"Фантастика 2025-122". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна

– И вот за этим белые в церковь ходят? – отсмеялся Эркин.

– А фиг их знает, за чем. Понимаешь, он балаболил, ну… как заведённый. Я не слушаю, а ему и не надо. Стоит и зудит. Накормил, правда, честно. А так-то, я знаю, они каждое воскресенье в церковь ходят. Слушают.

– Работы там нет. Помнишь, ходили.

– Там свои слуги.

Солнце ещё высоко, но жар его становится мягче. Во дворе появляются люди. Опять высыпают дети, мужчины со стаканами рассаживаются на верандах.

– Забегали. Скоро обедать позовут.

– Ленч хорош был. Посмотрим, как с обедом.

– Посмотрим. Нам сколько, три сарая осталось?

Эркин быстро отступил на шаг, окинул взглядом груды чурбаков и брёвен.

– Два. У последнего много. И этот, третий.

– Видно, перед ним и есть будем.

– Посмотрим. Может, и сейчас.

– По моим часам, – Андрей хлопает себя по животу, – уже пора.

– По моим тоже, – смеется Эркин.

Андрей на секунду застывает с вскинутым над головой топором и насаженным на него чурбаком и, резко опуская вниз, шепчет.

– Уже забегали. На этом сарае идём.

– Давай. Как кончим, сами подойдут.

– Точно.

На этот раз их позвали в другой дом. На такую же пустую прибранную кухню. И опять всего по два. Два стакана с чем-то красным, две тарелки густого фасолевого супа, две тарелки с жареным мясом, картошкой и какой-то зеленью, два стакана, заполненных непонятной бело-розовой массой.

– Вот это да! С ума сойти, как кормят, – восхитился Андрей.

Всё расставлено так, что ошибиться в порядке нельзя.

– Будем жить, – улыбнулся Эркин.

Судя по всему, следовало начать с красного. Чуть подсоленная густая жидкость, на поверхности которой плавали зелёные листочки, что-то напоминала, вкус был приятен, но Эркин не мог вспомнить, что это. Андрей тоже пил как-то неуверенно. Допив, подцепил и отправил в рот прилипший к краю стакана листочек.

– И что это было?

– Пойди и спроси, – Эркин уже подвинул к себе тарелку с супом. – Травить нас не собираются. Чего ещё?

– Это конечно… Суп хороший.

– Угу. И мяса не пожалели.

Андрей все косился на бело-розовую массу с воткнутой в неё ложечкой. Это полагалось на конец обеда, но оторвать от нее взгляда он не мог. Может, поэтому и Эркин взялся за свой стакан так осторожно, будто ждал подвоха. Стакан был холодный, и масса тоже холодная и сладкая. На языке она сразу таяла, холодя рот и горло. После первой же ложки Андрей издал приглушенный стон и дёрнулся, испугав Эркина.

– Ты чего? Припадочный?! Стол перевернёшь.

– С ума сойти… Чтоб мне век свободы не видать… Ты знаешь, что это?

– Ну? – Эркин заинтересованно облизал ложку.

– Это же мороженое!

Эркин поперхнулся. Слышать он слышал, но ни разу не пробовал, даже не видел.

– Лечь не встать, с ума сойти!

– А я про что?

Андрей так выскребал стакан, что Эркин засмеялся.

– А ты его выверни. Наизнанку.

Андрей только поглядел бешено, но тут же улыбнулся.

– Помог бы вывернуть.

Забывшись, они говорили в полный голос.

– Вам понравилось?

Если бы их плетью сейчас вытянули, они бы так не удивились. Но в кухне они теперь были не одни. Когда и как она появилась, они, занятые обедом, не заметили, но в проёме маленькой незамеченной ими раньше двери стояла она, и за её спиной горела сильная лампа, отчего они различали только её силуэт и даже не могли бы с уверенностью сказать: белая она или нет. Андрей вскочил на ноги, но остался у стола, а Эркина отбросило к входной двери. А она, словно не заметив их смятения, продолжала.

– Я рада, что вам так понравилось. Я сама его делала. Вы так работали, что я решила вас угостить чем-то особенным, необычным, – у нее был мелодичный, очень красивый, но какой-то неживой голос.

– Да, мэм, спасибо, мэм, – невнятно пробормотал Андрей, пятясь к Эркину.

Она негромко переливчато засмеялась.

– А пили вы томатный сок. Но… но неужели вы никогда его не пробовали? Удивительно! Вы довольны обедом?

– Да, мэм, мы пойдём, мэм, – тихо сказал Эркин, нашаривая ручку двери.

– Я очень рада, – повторила она и совсем тихо, почти шёпотом сказала: – До свидания.

Эркину наконец удалось открыть дверь, и они выскочили во двор.

Только на третьем бревне Андрей смог высказаться.

– Ну не фига себе!

– Мгм, – не слишком вразумительно ответил Эркин.

– Нет, скажи, как подобралась. Ведь ничего не слышали. Или она там так и сидела с самого начала?

– А я откуда знаю?

– И чего вылезла?! Мы и так уже уходить собирались. И лампа зачем? День же. И солнце.

– Это-то понятно.

– Так объясни.

– А чтоб мы её не разглядели. Когда против света, лица не видно.

– Ч-чёрт, верно. Видеть видели, а узнать не узнаем. Ну ладно, а вылезла тогда зачем?

– Да фиг с ней. Если о всех беляцких причудах думать… А обед был хороший.

– Это да. Всегда бы так кормили.

– И всегда так работать?

Андрей засмеялся.

– Тоже верно. Смотри. Всего один остался. Но зато не меньше грузовика тут вывалили. Ну, пошёл?

– Пошёл.

Жара незаметно, совсем незаметно спадала. Просто солнечные лучи уже не жгли, а грели, стало легче дышать, разлитый вокруг свет уже не резал глаза, и не сразу высыхал пот, холодя тело.

– Всего ничего осталось.

– Вперёд не заглядывай, труднее будет.

– Знаю.

Медленно остывающее солнце сползает за дома, в тени становится прохладно. Они продолжают работать в прежнем ритме, но близящийся конец работы отпускал подавляемую усталость. Каждый удар топора, оставаясь сильным и точным, требует теперь больших усилий. Но со стороны это прежние ловкие быстрые движения.

Уложены последние поленья, подобраны щепки. Они заносят козлы, Эркин укладывает на место пилу и топор. Андрей оглядывает сумеречный сарай.

– А здорово ты его обиходил. Я помню, какой развал был.

– Ну да, – у Эркина нет уже ни сил, ни желания что-то выдумывать. Да и конечно, если он сам помнит все дома города, где ему пришлось работать, все закоулки станции и рынка, то почему у Андрея будет по-другому? Понял, так понял.

Они выходят, Эркин затворяет дверь, надевает и застёгивает рубашку, и они не спеша оглядывают двор. А ведь и не скажешь, что с утра тот был завален брёвнами. Только, как и утром, в центре стоят женщины, хозяйки. И они идут к ним. Выпрямившись. Хотя больше всего хочется сейчас лечь, распластаться и закрыть глаза, и чтоб ничего больше не было. Но по неистребимой привычке скрывать усталость, как боль, они идут твёрдо и ровно.

– Принимайте работу, – Андрей улыбается непослушными отяжелевшими, как и всё тело, губами.

Кто-то, вроде не Женя, но Эркину уже неважно кто, протягивает им деньги. Он берёт после Андрея три радужных четверных кредитки, складывает их и прячет в нагрудный карман.

– Спасибо, мэм. Всегда к вашим услугам, мэм, – благодарит Андрей.

– Спасибо, мэм, – повторяет за ним Эркин.

И уходят они вместе, как пришли утром, закрывая за собой ворота.

На улице Андрей останавливается, и Эркин по инерции чуть не налетает на него.

– Однако попахали мы сегодня, – тихо смеётся Андрей.

И Эркин невольно ухмыляется в ответ.

– Руки как не мои.

– Ага. Завтра, как думаешь, на станцию?

– Если проснусь, – Эркин сводит и разводит лопатки.

– К утру жрать захочешь, проснёшься. Ладно, я пошел. Бывай.

– Бывай.

Вечерний двор наполнен голосами. Эркин вошёл уже через калитку и, как всегда, не глядя по сторонам, прошёл в дом. На лестнице он дважды спотыкался, цепляясь носками кроссовок за ступеньки.

Женя обернулась к нему от плиты.

– Накормили, – опередил он её вопрос, непослушными пальцами вытаскивая деньги. – Вот, возьми.

– Чаю хоть выпей.

– Нет, – мотнул он головой. – Нет, Женя. Умоюсь и лягу. Ничего больше не надо.

Она хотела что-то сказать, но увидела его лицо – он перестал за ним следить – и промолчала.