покачал головой. — Мне казалось, что я смогу все переиграть и почти добился своего, но тут…
— Что случилось? — с тревогой спросила девушка. Капитан страдальчески поморщился.
— Не знаю, стоит ли говорить, но ты все равно вытащишь это из меня. Он вздохнул и выпалил: — Ты предала меня.
— Ну вот… — горько сказала Ника, отстраняясь от него. — Старые песни. Ты, видимо, до сих пор в глубине души считаешь меня соглядатаем Службы…
— Да, — удивленно сказал Джек. — Действительно, в моем сне ты была секретным агентом, который следил за мной, более того, Управительницей Жизни.
Девушка внимательно наблюдала за ним, не скрывая своей обиды.
— Милая моя, это ведь было не на самом деле.
Эндфилд сел на кровати, прижал Нику к себе, нежно гладя ее по голове и плечам.
— Что тебе еще снилось? — спросила она неопределенным тоном.
— Потом были долгие месяцы без тебя… Ты просила меня позволить тебе остаться, но… Я пожалел, что был тогда непреклонен… Скажи, отчего, когда я прикасаюсь к твоему телу, меня преследует ощущение, что я так долго не держал тебя в объятиях? Отчего мне так горько, будто мы встретились после долгой, разлуки и сейчас же расстанемся вновь?
— Ты хотел бы, чтобы все осталось по-прежнему? — Она спросила это голосом, в котором клокотали сдерживаемые рыдания. — Наш дом на Деметре, лето, радость, любовь безо всяких жестоких условностей внешнего мира. Скажи мне, она вдруг схватила его за плечи, впиваясь своим взглядом в его глаза, — скажи мне, без вранья, скажи мне это, пока ты…
— Пока я не проснулся, — потрясение сказал Капитан. — Ты ведь это хотела сказать…
Мир потерял четкость. Эндфилд с воплем вскочил с кровати. Наваждение закончилось. Он был в своей спальне, в доме на Победе, который так и не стал ему убежищем. Он обернулся и встретился глазами с Никой, которая внимательно наблюдала за ним. Управительница Жизни сидела рядом. Ее высокая грудь судорожно ходила от волнения. На щеках слезы прочерчивали мокрые дорожки. Она смотрела на него с любовью и надеждой на невозможное. Девушка была прекрасна и соблазнительна в своей наготе и отчаянном чувственном порыве.
Капитан внимательно разглядывал Нику, пытаясь понять, чего можно ждать от нее еще, и вдруг он почувствовал, что она ближе ему всех друзей, «драконов»-мастеров, идей, убеждений, представлений о чести и долге. Понял, что их связь выходила далеко за пределы его биологического возраста, поворотных вех современной цивилизации, всех этих падений и возрождений космических княжеств, империй и республик, уходя корнями в давно прошедшие былинные времена. От понимания этого у Эндфилда закружилась голова.
«Ты наконец осознал это. Я рада. Признайся себе самому…» — раздалось в его мозгу.
«Нет!!! Хватит меня дурачить!!» — мысленно закричал Джек, ставя непроницаемый ментальный экран.
Девушка потухла и сникла. Она встала, взяла со столика пачку, вытряхнула сигарету, щелкнула зажигалкой и нервно затянулась. Все ее движения говорили о том, как она огорчена и расстроена. По спальне поплыл резкий запах гашиша. Живая Богиня ткнула тонкую черную сигарету в пепельницу, полную окурков, которые накопились за ночь, пока она ждала пробуждения Эндфилда. Капитан не курил, но всегда держал курительные принадлежности для гостей. Глядя, как девушка с жадностью втягивает ядовитый дым, Джек вдруг понял, что Управительница Жизни никуда не ушла из его жизни даже физически. Стали понятными слабые, на грани восприятия, запахи духов, почти незаметные следы помады и туши на простынях, следы влаги на подушке, легкие складки на покрывалах, остатки тщательно убранного пепла и почти неощутимый привкус шалалы в воздухе, которые Капитан относил на счет расстроенного воображения. Она бывала в доме в его отсутствие, садилась в его кресла, ложилась в его постель, брала мелкие безделушки. Плакала, вспоминала Джека, впитывала атмосферу дома, пытаясь снова ощутить то время, когда была дорога Эндфилду.
— Ответь мне, мой любимый… — мягко попросила девушка.
— Прошлое не вернуть. Ты предлагаешь мне, чтобы я снова сыграл роль болванчика, но уже на качественно новом уровне?
— Я не понимаю…
— Раньше я не догадывался, что ты проверяешь меня, используешь и приглядываешь за мной. Теперь тебе нужно, что бы, зная обо всем этом, я продолжал бы валять тебя в постели, срать, пить, срать и делать вид, что лучше такой жизни ничего не бывает, — зло бросил Капитан.
— Джек… — потрясение сказала Управительница. — Ты хоть сам-то понимаешь, как твои слова, как твой ум противоречит твоему сердцу. Пойми, наконец, что есть только ты и я, а все остальное — так, фон жизни. Если бы я могла рассказать, чего мне стоило, чтобы ты жил вообще…
— Ну и поведала бы очередную сказочку спецотдела. Я, может быть, всплакнул бы, поверил… — Эндфилд нервно усмехнулся. — Ника, все это слова. Пока мне ясно одно — ты предала меня, когда до победы оставался один шаг.
— Ну, как я могла позволить, чтобы жизнь снова превратилась в разграфленную таблицу, мертвую схему, где нет места неожиданности, живому чувству. Как я могла не помешать тебе, если на командные места купленных тобой компаний уже готовились прийти отставные «драконы», чтобы стать законченными рационалами, рабами твоих сумасшедших идеек. Прости меня, любимый. Мне было тяжело сделать тебе больно.
