Андрей Стригин - Раса
— Есть, — уверенно говорит Дмитрий, — меньше десяти процентов.
— Нам говорили, что никто ещё не прошёл.
— Стращают, если было бы так, интерес у народа исчез бы. А ведь, ставки заключают. Здесь такие деньги крутятся.
— Обнадёжил.
— Да, уж, — благодушно улыбается.
Присаживаемся за стол, он пододвигает блюдо, заполненное хорошо прожаренными кусками мяса:- Наедайтесь, завтра сильными надо быть.
Подходит ещё народ, рассаживаются рядом, с интересом поглядывают на нас. Все, как на подбор, рослые, крепкие. У каждого в глазах живёт надежда.
Разговорились. Оказалось, многие из Севастополя, часть из Симферополя, несколько, бывшие Питерцы. А, с Дмитрием, оказывается, вообще жили на одной улице, Советской. Он в десятом, а я, тридцать втором доме. Во, как бывает!
В бараке пахнет не очень, очевидно баньку, узникам, не предлагают. Нам надоело нюхать запахи, выходим в загон. Прогуливаемся вдоль решёток, о жизни мечтаем. Таких, как мы, немного. Кто-то сидит на корточках, пару человек занимаются борьбой, один, держится за толстые прутья, тоскливо смотрит на вольный мир.
Дмитрий, не отходит от нас ни на шаг, всё вспоминает как бегали на Приморский бульвар, ловили бычков в Чёрном море, ели фруктовое мороженое,…. Детство вспоминает. С сожалением поглядываю на мощного мужчину, не нравятся его воспоминания, обычно, так, перед смертью.
Мы, так больше размышляем, как выбраться отсюда. За оградой возятся бородатые мужики. Вроде, как, занимаются делом, но, иной раз, да поглядывают на нас. Следят. А за оградой, пост стоит, мужики с топорами и мечами. Ну, куда бежать? Допустим, прорвёмся здесь, а в посёлке, куча народа. Поймают, как пить дать. Детей вызволить необходимо. Поэтому, я оборачиваюсь к Дмитрию:- Это точно, кто пройдёт Полосу препятствий, свободным станет?
— Так и будет. Без этой изюминки, интерес пропадёт, и у нас, и у зрителей. Кстати, тот мужик, что привёл вас, в прошлом был рабом. Смог пройти дистанцию, теперь, свободный человек, нас охраняет.
— Сволочь! — зло говорит Семён.
— Почему? — удивляется Дмитрий.
— Раз остался, значит, нравится.
— Козёл! — добавляю я. — Будет возможность, морду начищу.
— А куда ж ему идти? — округляет глаза Дмитрий.
— Куда угодно, но, здесь, не оставаться.
— Резонно, — чешет голову собеседник. — Я, точно уйду.
Смотрю на него, сильный мужчина, ни капли лишнего жира, мышцы, словно высушены сухим ветром, змеятся под кожей. Вроде, не слишком рельефны, но скручены между собой, как волосяная тетива лука. Небольшое усилие, и
потенциальная энергия разрядится как конденсатор, и вознесётся в резонансе, сокрушая всё на пути. Недаром Дмитрий, эти годы существовал, лишь, в окружении своей небольшой семьи, отбиваясь от первобытного зверья и нашествия лесных людей. Шанс пройти Полосу препятствия, у него больший, чем у других.
Он рассказал о своей жене, по его словам — настоящая амазонка. Говорит, от её имени пахнет морем, звать Мариной. Сыновья, как подросшие волчата, Александр и Евгений.
Люди, Вилен Ждановича, и не пытались сломить их оборону. Но, подкараулили там, где он их не ждал, накинули сеть и, он здесь. Я всё убеждаюсь, выжить в одиночку, никак нельзя. Пусть ты, даже "Бэтман", из американских сказок.
— Продолжишь так же жить, на отшибе у всех? — спрашиваю его, но заранее знаю, такие люди, как он, второй раз, на грабли, не наступают.
— В одиночку не выжить, вздыхает он, — убедился. В Град Растиславль, подамся. Слышал, Великий князь, хоть и деспот, — меня коробят его слова, — всё же, о народе своём печётся.
— И в чём же, он такой деспот? — украдкой спрашиваю, Семён ухмыляется, незаметно корчит мне рожи.
— Разгуляться не даёт, всё, в жёстких рамках закона. Грудью свободно не вздохнёшь, сразу уткнешься в какие-то правила.
— Зато, в своём хуторе, сам себе был закон, — усмехаюсь я.
— Ага, — не замечает подвоха Дмитрий. — А вы, случаем не из Града Растиславля, — он наклоняет голову, смотрит из нависших бровей.
— Мы? Ну,… да,
— И как вам Великий князь, Никита Васильевич?
— Мне, нравится! — с воодушевлением говорю я, Семён фыркает в рукав.
— Наверное, действительно, не плохой мужчина, раз его подданные о нём хорошо отзываются, — делает глубокомысленный вывод наш собеседник.
— Мужчина, он, действительно не плохой, — смеётся Семён, пихая меня локтем.
— Я хочу попросить вас об одной услуге, — Дмитрий внезапно становится суровым, глаза стекленеют, — вдруг, что со мной случится, возьмите мою семью в Растиславль. Это в излучине реки Альма, на возвышенности. С одной стороны гора, стёсанная как седло, без леса, абсолютно голая. Это главный ориентир. С другой стороны, обрывы, склоны в "живых" камнях, едва держатся в земле.
— Что-то ты скисаешь, друг мой. Сам приведёшь, — я стараюсь возмутиться.
— Почему-то, детство вспоминаю, не к добру, — вздыхает он. Я с Семёном, переглядываемся.
— Мы отведём их в Град Растиславль, — серьёзно говорю я.
В глазах сильного человека мелькает признательность. Он, почему-то уверен, нам под силу преодолеть пыточную Полосу препятствий. Он, как добропорядочная собака, признал в нас волков. Опытные люди, всегда в состоянии оценить силу других.
Не спеша, проходит день, лезем в вонючий барак. Мужчины стараются отвлечься от предстоящего испытания, кто как может. Кто-то играет в кости, другие, бесцельно склоняются по бараку, часть спит, или делает вид, что спит. Дмитрий, отодрал кусок доски, обстругивает её — хоть какое, но оружие. Правда, если выпустят медведей, они не заметят этой щепки.
Прилёг на необструганные доски, вспоминаю, чему учил Зирд. Ругаю себя за то, что был таким плохим учеником. Хотя, если разобраться, сам Зирд, овладевал магией ни одно столетие. Что требовать от меня, земного человека, едва царапнувшего сорокалетний рубеж.
Незаметно подкрались гнусные сумерки, глазом не моргнёшь и — утро. На ум ничего не приходит. Прекрасно осознаю, даже, если пройдём Полосу препятствий, увечий не избежать. Перспектива не радует.
Семён, по своему обыкновению, тихо мурлычет песенку. На него зло косятся, но замечаний не делают. Трудно воспитывать человека, с такими мышцами.
— Сам Росомаха прибудет на "аттракцион", — неожиданно заявляет Дмитрий.
— Какая, росомаха? — приподнимаюсь на локтях. Но уже знаю, о ком он говорит. Совсем плохо. Этот, точно узнает нас.
— Генерал, Виктор Павлович, прозвище у него такое. Преданный пёс самого императора Вилен Ждановича. О нём ходят легенды, лишь, князь Аскольд, ему ровня.
— Дела, — встаю с нар, Семён перестаёт мучить публику, замолкает.
— Слышали о нём?
— А кто не слышал, — нервно прохаживаюсь.
— Нам, какое дело, до него, — не понимает нашу реакцию Дмитрий.
— Дела, нам, до него, никакого нет, — соглашаюсь я. — А вот у него, к нам…. Всё, пора спать, завтра непростой день.
Утро, как обычно, приходит неожиданно, в вонючий барак, врывается свежий ветер, мотылёк, занесённый сквозняком, с грохотом бьёт меня в лоб, прорываются светлые лучики Солнца, оживляют убогое помещение.
Народ нехотя поднимается с запотевших досок, лица хмурые, злые.
— Быстрее, рабы, приводим себя в порядок, и строиться в загоне, — знакомый мужик, со шрамом от уха до шеи, возвышается в проёме, добродушно посмеивается. — Жрать, не советую, если распорите живот, пищей залепите кишки. А это — инфекция.
— Во, гад, беспокоится, — обозлился Семён.
— Гнида, — соглашаюсь я.
Толпясь, выходим из барака, щуримся от яркого света. Полным ходом идут приготовления. Вдоль Полосы препятствия, устанавливают длинные скамейки, на шестах развешивают разноцветные ленточки, доносится запах жареного кабанчика.
Настроение у жителей приподнятое, праздничное. Бабы нажарили семечки, малышня бегает с леденцами на палочках. Много воинов. Все в доспехах, держат мечи и тяжёлые копья. Стоят шеренгами вдоль "аттракциона".
Привлекает внимание один человек, он отличается от всех большим горбом на спине и застывшим лицом, словно маска одета на изуродованное лицо. Его побаиваются, но не трогают. Он долго смотрит на нас, от его взгляда, мороз проходит по коже. Словно и не человек он вовсе. Наконец он уходит, смешивается с толпой, но, его взгляд, всё равно ощущаю, изучающий, холодный.
Прибывают первые гости, публика разнообразная. Кто пешком, кто верхом на прирученных лошадях, кто на повозках.
Хмурюсь, наблюдая за прибывающими людьми, для них, это, праздник, развлечение. Радуются как дети. Невероятно как быстро растеряли сострадание, доброту. Разбухла в душах гниль. Так, потихоньку, скатятся до уровня людоедов.
Внезапно слышится барабанный бой, голосят дудки. Народ срывается с места, бежит встречать неких высоких гостей.
— Строиться в загоне, — ревут надсмотрщики. Свистят плети, нам приходиться поспешно становиться в одну шеренгу.
